Адвент

– Да я и не без конца, – сказал Костя. – Я только иногда. Ты же тоже говорила, что думаешь про что-то, про что не хочешь думать.

– Не совсем, – возразила Аня. – Я говорила только, что я чувствую, как будто я в тупике. Чувствую, а не думаю.

Дома вокруг тонули в сумерках. В окнах зажигался свет.

– Мама, я бы очень хотела вот такую красивую фиолетовую лампочку, как у людей вон в том окне, – сказала Стеша.

Вечером, когда Аня со Стешей уснули, Костя немного поработал, потом встал размять ноги и принялся, по своему обыкновению, ходить по тихой полутёмной квартире туда-сюда. Заглядывал в чёрные окна, трогал корешки книг, прихлёбывал кофе из чашки. Костя любил Аню и Стешу, но ему не хватало одиночества. У них была только одна комната, она же кухня.

Костя остановился у большой пыльной коробки на книжном стеллаже, в которую давным-давно сложил свои школьные и университетские конспекты по матану, линейной алгебре и другим математическим дисциплинам. Поставил коробку на пол и сел рядом. Внутри было много пыли. Костя помнил цвет каждой тетрадки и мог точно сказать, что именно записано в каждой из них. Он нумеровал и конспекты, и страницы; при необходимости – подклеивал к ним дополнительные листы; пользовался ручками разных цветов и системой обозначений.

Костя вынул ярко-голубую клеёнчатую тетрадь, сдул с неё пыль, встряхнул и раскрыл. Десятый класс. Тетрадь раскрылась с тихим треском: когда-то она немного отсырела, а теперь подсохла. Костя понюхал разворот. Он пах точно так, как всегда пахли его школьные тетради. Всё было исписано почерком Кости- старшеклассника: мелким, упругим, уже не детским. Хвосты игреков переламывались пополам, торопливые равенства ещё иногда были похожи на букву «зет» – с годами Костя стал писать их аккуратнее. Этот почерк, впоследствии развитый, усовершенствованный, утверждённый, Костя когда-то позаимствовал не у кого-нибудь, а у учителя математики в интернате.

Сам учитель никогда не смеялся

он инициировал смех

а это требует серьёзного вида

он теребил свой длинный нос

складывал губы в трубочку

и потом что-нибудь такое изрекал

например, про лужный гуманизм

или ещё что-нибудь такое же

сыркостическое

его фамилия была Сырков

Эс-эс-сыр – Сан Саныч Сырков

ещё про него говорили «сыронией»

одним словом, он был прямо-таки воплощением

не просто остроумия, но такого, до которого ещё дорасти надо

такого остроумия, которое льстит слушателям

не снисходит до них, не спускается

а наоборот – поднимает их до себя

бывают учителя, которые шутят, чтобы

казаться своим парнем

чтобы развлечь класс

не то Сырков

он совершенно не нуждался в том, чтобы

подлизываться к ученикам

усмирить учеников было очень просто —

достаточно было

заставить их решать задачки

сырония и сырказм были только приправами

сыпанул – и пламя смеха слегка поднимается

а потом снова к делу

просто допинг, ничего более

но была у них в классе одна

по-настоящему смешливая девица

её звали Маша

дочка архитектора

она обладала невероятным пространственным воображением

может, наследственным, чёрт знает

Маша предпочитала решать всё, что можно,

геометрически

она всё могла представить в виде сущностей

парящих в пространстве

линий, лилий, россыпей песка

всё могла повернуть и увидеть,

сама этим управляла

в общем, это была удивительная девушка

она и сама была очень красивой в пространстве

Косте очень нравилась Маша

вернее, нет, это было сложнее

Маша нравилась ему как ландшафт

ему нравились разные её части

он любил её уши – совершенной формы,

совершенного цвета

розоватые

Маша носила каре, чёрные тяжелые волосы

сверкающие и чёрные, как шлем Жанны д’Арк

и ухо редко было видно

его можно было сторожить и караулить

вдруг Маша, задумавшись, прилежно заложит за ухо прядь тяжёлых волос

как занавесь отодвинет

и ухо какое-то время пунцовеет на воздухе

Косте нравилось, как Маша щурится

она была близорука

и он любил её медленные карие улыбчивые глаза

потому что Маша часто улыбалась

она была приветливая и необыкновенно

добрая девочка

ко всем она относилась почти ласково

Да, Костя любил в ней всё, и всё издали, и всё по частям

всё любил наблюдать, и мог наблюдать

бесконечно

однажды на физкультуре, в саду, Маше

в кроссовок попал камешек

и Косте довелось увидеть её ступню

и он очень удивился

ведь Маша была девочка очень крупная

высокая, толстая

да, наверное, кто-то сочтёт, что так говорить невежливо

и некрасиво, но чего плохого в том, чтобы быть толстым или худым,

быть толстым – не двойка за внешность,

Маша была толстая,

большая, высокая, крупная, с мощными бёдрами

с большой грудью

и Костя думал, что ступни у Маши такие же – крупные

немного припухшие, с короткими пальцами,

как у малышей, только побольше размером

но оказалось совсем не то

оказалось, что ступни у Маши узенькие

и пальцы на них длинные

как у самого Кости! —

Маша была, оказывается, той же породы

что и он сам, —

от этого открытия Костя совсем потерял голову

он стал смотреть на Машу и видеть её живот

видеть её грудь, он с ума сходил от этого

ландшафта

он хотел бы в нём затеряться, бродить там, в холмах

быть внутри

и вместе с тем ему было немного не по себе

ему казалось, он делает что-то неправильное

он чувствовал

что своим взглядом как будто расчеловечивает Машу

ведь Маша была самым человечным человеком их класса

она всегда (Костя знал) поступает

на максимум этики

на максимум совести,

она умеет быть тихой и ласковой

умеет быть решительной,

потихоньку действовать правильно

или негромко поднять голос за справедливость

она как тяжёлый балансир их класса

балансир устойчивости, их негласный психолог,

человек, благодаря которому они чувствуют себя чем-то целостным

и при этом её роль остается незамеченной

и так оно и должно быть

Костя частенько думал о том

как бы ему сказать Маше о своём чувстве

но тут он справедливо прозревал системную ошибку

нельзя говорить целому человеку

о чувстве к его частям

Костя чувствовал, что если говорить честно

он отделял Машу от её тела, от частей её тела

её природу – от неё самой

он не мог сказать о своём чувстве

а если бы попытался объяснить всё честно

и не добился бы ничего, кроме удивления

лёгкого отчуждения, возможно

Маша, которая могла понять всех людей в классе,

не поняла бы Костю;

и Костя точно об этом знал

его разъятые на части чувства были бы

не поняты целой Машей

поэтому Костя молчал медлил

продолжал видеть сон о ландшафтах Маши

о долинах её, холмах

поэтому ситуация никак не развивалась

А между тем Маша сама

чуть больше любила одного из них, чем всех других

В их классе не было отстающих учеников

все любили математику

но был у них такой Миша, и он был немножко слоупок

Миша чуть медленнее прочих и думал, и решал

он был немного простоват,

но это только как будто

и почему-то неудивительно, что именно его