Страница 9 из 13
– Он прячется ото всех, – произнесла Рита, и в ее голосе Китайгородцев что-то уловил. То ли насмешку, то ли осуждение.
– Он занят работой, – вступилась за отца Аня.
– Да, но за два дня, что я здесь, он ни разу к нам не вышел. Я даже не знаю, как он выглядит.
– Он действительно очень занят, – сказала Аня. Кажется, она испытывала неловкость за своего отца, хотя его и защищала.
Анатолий спрятал пистолет в кобуру.
– Они заняты! – всплеснула руками Рита. – Они все очень заняты!
Похоже, осуждала не только Аниного отца, но и своего собственного… Да, их родители могли обеспечить своим детям всё, что угодно, за исключением разве что личного общения. Они покупали дочерям билеты на заграничный лыжный курорт, полностью их экипировали, снабжали деньгами и еще совали при прощании в карман пластиковые кредитные карты – так, на всякий случай, чтоб дочурки ни в чем себе не отказывали… И там, на курорте, эти «два одиночества» встречались, и им было, действительно, так одиноко в этой жизни, что даже по возвращении домой они мечтали о скорой встрече – и встречались, хотя для этого надо было долго трястись в поезде.
– Пусть еще принесут вина, – попросила Рита.
Аня не возражала. Через две минуты все тот же охранник принес бутылку, поставил ее на стол – и удалился.
– А помнишь, как мы на курорте пили грог? – спросила у подружки Рита.
– Да. В первый же вечер.
– Я тогда накаталась… «Накаталась», ага… Нападалась! Впервые на лыжи встала. Там инструктор был еще такой… Бестолковый… Вечером пришла в бар. Скучища! Я – одна… Никогда больше не буду ездить за границу одна! Хорошо, что ты в баре оказалась в тот вечер…
– Да, когда ты ко мне подошла…
– А помнишь того очкарика-немца, который к нам подсел?
Обе засмеялись, одновременно вспомнив.
– Он нас грог учил пить, – смеясь, пояснила Китайгородцеву Рита. – А мы его – русскую водку. Ну, и как ты думаешь, кто из нас троих в конце концов якобы по старинному русскому обычаю лезгинку танцевал?
– Немец, – сказал прозорливый Анатолий.
Раздался общий смех.
– Ага, но он лезгинку на столе танцевал, – добавила Рита. – Бармен, видя это, вообще был в предобморочном состоянии.
Уже за полночь, когда Аня засобиралась к себе, пошел снег. Крупные хлопья сыпались с неба в полной тишине. Единственный фонарь у входа освещал разбитую накануне машину Аниного родственника. Снег уже присыпал место повреждения, и смотрелась машина очень даже ничего.
– Как нелепо всё получилось, – вздохнула Аня, печалясь о случившемся происшествии. – Завтра Андрей Ильич обещал всё исправить.
– Он разбирается в машинах? – заинтересовался Анатолий.
– В машинах разбирается автомеханик. У нас тут гараж, – махнула рукой куда-то за деревья. – Андрей Ильич сказал, что за день всё поправят.
Неширокая дорожка, ведущая к хозяйскому особняку, была очищена от снега, – но завтра тому, кто счищает снег, придется снова тут поработать.
– Где тут у вас охрана? – спросил у Ани Китайгородцев. – Богданов просил меня не подходить к дому слишком близко.
– Здесь никого нет. Только в доме.
Они действительно дошли до порога, никого не встретив.
– Спокойной ночи, – сказала Аня.
– Спокойной ночи.
Девочки расцеловались, и Аня ушла.
– Я тоже не люблю своего отца, – сказала неожиданно Рита.
Анатолий промолчал.
– Вот тебе он заплатил деньги. Ну, не тебе лично, ладно, твоей фирме, этому, как его… Как твоя фирма называется?
– «Барбакан».
– Что за слово такое мудреное?
– Мой шеф долго работал в Польше. У поляков барбакан – это такое укрепление, прикрывающее вход в крепостные ворота. Что-то вроде башни.
– Вот, мой отец заплатил деньги и нанял тебя. И точно так же он и меня нанимает. Тебя – как телохранителя, меня – как дочь.
– Я не понял, – признался Китайгородцев.
– Что тут непонятного? Он оплачивает все мои капризы, а я за это должна быть пай-девочкой, хорошей дочерью. Он мою любовь хочет купить за деньги.
– Но не получается?
– А ты мог бы к кому-то хорошо относиться за деньги?
– Я не знаю.
– А я знаю, – отрезала Рита.
Ночь, тишина, падает призрачный снег… Выпито вино, и так саму себя жалко – прямо до слез.
Китайгородцев уловил состояние души своей спутницы и молчал, зная, что ничем он ей помочь не сможет. Да и не нужна ей ничья помощь. Бывают моменты, когда человек чувствует себя одиноким, даже если вокруг него множество людей, готовых ему помочь.
Утром, пока Рита спала, телохранитель решил прогуляться. Вышел из дома. Всё вокруг было завалено снегом: деревья, дорожки, разбитый накануне автомобиль… Анин родственник как раз освобождал свое авто от снега.
– Полюбуйтесь, – сказал он хмуро, – что эти подонки натворили!
Повреждения были незначительны, но хозяйское сердце явно обливалось кровью.
– Это поправимо, – ободряюще произнес Китайгородцев.
– Я сейчас в гараж. Не хотите со мною прокатиться?
– Это далеко?
– Сразу за главным домом.
– С удовольствием.
Сели, поехали.
– А я думал, что вы – из тапаевской охраны, – вдруг сказал Анин родственник.
И это так прозвучало, будто он раньше об Анатолии плохо думал, а теперь вот глаза у него раскрылись, и он даже готов извинения принести… Уловив такие интонации, Китайгородцев немало удивился сделанному им открытию.
– И – что? – спросил он осторожно.
– Ну, решил, что вы – его человек.
– Это не очень хорошо, по-вашему?
– Не люблю я его просто.
– Кого?
– Родственничка своего.
– За что? – Анатолий попытался смехом все обратить в шутку.
– Сволочь потому что, – мрачно произнес его собеседник.
«А он действительно держится как-то особняком, этот мужик, – подумал Китайгородцев. – Все время торчит в гостевом доме. К Тапаеву и не рвётся. Или Тапаев его сам видеть не хочет»?
– Он на деньгах сидит, – продолжил мужчина. – И в конце концов этими своими деньгами подавится. Вот вы из Москвы, я слышал?
– Из Москвы.
– Там у вас, может быть, так и положено, чтоб забор в три метра, собаки злющие и проволока под током…
Кивнул на забор, мимо которого они как раз сейчас и ехали.
– Это сигнализация, – поправил собеседника Китайгородцев.
– Вот именно, что сигнализация! – совсем озлобился водитель. – Крепость соорудил! Трясётся! Родственников принимает только по списку!
«Значит, это сам Тапаев его видеть не желает», – решил Анатолий.
– А тут такого не любят. Все равно ему тут не жить. Среда не принимает. Так что он только думает, что ненадолго уедет…
– Тапаев собрался уезжать?
– Ну!
– Куда?
– За границу! – недобро засмеялся мужчина. – Для поправки, наверное, здоровья!
– А когда?
– Сразу после юбилея. Водочки попьёт, чемоданы соберёт, и – ноги уносить. Вот любовницу свою еще прихватит… Вы его любовницу знаете?
– Нет.
– Скоро должна приехать. Она единственная этого дурака не боится и делает с ним что хочет. Сына отцу не показывать пятнадцать лет – это круто? Круто! – произнес торжествующе-зло.
– Какого сына?
– Тапаевского сына. У него ведь ещё один сын есть. От любовницы этой. А вы разве не в курсе?
Автомеханик, работавший в гараже Тапаева, оказался неулыбчивым щуплым парнем, больше похожим на подростка. Несмотря на ранний час, он уже был облачен в спецовку, а его руки – перепачканы машинным маслом.
– Вот что они тут натворили, – сообщил ему тапаевский родственник. – Полюбуйтесь! И еще деньги хотели стребовать!
Его причитания не произвели на механика ни малейшего впечатления. Парнишка вытер руки ветошью, осмотрел пострадавший автомобиль – и все так же молча скрылся в недрах огромного гаража, в котором стояли три легковые машины. Четвертую выкатили наружу сегодня утром, на свежем снегу остались следы. Тапаевская машина. «Пятисотый» «Мерседес». Стоит, сверкает, чуть припорошен пылью… В районе замка дверцы водителя лакированная поверхность обезображена царапинами. Китайгородцев подошел ближе, всмотрелся, задумался.