Слепая Вера

– Тебе не стоит просить у меня прощения, – произнесла Вера глухо. Как бы она ни пыталась храбриться, но происходящее все-таки выбивало ее из колеи. – Я сама виновата в том, что случилось. Мне не стоило заниматься тем, что не под силу.

В этот момент послышался звук открываемой двери.

– Как она? – шепот принадлежал женщине.

– Проснулась, – ответил, как поняла Вера, дед Давьерры – Иагон Меир.

После этого он встал, а его место занял кто-то другой. Головы коснулась теплая ладонь. Немного повозившись, Вера кое-как села. В теле чувствовалась слабость. Голова слегка гудела.

– Как ты, милая? – спросила женщина мягким, сдавленным голосом. Судя по всему, она отчаянно сдерживала душившие ее слезы.

– Все хорошо, – ответила Вера. Называть незнакомую женщину матерью было пока сложно, но Вера понимала, что должна вести себя как можно более естественно. В конце концов, ей еще жить с этими людьми. Не хотелось бы вызывать у них больших подозрений. Именно поэтому она чуть неуверенно добавила: – Мам.

В тот же момент ее обняли. Женщину била крупная дрожь. Она все-таки расплакалась.

– Маленькая моя, как же так? – из-за рыданий ее голос звучал хрипло. – Как же так получилось, моя хорошая? Прости нас, прости нас, милая.

– Мам, – Вера постаралась сдержать слезы. Ей самой было обидно, страшно и грустно, но она даже не думала плакать. Просто когда кто-то настолько сильно страдает, то что-то внутри откликается и слезы начинают течь сами по себе.

– Ну все, хватит, ты пугаешь ребенка. Прекрати, Асалия, ей нельзя расстраиваться.

Мать Давьерры явно не хотела уходить, но Иагон был крайне настойчив. В конечном итоге ему удалось выгнать горько рыдающую Асалию за дверь.

– Беспокойная женщина, – ворчливо произнес Иагон немного рассерженно. – Сказал же… – он осекся, словно вспомнив, что в комнате не один.

Не имея возможности видеть, Вера обращала внимание на малейший звук. Иагон подошел ближе к кровати, а потом послышались легкие всплески. Она тут же попыталась идентифицировать звук. В голове сразу возникли воспоминания об отжимаемой в воду тряпке.

Спустя некоторое время кровать прогнулась под тяжестью, а потом к коже на ее лице прикоснулось нечто мягкое и влажное. И пусть Вера догадалась, что Иагон что-то делал в тазу рядом с кроватью, прикосновение оказалось полной неожиданностью. Именно поэтому она вздрогнула, едва не отшатнувшись.

– Я просто хочу стереть слезы, – пояснил Иагон. – Кожа вокруг глаз тоже немного повреждена. Слезы соленые. Сейчас ты не испытываешь дискомфорта, но если оставить их сохнуть, то позже будет очень больно.

Вера зажмурилась, прогоняя соленую влагу из глаз. Она застыла, чувствуя, как Иагон аккуратно вытирает ее лицо.

– Чего-нибудь хочешь? – спросил он, закончив.

«Домой хочу. А еще увидеть и обнять сына. Дочитать книгу, которую начала только вчера. Узнать, чем все закончится», – именно такие мысли бродили в ее голове, но все они остались глубоко внутри. Вместо этого она произнесла:

– Хочу есть.

Стоило ей сказать это, как дверь снова открылась, но шагов Вера не услышала. Она рефлекторно повернула голову в сторону двери, сразу огорченно поморщившись. Всё-таки к своему необычному состоянию ей придется привыкать чуть дольше, чем казалось.

– И чего ты там встал? – буркнул Иагон.

Кто-то в тот же момент вошел и тихо закрыл за собой дверь. Несколько шагов – и неизвестный обогнул кровать и сел на край.

– Как она? – произнес вопросительно мужской голос.

– Что ты у меня спрашиваешь? – возмутился дед. – Она перед тобой и даже не спит.

– Как ты, Ерра? – совершенно не смутившись из-за возмущений Иагона, спросил мужчина у Веры.

Если учесть, что в этом доме жило только четыре человека (по крайней мере, только о четырех рассказывал клерк), то выходит, это отец Давьерры. Сокращенное имя звучало в его исполнении очень мягко.

– Все хорошо, – ответила она и кивнула, словно хотела этим добавить своим словам больше достоверности.

В тот же момент ее погладили по волосам. Вера слегка вздрогнула, но не отстранилась. Прикосновение было осторожным, будто человек опасался, что она рассыплется даже от такого движения.

– Ты должна знать, что мы тебя никогда не оставим, – произнес мужчина. – Мы все очень любим тебя, Ерра. Я понимаю, что тебе сейчас очень трудно, но каждый из нас готов поддержать тебя.

– Спасибо.

Странно, что отец Давьерры вообще завел этот разговор. Что именно он хотел этим сказать? Разве не нормально поддерживать своих близких в трудные времена? Какой родитель способен бросить ослепшего ребенка? Впрочем, семьи, наверное, разные бывают. К тому же это ведь другой мир. Кто знает, какое тут отношение к таким инвалидам, как она. Вполне возможно, что их на самом деле выгоняют из дома, не желая тратить время на пустое и бесполезное создание.

– Я очень ценю это, – добавила Вера серьезно и посмотрела точно в то место, откуда шел голос.

Видя безжизненные глаза белого цвета, Уоррен ощутил горечь. Его дочь была настоящей красавицей. Уже сейчас к нему поступали многочисленные предложения о помолвке. Естественно, он знал, что его отец давно устроил судьбу Давьерры, поэтому отклонял все. Сам Уоррен полностью разделял выбор отца. Семья Харт – отличная партия. К сожалению, он также понимал, что это они не дотягивают. В конце концов, кто они такие? Обычная семья, живущая почти на границе королевства и не имеющая в столице никаких связей. А Харты не только принадлежали к старой знати, так еще были на хорошем счету у королевской семьи.

Глядя на своего покалеченного ребенка, Уоррен в глубине души осознавал, что им придется отказаться от помолвки. Столица не примет слепую девушку в качестве жены сына генерала. Это можно было бы проигнорировать, вот только Уоррен понимал, насколько черными бывают сердца людей. Он не хотел, чтобы его единственный ребенок страдал из-за постоянных насмешек. А в том, что они будут, он был полностью уверен. Всё-таки жены офицеров никогда не следовали за мужьями к месту службы. А это значит, что Давьерре придется жить в столице, полной ядовитых завистливых змей.

Но, даже понимая все это, Уоррен не спешил говорить с отцом. Сейчас, глядя на безжизненные глаза, он решил, что подождет еще пару недель, и тогда обязательно обсудит создавшуюся ситуацию с главой их небольшой семьи. Он надеялся, что все поймут его опасения. Все же жизнь, здоровье и счастье единственной дочери гораздо важнее богатства, власти и хороших связей, которые им были бы обеспечены после свадьбы.

Оглядев Ерру, Уоррен вдруг подумал, что после произошедшего его дочь как-то изменилась. Казалось, будто сам воздух вокруг нее стал другим.

   До трагедии Давьерра всегда была милой, тихой, но улыбчивой девушкой. Она редко смеялась, но на ее губах почти всегда играла теплая улыбка. Ее голос был негромким, а в глазах таилась нежность. Она напоминала мягкую воду.

А сейчас это ощущение пропало. Уоррену на короткий миг показалось, что на месте Давьерры совершенно другой человек. Не было больше улыбки. Губы дочери были плотно сжаты, а брови чуть сдвинуты к переносице, словно она о чем-то напряженно размышляла. Ее аура изменилась, стала более тяжелой. Теперь она походила на спокойную воду, которая под гладкой поверхностью таит неведомые опасности.

Да и движения изменились. Давьерра всегда двигалась плавно, красиво. Уоррен знал, что многие, кто видел ее впервые, были заворожены этими гипнотическими движениями. А сейчас все это куда-то ушло. Даже голову Ерра теперь поворачивала по-другому.

В том, что случилось, Уоррен винил себя. Они часто оставляли дочь одну, отговариваясь занятостью. Их девочка постоянно сидела в пустом доме, занимаясь с книгами самостоятельно. Конечно, она говорила, что одиночество ее вовсе не тяготит. При этом всегда мягко улыбалась. Этой улыбке невозможно было не поверить.

Если бы он уделял своему ребенку больше внимания. Если бы он взял ее в тот день с собой в город. В конце концов, она вполне могла помочь с лавкой. Уоррен вспомнил, что Ерра пару раз просила у них с матерью разрешения помогать им. Но они тогда отмахнулись от нее, заверив, что ее помощи на ферме вполне достаточно.