Песнь копья

– Почему твой пёс рыщет вокруг, когда ему положено отдыхать в тепле, Намган? – вместо приветствия спросил Лодбарг, снимая пальто.

– Ах, друг мой, – коротышка поднялся со скамьи и обнял старшего смотрителя, – рад видеть тебя в здравии! Олтаны до сих пор там?

– Воет.

Намган всплеснул короткими руками и зашёлся бранью на родном наречии.

– Я его уже и умолял, и свежей костью манил, а он всё никак не хочет заходить, стоит у ворот и лает только! Клянусь бородой Туландара, я думал он перестал уже дурачиться!

Торговец засеменил к двери где висело его пальто хонь, стал с трудом надевать тяжёлую одёжку поверх многочисленных халатов.

– Всё от этого мертвеца, больше не от чего!

– Какого…

– А! Не знаешь ещё, что за подарок я вам притащил! – Намган запахнулся поглубже, втянул голову в воротник. – Твои унесли. Вниз.

Когда старший смотритель вышел на мороз, торговец стоял у открытых ворот, а его огромный пёс был по другую сторону. Намган увещевал, а Олтаны лаял и скулил, подползал к хозяину, но тут же отскакивал, когда тот пытался добраться до ошейника.

– Разгрузили, старшой. – Смоля трубку, приблизился Брокген, толстый, крепкий и очень подвижный гном.

– Он сказал что-то о мертвеце.

– Мелкий-то? Да, притащил подарочек! Я его поблагодарил!

Старший смотритель направил стопы к входу в крипту, Брокген буркнул под нос бранное слово и заторопился следом. Его, разумеется, не звали, однако толстяк никому бы не пожелал оказаться там в одиночестве. Они сняли с крючков лампы при дверях и стали спускаться по каменной лестнице, чувствуя, как вместе с холодом крепчал неприятный запах.

Горы взымали со смертных дань, подвергая их испытаниям погодой, когтями чудовищ, и зубами зверей. Если мертвецы находились близ Государевых дорог, близ постов, оставлять их просто так не полагалось. Во всяком случае, гномов и хиллфолков1. Об остальных, в ком не было родной крови, особо не волновались. Как правило, смотрители собирали покойников в специально отведённых местах и ждали приезда жреца для оправления общего ритуала. Затем их сжигали.

Криптой этот каменный мешок называли потому, что «склад для мертвецов» было слишком долгим именем. Жрец не приезжал к ним уже много лет, отчего на многоярусных деревянных стеллажах стало тесно. А ведь через Дарг’гхабар не пролегали важные торговые пути.

– Где? – спросил старший смотритель, но ответа не услышал. – Брокген!

Помощник вздрогнул и отнял взгляд от стеллажей. Тела лежали там совершенно неподвижные, но из-за неверного света казалось, что изуродованные холодом лица корчились.

– Там, старшой, на пол положили. Он длинный очень, не сообразили сразу, куда засунуть.

Они прошли к дальней стене крипты, где во мраке лежало человеческое тело, действительно длинное, а ещё тощее. Его немного очистили от снега, так что получалось разглядеть задеревеневшую одежду, всю сплошь чёрную. Сапоги, штаны, кафтан с длинным рукавом, перчатки и плащ.

– Ни мехов, ни шерсти. Где Намган его нашёл?

– Сказал, что поблизости.

– Неужто? Как близ наших мест оказался человек, придумавший идти в горы без тёплой одежды?

– Я как-то не подумал…

– Что это?

На мертвеце был странный головной убор, – его затылок обтягивала чёрная ткань, крепившаяся к серебряному ободку, шедшему от уха до уха через темя. От него же на левую половину лица спускалась непроницаемая чёрная вуаль. Попытка заглянуть под неё не удалась.

– Примёрзла что ли?

– Старшой, не трогай лучше.

– Довольно! Либо веди себя как мужчина, либо наточи бритву.

– Говоришь как мой старик.

– Толковый он, верное. Как поживает?

– А что ему сделается, старому грибу? Старшой, оставь ты его уже. Странный покойник.

Из открытой плоти виднелась только правая половина лица, принадлежавшего мужчине. Белая кожа обтягивала скулы и челюсть так туго, будто могла порваться, из глубокой глазницы смотрел снулый глаз, губы растянулись, являя оскал чёрных зубов.

– Видимо, перед смертью он жрал уголь, не иначе, – язык, всё внутри чёрное… клянусь кремнием и камнем, действительно жуткий!

– Старшой, идём, пускай лежит себе.

Они поднялись наверх, в загустевший снежный вечер и увидели, что ворота были закрыты. Лодбарг вернулся в общий зал башни, где застал опечаленного гостя.

– Он не зашёл, – горько воскликнул торговец. – Мой бедный Олтаны один в ночи!

– Интересно, сколько ирбисовых шкур я смогу получить, когда взойдёт солнце. – Попытка ободрить не возымела успеха. – Ладно тебе, этот пёс загрызёт даже медведя, он сможет постоять за себя!

Намган шмыгнул носом.

– Расскажи-ка лучше, где ты нашёл человека?

Малорослый гном печальным голосом поведал, как сам недавно поднимался по серпантину. Он ехал верхом на Бурме, своём яке, а Олтаны разведывал дорогу, взламывал грудью наст, рыл траншеи по глубокому снегу, – веселился. Вдруг Намган заметил, что цангао остановился впереди, раздалось рычание. Это было странно, ведь итбечи с щенячьих клыков учили своих собак хранить тишину на снегу, не призывать лавины громовым лаем. И всё же цангао что-то взволновало. Когда гном приблизился он увидел, что из снега произрастал тонкий чёрный стебель руки со скрюченными лепестками-пальцами.

– И ты решил притащить его? Зачем?

– А что делать? – развёл руками Намган. – Олтаны был необычно взволнован, я решил, что дух этого мертвеца не ушёл на перерождение, а остался прикован к телу! Если бы я просто продолжил путь, он мог бы оскорбиться и последовать за мной, знаешь ли! Мне не нужны такие попутчики, Лодбарг!

В качестве знака, охраняющего от дурных сил, Намган прижал к уху кулак.

– Я провёл краткий ритуал проводов, но решил всё же забрать его к вам. На всякий случай.

– С тех пор собака странно ведёт себя?

– Да, странно… Теперь мне кажется, что Олтаны с самого начала просил оставить труп в покое. Но это ведь он навлёк на меня… это он нашёл…

Оставив гостя, старший смотритель распорядился запереть решётчатые двери крипты и отправился к себе, творить священное действо письменности. Он был обязан вести журнал.

***

В глубокой безлунной ночи над постом разносился вой львиногривого цангао и рык снежных барсов. Одинокий гном в шубе, прохаживался по стене с мушкетом и выдыхал пар. То и дело он замирал, когда эхо начинало метаться между скалами и биться об стены. Казалось, что в темноте то распалялся, то затухал бой между зверями.

– Бедолага, – пробормотал гном, кутаясь в шубу.

Он продолжил движение от одной небольшой жаровни к другой, ненадолго задерживаясь возле искорок тепла. В голове своей гном уже представлял, как будет отогреваться, работая ложкой, пока сменщик морозит бока снаружи. Тёплые добрые мысли… Что-то громко звякнуло внизу, на крошеном подворье, часовой оглядел хозяйственные пристройки со стены.

– Денглад, это ты? Давно пора, мошонка кротовая, я тут уже совсем околел! Денглад?

В тусклом свете ламп он не увидел сменщика, не увидел вообще никого, на дворе было пусто. Снаружи особенно тоскливо взвыл пёс и часовой вздрогнул всем телом. Поразмыслив немного, он всё же решил спуститься во двор.

Медленно падал снег в маслянистом свете, под ногами хрустело. Осмотревшись, гном заметил, что одна из решётчатых створок крипты оказалась открыта. Так быть не могло, ведь он сам давеча наматывал на них цепь и вешал замок. Кому могло прийти в голову спускаться туда в столь поздний час?

Приблизившись, гном заметил, что обе лампы висели на своих крючках при входе. Он сразу понял, что никто в здравом уме просто не мог отправиться вниз без света, а значит… от той мысли тело сковало оцепенение и, когда на плечо гнома легла рука, он не сразу смог понять это.

– Не шуми, – прозвучало за спиной совсем тихое.

Гном сбросил путы ужаса и развернулся только чтобы мушкет оказался вырван из его крепких рук. Высокая тёмная фигура нависала над стражем перевала, её черты были неразличимы, но в верхней части тлела алая искра.

1

Хиллфолки – устойчивая раса, результат метисации эльфов и людей.