Кукла наследника Какаяна

Разговор перешел на книги. Оказалось, что весь свой досуг девушка посвящала запойному чтению, предпочитая лакированные произведения жанра «фэнтези» дамским романчикам, которые она считала вопиющим искажением действительности.

– А ты… что читаете? – спросила она меня одновременно на «ты», как клиента, и на «вы», как интеллигентного человека.

– «Франкенштейн» – слышала?

Серафима пожала плечами. И вдруг меня осенило:

– Читала «Три толстяка»?

Девушка так и взвилась.

– Ты чё! Мы в школьном театре представляли эту постановку.

– Кого же ты там представляла? – чужим голосом спросил я.

– Куклу наследника Тутси, – просияла Серафима и прошлась по кафе походкой заводной куклы.

Она ничуть не удивилась моему предложению. О цене мы столковались так легко, что я пожалел о своей поспешной щедрости. Я пообещал выдать девушке семь тысяч перед началом операции и столько же по её успешном завершении. То есть, после её замены механической копией. Когда и каким образом произойдет эта замена, я пока не знал. Но для меня, как для приговоренного к смертной казни, и несколько дней оттяжки казались целой вечностью. И я, как беременная школьница, надеялся, что через несколько дней все рассосется само собой. К счастью, Серафима не спрашивала меня о сроках контракта. У меня даже сложилось впечатление, что она рада самой возможности поблаженствовать в чертогах олигарха.

Успех переговоров превосходил все мои ожидания. Мы настолько остались друг другом довольны, что в качестве бонуса девушка предложила продемонстрировать мне свои уникальные способности. Для этого мы должны были немедленно отправиться через дорогу, в новый торговый центр «Грёзы Кахора». Но если нас встретит кто-нибудь из её знакомых, надо говорить для конспирации, что я дядя Саша из Челябы.

Насколько я себя помню, я впервые оказался на людях рядом с такой красотой. Серафима на каблуках была почти на голову выше меня, её смуглые ноги струнами уходили в головокружительную высь, а сквозь эфемерное платьице просвечивало символическое белье. Это зрелище было настолько диким посреди озабоченного дневного города, что на нас таращились прохожие. И вместо законной гордости я испытывал жаркий стыд.

Серафима рассказывала о своем новом номере, посвященном юбилею Куликовской битвы, в котором она и ещё одна девушка будут изображать поединок Пересвета с Челубеем. На них будут трусы и лифчики из настоящей кольчуги, которые они, с благословения епископа, будут срывать друг с друга копьями. А потом Серафима в роли Пересвета прикует Челубея к шесту и как следует выпорет плеткой.

Нервно посмеиваясь, я не смел прямо взглянуть на Серафиму, чтобы изучить её досконально, и лишь боковым взглядом улавливал её обнаженное коричневое плечико, на котором была изображена причудливая изумрудная змейка с рубиновыми глазами, раздвоенным языком жалящая собственный хвост. Это было невероятно: матовая кожа Серафимы отражала солнечный свет, как обивка кожаного дивана. На ней, даже с самого близкого расстояния, не было заметно ни малейшего изъяна, характерного для самой идеальной младенческой кожи: ни единой оспинки, царапинки или родинки, никакого тебе пушка или волоска. По сути дела, Серафима даже меньше напоминала живое существо, чем её пластмассовая копия Аманда.

И вдруг я совершил поступок, совершенно мне не свойственный. Я не удержался и ущипнул эту чужую девушку за руку. Отчего-то мне взбрело в голову, что при таком искусственном виде, она, должно быть, не чувствует и боли.

– Ты чё, мужик, я не пОняла! – некрасиво взъелась Сим-Карта. К сожалению, она была живая, слишком живая. Человеческая, слишком человеческая, – сказал бы на моем месте Фридрих Ницше.

Я присел на кованую ограду напротив магазина «Грезы Кахора» и закурил. Через минуту на витрине отдела женской одежды, между манекенами, появилась Серафима, которая успела густо накраситься. Девушка заговорщицки «сделала мне ручкой» и тут же замерла в заманчивой позе. Я ужаснулся. Мне казалось, что её немедленно разоблачат, обматерят и выволокут вон. Что меня вместе с нею отпинают свирепые охранники. Что прохожие будут останавливаться и со смехом тыкать в неё пальцами. Что зря я затеял всю эту авантюру с куклой.

Ничего подобного не произошло ни через минуту, ни через десять, ни через полчаса. Моя задница уже отсохла сидеть на железе, я весь изъерзался, искурил оставшиеся сигареты, а она даже не шелохнулась. Наконец, и сам я, сравнивая её с соседними манекенами, перестал понимать, кто есть кто и какая из этих пластмассовых фигур только что дефилировала со мной по улице. Очевидно, Серафима погрузила себя в какой-то профессиональный транс, который мог продолжаться столько времени, за сколько уплачено. Скорее я сам упал бы в обморок от изнеможения, чем она шевельнулась

Я указал пальцем на часы и скрестил руки перед грудью. Серафима, только что не подававшая признаков жизни, скорчила забавную рожицу и сделала реверанс. Проходившая мимо загорелая баба с двумя клетчатыми капроновыми мешками в руках испуганно вздрогнула, энергично плюнула и посмотрела на меня с классовой ненавистью. По возрасту она могла быть моей одноклассницей.

Сразу после открытия магазина мы отправили коробку с Амандой в Долину Бедных, и я стал ждать разоблачения. Я подскакивал в своей тумбе от каждого телефонного звонка и пытался угадать, с кем и о чем сейчас говорит Франкенштейн. Каждый раз мне мерещилось, что речь идет о кукле и обо мне. А каждый новый посетитель казался мне порученцем Какаяна, пришедшим по мою душу.

Несмотря на все таланты моей дерзкой сообщницы, я теперь сомневался, что ей удастся надуть прожженных Какаянов. Жизнь не сказка. Что если она чихнет, вскрикнет от боли, захочет в туалет? Сколько времени она сможет обходиться без воды и пищи? А ну как злой мальчишка захочет оторвать ей ножку или выковырнуть глазик?

Рабочий день близился к концу, но я все не верил в свое избавление. Очевидно, меня не трогали лишь потому, что куклу не успели распаковать. Или бедную Сим-Карту сейчас пытают гориллы Какаяна, выколачивая из неё подробности. А может, она решила, что лучше получить половину суммы живой, чем полную – мертвой. И сбежала в Челябинск.

Какаян позвонил в самом конце рабочего дня. На сей раз это был именно он, а не галлюцинация. Через приоткрытую дверь директорского кабинета я совершенно отчетливо услышал, как Франкенштейн угодливо произнес:

– О да, Ахав Налбандянович, я весь внимание.

Как бы в качестве разминки я подошел к двери и увидел в щелочку, что Франкенштейн стоит за своим столом навытяжку, с выпученными глазами, и слушает бесконечный монолог на той стороне провода. Этот односторонний разговор продолжался минут пятнадцать. Он показался мне чтением моего обвинительного приговора. Затем Франкенштейн сказал:

– Рад стараться.

И положил трубку.

Он выскочил из своего кабинета так бурно, что я чуть не схлопотал дверью по лбу. Продавщица перестала сметать пыль с электропенисов на верхней полке и замерла с метелкой в руке, подобно Лотовой жене. Мне показалось, что Франкенштейн сейчас ударит меня по лицу и, хотя его удар не мог причинить мне большого вреда, я подался немного в сторону.

– Это по вашу душеньку, Александр Сергеевич, – Франкенштейн оскалился всем своим челюстно-лицевым аппаратом, словно хотел расхохотаться или зарыдать, но не мог. Его землистое лицо покрылось зелеными и бордовыми пятнами. Он впервые назвал меня на «вы», по имени-отчеству, и это было страшнее отборного мата.

– Сегодня, в шестнадцать часов тридцать две минуты по московскому времени завершилось испытание электронно-механической сексуальной куклы «Аманда» производства Японской империи, – левитановским голосом объявил Франкенштейн. Он определенно сбрендил. – Студент Анастас Какаян, двадцати одного года, вступил в контакт с устройством «Аманда» в присутствии родственников, гостей и специалиста по психиатрии, после чего достиг эрекции через сорок одну минуту и эякуляции в течение двадцати двух секунд. По всем психофизиологическим параметрам аппарат «Аманда» значительно превзошел девушек биологического происхождения, дающих эрекцию в одном случае из сорока и эякуляцию – в нуле случаев. Наш покупатель, всемогущий Ахав Какаян, рыдает на том конце провода от счастья. Его единственный сын спасен.