Страница 4 из 7
Страна, благословленная столькими Буддами, принимала нас в сумерках, которые придавали всему какой-то потусторонний вид.
Ступа Боднатх
В Катманду все еще держались старые добрые времена. Страну открыли для иностранцев всего несколько лет назад, и туристов было пока совсем мало. Потоки хиппи тоже еще не хлынули сюда. Если кто-нибудь на машине сбивал корову в индуистском районе, то его ожидали большие проблемы, если ему не удавалось доказать (часто с помощью своевременных подношений), что это животное – божество индуистов – само решило свести счеты с жизнью под его машиной. Два или три прочных такси старого образца, среди них древний «вольво», который никогда не нуждался в ремонте, были предвестниками бесчисленных помятых «дацунов» и «тойот», которые теперь делают улицы Катманду небезопасными. На высокой скорости – чтобы экономить бензин – и с непрестанными гудками они лавируют по узким улочкам Катманду, и здесь действительно видна разница двух культур: местные носильщики-кули, ручные тележки, велосипедисты и пешеходы с ангельским терпением уступают им дорогу, в то время как туристы разъяряются от этого шума. Тогда, как и теперь, воду для питья нужно было кипятить, а фрукты – тщательно очищать от кожуры, чтобы избежать огромного множества экзотических микробов. В бесчисленных храмах почти каждый вечер можно было встретить людей из местного племени невари, носителей культуры. Они пели древние буддийские медитационные тексты под протяжные мелодии ручных органов и резкие звуки барабанов. Это была музыка, проникающая прямо внутрь, она оказывала сильное воздействие.
Ум обретал покой на исторических улицах этого города, и стоило о чем-то подумать, как это вскоре происходило. Например, если мы собирались навестить друзей, они обычно встречались нам на полпути со словами: «Привет, я как раз шел к тебе». Часто то, чего мы хотели, попадало к нам в руки прежде, чем мы успевали точно сформулировать желание, и это не переставало приносить ощущение удивительной радости. Множество буддийских храмов тысячелетней давности и непрерывные линии преемственности йогинов создали вокруг долины Катманду поле силы, в котором ослабевали оковы привычного противоречия между духом и материей.
Не было недостатка и в химических препаратах. В то время гашиш, самый крепкий в мире и самый чистый по своему воздействию, можно было легально купить у государственного торговца, а затем не спеша проверить его качество в верхней комнате, пока дочь торговца приносила чай и болтала с вами о следующем урожае. Впоследствии качество гашиша понизилось, и к нему стали что-то подмешивать. Кроме того, высоконравственные американцы платят теперь непальскому правительству, чтобы оно запрещало гашиш – по крайней мере официально.
Конец шестидесятых был временем таких колоритных личностей, как Восьмипалый Эдди – армянин, практиковавший магические жесты в чайной под названием «Салон». Он возымел сильное влияние на многих длинноволосых «поэтов» в Катманду, и вскоре возникла его собственная школа оригиналов, которых легко можно было узнать по усам и языку знаков. Еще там был «дядюшка» – помешавшийся индиец, который раздавал пироги из гашиша, сдобренные экстрактом «утренней красы» (специального галлюциногенного растения). Насладившись таким пирогом, многие «сладкоежки» на протяжении нескольких дней никак не могли найти свое тело. А за углом жил добрый доктор, который всегда был рад оказать помощь быстрым уколом. Разыскивая неисколотую вену, он обычно хвалился абсолютной стерильностью своих инструментов и после китайского героина предлагал в следующий раз попробовать его превосходный бирманский кокаин. Он никогда не позволял никому больше одного укола в день и заявлял, что не допускает возникновения пагубной привычки. Встречая ранним утром его «пациентов», мы замечали, что они очень торопятся. Если мы пытались занять их коротким разговором, они переминались с ноги на ногу, стараясь отделаться от нас как можно скорее, и ни с чем нельзя было спутать это тяжелое, плохое чувство, возникающее от общения с человеком, сидящим на наркоте. Быть может, добрый доктор считал, что он просто дает им суточную порцию радости, что-то вроде похода в кино, – но фактически они попадались на крючок. То ли он был не одинок на рынке, то ли люди оказались слабее, чем он ожидал.
В те дни были запрещены фильмы с Питером Сэллерсом, поскольку он слишком напоминал короля. Постоянно происходили всевозможные религиозные праздники и процессии. Однажды весь город забастовал, возмущенный убийством таксиста. Все привыкли к будничным мошенничествам, и даже несколько политических убийств были совсем не новостью, но вооруженных нападений (убийство людей только ради денег!) раньше не случалось.
Большинство дней приносили повод для празднования, и где-нибудь на улицах всегда можно было увидеть людей, наряженных в цветочные гирлянды, играющих на музыкальных инструментах и участвующих в шествиях, а другие люди в это же время несли на носилках мертвые тела к месту их сожжения возле реки. Оно находится рядом с бойней, где работают в основном мусульмане. Они забивают животных на мясо почти по всей Азии; согласно их религии убийство животных – не грех.
Дома в Катманду маленькие, и северные европейцы среднего роста, такие как Ханна и я, оказываются в них настоящими гигантами. Во многих домах в старом городе мы не могли встать в полный рост, а часто даже сидя вытянуть ноги. Окна там без стекол, но украшены красивой резьбой по дереву; стены и потолки обычно черны от копоти из-за открытых очагов. Только глиняный пол всегда свеж и нов, потому что, как только он запачкается или потрескается, его покрывают тонким слоем глины.
Повсюду в старой части Катманду, так же как и в соседних городах Патане и Бхатгаоне, нас окружало столько красоты и истории, что мы чувствовали себя как на поразительной выставке искусств. Особенно бросались в глаза бесчисленные ступы. Это буддийские святилища особых пропорций, содержащие реликвии. Подобно различным изображениям во многих храмах, они сооружены для того, чтобы активизировать врожденную природу Будды существ одним своим присутствием. Если вас не отпугнут от них уличные запахи и вид больных и попрошаек, то впечатление, оставшееся в уме, принесет в будущем состояния проницательности и радости.
Частью этой красочной картины Катманду было множество выходцев из Дании. Многие забавные и очень «человеческие» события тех лет помнятся до сих пор, нередко пополняя материал для докторских диссертаций «ветеранов». Я расскажу только одну историю, чтобы дать общее представление. Она о Нильсе, нашем поднаторевшем в торговле друге, который принял индуизм и ходил в светло-коричневом одеянии садху с длинным, выше его собственного роста трезубцем в руке. Однажды в Пашупатхинатхе, святейшем индуистском месте Непала, его непальские «коллеги», внезапно обнаружив этот «датский импорт», закричали: «Американец!», побили его и вышвырнули вон. На следующий день на рынке в Катманду можно было по сходной цене купить полное снаряжение садху с трезубцем и чашей, а Нильс, в шлепанцах и джинсах, уже отправился на поиски новых приключений.
После книги «Тибетская йога и тайные доктрины» нам, конечно, очень хотелось встретить ламу. Однако первый «лама», с которым мы познакомились в Катманду, привел нас в некоторое замешательство. Его звали Чинни Лама («чинни» на местном языке означает «китаец»), и жил он в розовом доме с террасой напротив главного входа в ступу Бодха.
Его курс доллара был в два раза выше, чем в банке, и друзья посоветовали нам поменять деньги у него. Мы заметили, что перед домом стояло несколько превосходных «мерседесов», но тогда не придали этому большого значения. Намного позднее нам сказали, что его звание «ламы» перешло к нему по наследству и что его обязанностью было заботиться о ступе Бодха; видимо, он справлялся с этой работой хорошо и без убытков для себя.