Страница 49 из 68
— Мы идем? Или ты так и будешь медитировать на мою повязку?
Холодный голос Проводника ворвался в тяжелые мысли, вернув в реальность. Повязка на его груди вновь окрасилась темно-красным, иллюзией крови. Пусть лиловое сердце и бьется без перебоев, но ткани грудины все же серьезно поранены, и их не так просто залечить после моего клинка. Конечно, не Пожиратель Душ, но тоже способен нанести немалый урон любому хаоситу.
— Ты уверен, что готов идти? Что достаточно здоров?
Лаит презрительно скривился и сквозь зубы процедил:
— Не твоя забота.
Оставалось лишь пожать плечами и шагнуть в портал, чтобы на выходе захлебнуться, нет, не водой, к ней тело Мейн приспособилось сразу, но ужасом и отчаяньем от открывающейся перед взором картины.
967005 год от Создания, Эпоха Полной Звезды.
Город горел в огне, выдыхал клубы дыма и пыли, сыпал искрами и камнями с крыш полуобрушенных зданий. Плавился асфальт, лопались стекла, языки пламени вырывались из развороченных входов и от нестерпимого жара редкие деревья в кадках вспыхивали словно спички. Среди хаоса и разрушений неслась Малая Охота, поджигая и круша то, чего пока не коснулся огонь.
И на этот раз Стая явилась в образе, описанном в легендах и сказания этого мира, прячась за ширмой местных верований. «Прекрасная дева верхом на Звере огненном, с пылающим мечом в правой руке, да со щитом божественным в левой, окруженная Всадниками своими, спустится в мир тварный, окуная его в гнев Господний, сея возмездие грешникам и даруя искупление праведникам».
Зверь был, дева, с оговорками, тоже была, были даже Всадники, ненормальные парочки из хаоситов — один Реш в образе Зверя, второй в виде Всадника. Весь бестиарий Девятого Круга в сборе. Вместо пылающего меча, Кнут, облизанный черными всполохами, да Призма, сияющая серым щитом вокруг мчащейся Стаи. Вот только не было никакой праведности, никакого священного воздаяния. Лишь кровавое безумие битвы.
Ваэль, в очередной раз, в качестве цели выбрала один из самых развитых миров, и пусть Законом о Малой Охоте разрушения были ограничены, пусть Реш не могли полностью уничтожить несчастный мир, они не сдерживали свою силу и жажду крови — шли раскаленной лавой по столице самого большого города, стирая с лица планеты все достижения целой расы.
Прекрасные высотные здания, обманчиво легкие и воздушные, складывались словно карточные домики, погребая под собой широкие проспекты и узкие парки. От града осколков не могли увернуться даже шустрые летающие кары, то и дело в небе вспыхивал взрыв и на поломанный и оплавленный асфальт дождем падали ошметки очередной машины.
Ваэль ненавидела машины всей душой, считая их признаком слабости духа, отсутствием истинной Искры Жизни, не говоря уже об Искре Хаоса, она оправдывала свою ненависть необходимостью очистить Веер Миров от неуместного, от наносного, вернуть Отцу отнятую на создание «лишних» миров Силу. Она говорила, что это способно остановить наступление Бездны и обратить вспять деградацию хаоситов, вот только… Не слишком ли поздно? Разве мы уже не скатились ниже возможного, отыгрываясь на слабых, за их счет продлевая агонию Первозданного?
Стая Реш мчалась по пылающему городу, обращая в пепел все, что успели создать поколения и поколения разумных, но даже я понимал, что притока Силы от разрушения недостаточно, его ничтожно мало и он растворяется в прожорливой Бездне без следа и без видимых последствий. Но Малую Охоту не остановить, если Ваэль вошла в раж, то пока от города не останутся одни головешки, она не успокоится. И все же я попробую, попробую перехватить ее во Дворце, что возвышается над городом, памятником истории этого народа.
— Тсани!
— Кхай? Ты решил наконец-то присоединиться к Охоте? — в ее глазах сверкает сумасшедшая радость битвы, а мне почему-то становится противно и жутко.
— Нет, тсани, я все еще считаю это ошибкой.
— Но почему?! Почему ты не хочешь признать очевидное?!
Моя прекрасная воительница возмущена до глубины души, она действительно не понимает, почему я вдруг стал осуждать ее действия, почему я больше не сопровождаю ее во время Охот.
— Тсани, это сумасшествие! Все это лишено всякого смысла, ты же сама это видишь!
— Ты назвал меня безумной?!
Это все, что она слышит, все, что воспринимает, но разве это не сумасшествие — раз за разом повторять одни и те же действия, почему-то ожидая иного эффекта?
Моя тсани резко отворачивается от меня и стремительно уходит прочь, в ярости ударяя Кнутом по пока еще целым стенам, выплескивая свою злость и страх на ни в чем неповинный мир.
Я почти бегу за ней по широким коридорам разрушенного дворца, все еще надеясь образумить.
— Тсани, подожди, ты все не так поняла!
— Не так поняла?! Да, ты, должно быть, издеваешься!
Она стоит напротив меня, такая красивая, такая живая, с выбившимися из косы прядями, а перед глазами поля и города этого и других миров, заваленные трупами, смердящие кучи, некогда бывшие разумными.
— Тсани, разве ты сама не понимаешь? Не видишь, что происходит?
— А что, по-твоему, происходит?!
— Вы зашли слишком далеко, вы заигрались в… — обрывая себя на полуслове, потому что точно знаю, что Ваэль не понравится сказанное.
Она так зла на меня, лиловые глаза пылают яростью Бездны, щеки бледны, зато алого хватает на ее некогда сверкающем нагруднике. Она так любит светлые, серебристые тона, но почему-то почти всегда оказывается в красном и черном. От крови и копоти.
— В богов, ты хотел сказать? — Ваэль усмехается, — ты ничего не забыл, любовь моя? Например, то, что мы и есть боги? Отец наделил нас правом…
— Не Отец, вы сами! — выкрикиваю ей в лицо неприглядную правду. — Это вы вместе с Нун на Тана Домов Хаоса вдруг возомнили себя вправе решать судьбы миллиардов разумных.
— Это и есть наше право, Кхай! Да, они разумные, но мы хаоситы. Мы неизмеримо выше! Но дело даже не в этом, дело в том, что иного Пути нет!
— Нет, потому что ты даже не пытаешься его найти! Тебя так увлекло Разрушение, ты погрузилась в безумие…
— Вот! Опять ты называешь меня безумной!
— Ваэль, я не имею в виду, что ты сумасшедшая, нет. Я просто хочу сказать…
— Я знаю, что ты хочешь сказать, не утруждай себя! Ты почему-то вдруг решил заделаться Миссией и озаботиться судьбой разумных, напрочь забыв о том, зачем все это. Зачем вообще нужна Охота!
А потом были эти роковые слова:
— Мейн’Кхай, ты временно исключаешься из Стаи. Вернешься, когда одумаешься, когда вспомнишь, кто мы и что мы.
— Ваэль…
— Нет, Мейн’Кхай, Нешамах Ваэль, и тебе не стоит об этом забывать.
— Тсани…
Моя попытка вернуть разговор в нормальное русло вновь провалилась, Ваэль предупреждающе прищурилась, вскинула руку и своим неподражаемым, глубоким голосом сухо бросила:
— Я сказала. Не смей перечить Аватаре Хаоса!
Действительно, кто я, чтобы перечить Аватаре… От этих слов во мне что-то сломалось, одно из сердец болезненно замерло, стало не хватать воздуха, но Ваэль ничего этого не видела, она вернулась к своему любимому занятию, уничтожая уцелевшее, оставляя меня за своей спиной, стоящего на коленях, схватившегося за левую сторону груди.
Мое расколотое пополам сердце больше не могло качать кровь, больше не хотело биться, слишком часто его ранили, слишком глубоко, и финальный укол оборвал последние нити, уничтожив надежду на лучшее. В груди нестерпимо вспыхнуло болью, словно зажегся костер, а потом…
Я очнулся посреди темно-фиолетового ничто. Я купался в чем-то совершенно нематериальном, и в то же время отчетливо осязаемом. На секунду мелькнула ассоциация с чревом матери, но откуда мне помнить его? Даже хаоситы не помнят своего рождения.
— Потому, что это слишком больно, — голос раздался отовсюду и из ниоткуда.
— Больно?
— Слишком больно покидать рай, поэтому я и забираю у всех рожденных их первые воспоминания.
— Кто ты? — самый глупый и очевидный вопрос.