Страница 4 из 51
Лицо тёти помертвело и сразу стало видно, что она не молодая девушка. Она разлепила губы и пробормотала:
— Я ещё рожу ребёнка.
— Не поздновато ли?
— Это в Юшкино в сорок два года женщины отправляются на свалку, а в Москве — первенцев рожают.
— Ну роди, роди, — ответила мать, — а я посмотрю, как у тебя получится.
Надя молча переворачивала жареную картошку, чувствуя, как спину сводит от напряжения. Ах, как здорово было бы уехать из Юшкино! От матери, которая много говорила, но мало делала, от любимой, но депрессивной сестры, от мерзкого Маратика с сальными глазками, от обрыдлой швейной машинки, которая постоянно ломалась. Хоть недолго подышать воздухом свободы!
— Сколько, вы сказали, штраф за нарушение договора? — внезапно спросил Рафаэль.
— Тридцать тысяч.
Рафаэль бросил на свою маму выразительный взгляд. Та полезла в сумочку и вытащила ярко-красный большой кошелёк. Перебрала наманикюренными ноготками купюры:
— У меня есть сто тысяч рублей и восемьсот евро наличными. Возьмёшь?
Мать возмутилась:
— Я не продаю своих дочерей! Ни за какие деньги!
Но глаза её так и прилипли к разноцветным купюрам. Наверное, уже прикидывала, что можно купить на эти деньги, — она давно мечтала о шубе, новом телевизоре и холодильнике. Надя не осуждала мать: несчастный случай с мужем и внезапное вдовство её подкосили. Но всё-таки прошло восемь лет, а она так и не научилась зарабатывать деньги и нести ответственность за дочерей.
— Да не покупаю я у тебя дочь! — возмутилась тётя. — Я просто… приглашаю её в гости. Скажем, на лето. Пусть девочка отдохнёт, посмотрит, как живут нормальные люди, повращается в приличном обществе. Восемнадцать лет бывает раз в жизни! Надюша, ты хочешь поехать с нами в Москву?
С тётей, которая выглядит как прекрасная фея, и двоюродным братом — кудрявым белокурым эльфом? Слёзы чуть не брызнули из глаз.
— На лето? Нет, это слишком долго, — процедила мать, забирая деньги у сестры и сворачивая их в трубочку. — На месяц. Я отпускаю Надю на месяц — пусть сходит в зоопарк, посмотрит на Ленина в Мавзолее и возвращается в Юшкино. Здесь наша родина — здесь нам и жить.
Рафаэль украдкой подмигнул Наде. Она выронила из рук лопатку.
Это какое-то волшебство! Неслыханное везение! Она поедет в Москву!
Ночью она не могла заснуть — и не потому, что солнце село слишком поздно, а встало слишком рано. Её терзали волнение и тысячи вопросов. Она крутилась в постели, как волчок, а Любаша, которой пришлось уступить свою комнату гостям, шикала на неё и тяжело вздыхала.
— Тебе обидно, что тётя не позвала тебя в Москву? — спросила Надя.
— Нет. Меня бы всё равно не отпустили.
— Потому что ребёнок скоро родится?
— Нет, — Люба отвернулась к стене. — Потому что меня бы не отпустили.
Надя подвинулась ближе и обняла сестру поперёк тугого живота:
— Я буду присылать тебе фотографии из Мавзолея и зоопарка. И сообщения буду писать. И привезу подарки — тебе и твоему малышу. Месяц быстро пройдёт, ты даже не заметишь, как я вернусь.
— Да хоть бы ты совсем не возвращалась!
— Как ты можешь так говорить? — обиделась Надя. — Я же твоя сестра, порадуйся за меня.
— Я порадуюсь, если ты никогда сюда не вернёшься, — Любаша повернула к Наде заплаканное лицо. — Обещай, что сделаешь всё, чтобы остаться в Москве. Всё что угодно, только не возвращайся в Юшкино!
— Но я не могу, Любаша… У меня нет ни профессии, ни денег, ничего! Как я там останусь?
— А ты постарайся! И поклянись, что будешь предохраняться, — всегда, слышишь? Без исключений! Не поддавайся на уговоры, не надейся, что тебя пронесёт, не верь мужчинам. Помни, они все обманщики.
— Какие мужчины? Я же девочка, я ни с кем не гуляю…
— Поклянись!
— Клянусь, — прошептала Надя на ухо сестре.
За окном надрывались соловьи. Жизнь казалась приветливой тропинкой, убегавшей в цветущий летний луг. Ноги сами просились побежать по ней в солнечное будущее. Наде не терпелось отправиться в самое увлекательное путешествие в своей жизни.
Утром притопал Марат. Он исподлобья поглядывал на Надю, скрипел жёлтыми зубами, но ничего не говорил. Видимо, мать заткнула его деньгами, да и гигантский чёрный джип с московскими номерами вызывал у «отчима» уважение. Надя закинула тощую сумку в багажник, обняла на прощание мать и крепко расцеловала Любашу, которая снова пустила слезу. «Я буду слать тебе фотки», — пообещала Надя и запорхнула в салон, пахнувший кожей и изысканными духами. Заднее сиденье в этой машине по размерам превышало их домашний диванчик.
— До свидания! — донеслось через закрытые двери. — Веди себя прилично! Слушайся тётю!
Надя кивала и махала матери и сестре, пока машина не выехала на улицу. А когда они проехали деревню и свернули на трассу, их обогнал и прижал к обочине белый подержанный «форд». За рулём сидел взбешённый Данила Кандауров.
Глава 5. Маленькая тайна
— Что за наглая деревенщина? — пробормотала тётя Поля. — Ему полжизни работать за одну царапину на джипе.
— Это мой школьный знакомый, — испуганно ответила Надя. — Я сейчас спрошу, чего ему надо.
Не успела она выйти из машины, как к ней подбежал Данила:
— Ты что, уезжаешь? — он схватил её за плечи. — С ним? В Москву?
Рафаэль тоже вышел, но предусмотрительно остался стоять за капотом:
— Да, со мной, — сказал он с вызовом, но без лишнего гонора. Вчерашняя драка научила его держаться подальше от кулаков Данилы. — Отпусти её.
— Скройся! — прорычал Данила, и Рафаэль, презрительно скривившись, залез обратно в машину.
— Не уезжай, — сказал Данила Наде. — Я тебе не говорил, но мы с Маратом всё уладили. Он калым за тебя попросил — сказал, обычай такой. Сначала я хотел его грохнуть, а потом согласился: если для тебя это важно, я согласен заплатить. Деньги уже собрал — тысячу долларов.
— Что?! Какие обычаи, какой ещё калым? — взбеленилась Надя. Маратик решил продать её Даниле Кандаурову, как домашнее животное? — Он тебя обманул! Не нужен за меня калым, я в церковь хожу!
Стекло со стороны тёти Поли поехало вниз. В окне показалось ухо с бриллиантовой серёжкой. Тётя подслушивала.
— Но в Юшкино нет церкви, — сказал Данила.
— На острове у монахов есть. Я езжу туда с Любашей, когда они пускают. Там красиво и можно молиться перед старыми иконами.
— Там же развалины.
— Нет, они починили крышу.
— Отлично, тогда без калыма! Выходи за меня замуж — обвенчаемся в твоей церкви, я договорюсь с монахами.
— Данила, отстань от меня, пожалуйста. Я не собираюсь выходить замуж, мне восемнадцать лет.
Она взялась за ручку двери, но Данила помешал её открыть:
— Слушай, я давно хотел сказать… Ну это… Я люблю тебя, ещё со школы.
Его глаза смотрели на Надю серьёзно и… со страхом. Он боялся услышать её ответ! Этот крутой мальчик, гроза школы и первостатейный юшкинский хулиган, впервые признался в любви и с трепетом ждал ответа. Наде стало его жалко:
— Я знаю, Данила. Сначала я думала, что ты меня ненавидишь, а потом поняла, что у тебя симпатия. Только ты мне не нравишься, прости.
Впервые она увидела, как бледнеет чьё-то лицо.
— У тебя есть другой?
Надя не удержалась и прыснула:
— Какой другой? Никого у меня нет. Данила, я школу закончила в прошлом году. Я ничего в жизни не видела, кроме швейной машинки и музея в Петрозаводске. Я ни разу ещё не влюблялась. Пусти, мне пора.
— Если ты поедешь в Москву, я поеду за тобой.
— Бросишь родителей и «Юшкины продукты»?
— Да.
Он навис над ней большой лохматой горой. Против воли Надя ощутила уважение к силе его чувств и готовности бросить семейный бизнес ради любви.
— Не переживай, я уезжаю не навсегда, — сказала она. — Кто бы меня отпустил?
— Так ты вернёшься? — обрадовался Данила.
— Да куда я денусь? — Надя открыла дверь и уселась на сиденье. — Только я всё равно замуж за тебя не пойду.