Ведьмина генетика

Вместо черноволосой, темноглазой Беллы стояла худощавая, даже слишком, блондинка, с тонкими, мышиными чертами лица. Тонкие губы, большие, широко распахнутые глазища, где в сероватой глубине плескался страх и непонимание, светлые кудрявые волосы, разметавшиеся беспорядочно по плечам, крохотное личико, высокий открытый лоб…

В целом, то, во что превратилась Белла, можно было назвать привлекательной девушкой — только вот Мартену она совершенно не нравилась. Эта внешность нисколечко не передавала суть пламенной, уверенной ведьмы, готовой бороться с жизненными трудностями и всеми неприятностями, которые появляются на ее пути.

— Получилось? — несмело переспросила Белла.

Мартен кивнул.

— Попробуй посмотреть на меня иначе, — предложил он. — Или…

Он покрутил головой в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь рассмотреть себя, и совершенно случайно заглянул в роскошную, занимающую половину мостовой лужу, которую прежде даже не замечал. Качество дорог в Вархве было таким себе, и в дождливую, холодную погоду нередко можно было натолкнуться на такие сюрпризы прямо посреди проезжей части или тротуара.

И вправду, хотя, рассматривая свои руки, Мартен видел все то же, что и несколько часов, дней или месяцев назад, да и наощупь его черты нисколечко не изменились, лужа демонстрировала нечто совершенно иное.

И не сказать, что это нечто Мартену особенно понравилось.

Во-первых, оно — почему-то у принца не было желания называть свою новую личину "он", да еще и собственным именем, — было ниже настоящего Мартена как минимум на полголовы, щуплее, да и помладше — незнакомцу из лужи исполнилось не больше двадцати двух, а то и двадцати лет. Как раз подходящий возраст для студента местной академии, если он вздумает позориться и под этой личиной поступать на учебу.

У иллюзии были рыжие, как огонь, волосы, торчавшие в разные стороны. Мартен аж невольно провел по своим — густым, темным, как у всех у них в роду, — и невольно скривился, заметив, как отражение в луже перебирает редкие рыжие пряди.

Кожа в один миг потеряла равномерный загар, обретенный благодаря пребыванию на солнце и залезанию на крыши герцогских домов — отражение в луже было бледным, как… Сравнение вслух наводить Мартен не стал бы, но звучало оно совершенно точно нецензурно.

С каждой минутой, детальнее рассматривая нового-себя, Мартен все больше убеждался в том, что особой радости ему труды артефакта точно не доставят.

Салатовые, противного цвета глаза, веснушки, россыпью лежавшие на носу, такие крупные, что их даже лужа эта отображает, не то что какое-нибудь зеркало, потрепанная одежда, которая как раз была бы к лицу кому-то победнее, а не рангорнскому принцу… Маскировка отличная, в этом никто не посмел бы заподозрить принца Мартена, но ему отчего-то от этого становилось не легче.

Белла тоже не сказать, что шибко обрадовалась новому отражению, но скривилась, по крайней мере, не так, как Мартен.

— Зато нас точно никто не узнает, — прошептала она. — И никто не выдаст твоему отцу, если он вдруг вздумает подать в розыск!

— И то правда, — согласился Мартен, хотя быть неузнанным такой ценой ему не сказать чтобы очень нравилось.

Он бы, впрочем, заявил Белле и что-нибудь еще, например, про то, что она могла бы придумать ему облик получше, хотя бы не такой тошнотворный, но не успел произнести ни единого слова — шум за углом превысил все возможные границы, и принц наконец-то вспомнил о том, для чего он вообще сюда бежал, почему пришлось пользоваться такой отвратительной иллюзией, куда их занесло и куда подевался Акрен.

Невнимательность — еще одно его проклятье! Ну вот как можно стать нормальным королем, если он не способен держать нужные мысли в голове?! Если в сознании сплошной бардак, какой же хаос будет твориться в самой стране?

Мартен бы озвучил и эти свои опасения, но вовремя понял — сейчас уж точно не время для его нытья. Вместо того, чтобы в очередной раз корить себя за глупость, он бросился на источник шума…

И остановился в нескольких сантиметрах от потрескивающей и выбрасывающей во все стороны искры магической стены.

Акрен был там, внутри. У его ног лежал тот самый кричавший незнакомец. Мартен почему-то понял это сразу, даже не пришлось задаваться лишними вопросами.

Пострадавшему было лет… Да много, хотя Мартен не смог бы назвать его точный возраст. Маги всегда жили дольше, чем обыкновенные люди, у них в запасе — раза в полтора больше времени, а этот человек выглядел как настоящий старик. Темная мантия с вычурной вышивкой выдавала в нем преподавателя местной магической академии, бледность и прерывистое дыхание указывали на то, что мужчина пережил серьезную колдовскую атаку. Пережил с трудом, а сейчас лежал на земле и хватался за остатки еще теплившейся в груди жизни.

Пятно на его одежде явственно указывало на то, что мужчину прокляли. Мартен даже знал, какое именно заклинание было использовано, и понимал, что шансов у незнакомого ему преподавателя не было. Вышитая на правой поле мантии буква "А" подсказывала — это был артефактор, тот самый, до которого они планировали добраться.

Тот самый, что мог бы охарактеризовать как-нибудь ту заразу, которая сейчас висела на шее у Беллы, прячась под прочной, могущественной иллюзией.

Акрен обзавелся таким же пятном — на рубашке, в самом центре груди, — но ему от этого не было ни холодно, ни жарко. Казалось, советник Шантьи просто переступил через чужое проклятье с легкостью, доступной разве что божеству.

Рядом были и другие люди, должно быть, сотрудники или преподаватели, сильные маги, создавшие стену-ограничитель. И все они смотрели на Акрена так, словно не могли понять его природу, уже одно то, как он умудрился появиться на этом свете. Мартен узнавал в их потрясенных взглядах то самое подозрение, которое высказывается каждый раз по отношению к особенным, к тем, чье существование и чьи способности не удается объяснить стандартными, известными правилами.

— Вы в порядке? — наконец-то подала голос одна из ведьм, высокая темноволосая женщина с жестким, леденящим душу взглядом. — В вас попали тем же проклятьем, что и в мэтра Рьяго.

— Я очень сомневаюсь, что попали — протянул Акрен уже хорошо знакомым Мартену, мягким, вкрадчивым голосом, способным заворожить кого угодно, как бы скептически этот человек ни относился к Его Светлости, рангорнской религии и всему прочему. — Мое состояние и состояние мэтра Рьяго очень сильно отличаются.

Черное пятно медленно — куда медленнее, чем следовало бы, учитывая, каким заклинанием оно было спровоцировано, — расползалось по телу артефактора.

Мартен почувствовал, как Белла прижалась к нему, кажется, с трудом сдерживая дрожь.

— Что случилось? — прошептала она.

— Во-первых, — все так же тихо ответил принц, — нас пока что не замечают. А во-вторых… Я такого еще не видел.

Акрен опустился на корточки рядом с умирающим артефактором и кончиками пальцев скользнул по краю его мантии, словно пробуя материал наощупь. Потом, не обращая внимания на столпившихся у него над головой магов, опустил ладонь на то место, куда попало первый раз проклятье, и смотрел на мужчину так, будто испытывал его — сможет подняться или так и останется лежать здесь, не способный сопротивляться таинственному колдовству.

Принц сам невольно задержал дыхание. Он никогда не видел, чтобы силу истинно неодаренного можно было использовать вот так, но Акрен пусть вслепую, но очень тонко, аккуратно убивал проклятье, которое кто-то неизвестный швырнул в мэтра Рьяго. Он вытягивал всю магию, что пыталась отравить мужчину, впитывал ее в себя, вдыхал ее, словно колдовство можно было таким образом превратить в нечто другое, нейтрализовать — и не прошло и нескольких минут, как артефактор судорожно вдохнул воздух, попытался сесть и тут же рухнул без сознания, должно быть, уже от слабости, а не от проклятья, которое так старательно пыталось его убить.

Акрен медленно поднялся на ноги и скромно, как мальчишка, которому только что удалось придумать решение, неведомое десяткам взрослых, бившихся над задачей, улыбнулся. Мартен и сам не сдержал улыбку, так и рвущуюся на свободу — это вышло как-то само по себе, невольно. Он и не думал, что истинно неодаренные могут творить такие чудеса…