Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 2



Газеты, журналы, телевидение все более подчиняются этому течению. Известный окрик с самых верхов власти — что мы живем плохо, так как русские ленивы — был подхвачен с сочувствием. Например, журнал «Наука и техника» где тут место идеологии? Но:

«развитие кооперативов усилит имущественное неравенство. Один человек талантлив и трудолюбив, другой ленив. Так было, есть и будет, пока не исчезнет лень — одна из черт русского характера».

Тут уже предопределена и национальная раскладка этого имущественного неравенства. Другой вариант:

«Несомненно, что крепостное право не могло не выработать рабских черт характера у крепостного крестьянина».

Может быть, проверим у Пушкина? Вот типичный крепостной — Савельич. Но не согласный с Пушкиным автор зато нас утешает, указывая надежду на будущее:

«Ведь во Всероссийской политической стачке 1905 года участвовали дети бывших крепостных. Как изменилась психология за 44 года!»

Это ведь ужас, в эпоху какого помрачения разума мы живем! Считать рабами тех, кто создал наши сказки и песни, кто насмерть стоял под Полтавой и Бородино! А свободными душами — тех, кто пошел за полуграмотными, злобными, нравственно ущербными крикунами, приведшими их — теперь уже все видят, куда. Победоносцеву пишет один его корреспондент в 70-е гг., как «нигилист» агитировал мужика: бери топор, и все, что сегодня барское, завтра будет твое. Мужик в ответ: а послезавтра? И объясняет: если я не вор, не убийца, пойду грабить и убивать, так почему ж ты-то у меня награбленное не отберешь? Ведь этот уже настоящий крепостной (всего лет 10 до того освобожденный) видел нашу историю на полвека вперед, видел то, о чем не подозревали Герцен, Чернышевский, Добролюбов, Михайловский, Милюков. Но все равно — «раб».

Для более убедительного доказательства этого тезиса еще один автор спрашивает: почему не «безбожный Запад», а Россия допустила

«избиение церкви государством? Как глубоко религиозный народ допустил физическое истребление за один год Советской власти (1919 г.) 320 тысяч священнослужителей

Вот так и судят о нашей истории — по заметкам в «Комсомольской правде». Толстый журнал («Октябрь») пишет об одной из величайших трагедий нашей истории с фельетонной беззастенчивостью. 300 тысяч — это примерная численность всего духовенства — белого и черного — до революции. И, конечно, оно не было все истреблено за один год, его истребляли еще лет 20. Действительно, к началу войны (1941 г.) из этого числа служила едва ли одна двадцатая часть, но остальные далеко не все и даже не в большинстве своем были «физически истреблены». Если же сравнивать с Западом, в 20-е годы в Мексике прокатилось гонение на католическую церковь не мягче нашего. Священника, застигнутого за исполнением требы, расстреливали, за крестик сажали в тюрьму. Поднявшихся на защиту своей веры крестьян вешали, расстреливали, запирали в концлагеря. Организаторами были американизированные дельцы и адвокаты, финансируемые из Штатов, американский атташе давал советы по проведению политики «выжженной земли» и созданию концлагерей (американцы уже имели опыт на Гавайях). Запад не только дал раздавить крестьян, но свободная пресса еще и замолчала всю эту драму так, что о ней мало кто и знает. (Сейчас переведен яркий

роман Г. Грина «Сила и слава»

об этом гонении и

путевые заметки Грина «Дороги беззакония».

Но самое сильное впечатление — от сухого рассказа историка, например,

J. Meyer «Apokalypse et revolution en Mexique». Paris, 1974.)

Неужели мало нам перенесенных мучений и надо еще представлять нас какими-то выродками в человечестве, хватая для этого факты с потолка?

Другой автор и совсем без фактов, еще откровеннее:

«Русский национальный характер выродился. Реанимировать его — значит вновь обречь страну на отставание».

У третьего еще хлеще:

«Статус небытия всей российской жизни, в которой времени не существует».

«Россия должна быть уничтожена. В том смысле, что чары должны быть развеяны. Она вроде и уничтожена, но Кащеево яйцо цело».

И уж совсем срываясь:

«Страна дураков… находится сейчас… в состоянии сволочного общества».



Про русских:

«Что же с ними делать? В переучение этого народа на жизнь ради жизни (таков язык подлинника!) поверить трудно. В герметизацию? В рассеивание по свету? В полное истребление? Ни одного правильного ответа».

И на том спасибо!

Кажется, что существование русского народа является досадной, раздражающей неприятностью. Доходят до чего-то фантастического! В «Литературной газете» опубликовано письмо известного артиста Театра на Таганке В. Золотухина. Раньше эта газета написала об «омерзительном зрелище», в котором он участвовал, процитировав рядом некие слова «о чистоте крови» (произнесенные в месте, где Золотухин не был). Актер стал получать письма с обвинением в беспринципности, в том, что он — «враг еврейского народа». Такие же письма вывешивались в театре. За что? Оказывается, за то, что на 60-летнем юбилее Шукшина, у него на родине, Золотухин сказал — у нас есть живой Шукшин, живущие Астафьев, Распутин, Белов, и мы не дадим перегородить Катунь плотиной! Не было бы это напечатано, я бы не поверил!

Та или иная оценка России, русского народа всегда связана с оценкой его культуры, особенно литературы. И здесь аналогичная картина. Например,

«Прогулки с Пушкиным» Синявского

я упомянул вскользь еще в моей старой работе, тогда это был небольшой скандал в эмигрантской среде[3]. Теперь же «Прогулки» печатаются здесь в многотиражном журнале. Как ни объяснять их происхождение: желанием ужалить русскую культуру, патологическим амбивалентным отношением любовь-ненависть к Пушкину, стремлением к известности через скандал — у читателя все равно остается чувство, что нечто болезненное и нечистое соединяется с образом того, кто и до сих пор озаряет светом нашу духовную жизнь. В статье об этих «Прогулках» Солженицын обратил внимание на признаки такого же «переосмысления» Гоголя, Достоевского, Толстого, Лермонтова и высказал догадку: не закладывается ли здесь широкая концепция — как у России не было истории, так не было и литературы? И угадал! Уже в последние годы в здешнем журнале встречаем:

«Вот у Гоголя тоска через несколько строк переходит в богатырство, как у Пушкина — разгулье в тоску. Так они и переливаются, жутко сказать, из пустого в порожнее, из раздолья в запустенье — на всем протяжении русской гордящейся и тоскующей мысли».

«Пустота, неутолимый наш соблазн, сама блудница вавилонская, раздвигающая ноги на каждом российском распутье».

И дальше отрывок из Блока:

«О, Русь моя, жена моя!..»

Очередь дошла и до Солженицына. Синявский, его соредактор по журналу Розанова Сарнов, В. Белоцерковский и многие с ними заняты этим делом. Недавно в «круглом столе» журнала «Иностранная литература» было высказано много серьезных упреков литераторам, что боятся они (кого или чего — интересно?) разъяснять бесталанность и реакционность Солженицына. Но раньше уже отличился Войнович целым романом — грязным пасквилем на Солженицына.

«Помрачение рассудка»,

«пятая колонна советской пропаганды»,

«проповедь о великорусском национализме»

и

«черносотенные инсинуации» —

это В. Белоцерковский о Солженицыне, в таком же точно духе, что давние доносы Биль-Белоцерковского на Булгакова! И других современников не минуло.

3

Пользуясь случаем, хочу исправить допущенную в прежней работе ошибку. Синявский был осужден не на 5 лет, а на 7. Из которых отсидел 6.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.