Пушка 'Братство'

-- Варлен, он принадлежит к менынинству,-- вздыхал Эмбер.-- Я в "Пэр Дюшен* обозвал его трусом.

Мстители Флуранса стояли в центре редута, который находился, под командованием Жантона, Фортена и Да Косты, на улице Седен, прикрывая подступы к мэрии XI округа. Их единственное орудие было разбито вражескими снарядами, но стрелки заняли позицию в домах. С третьих этажей они били в направлении улицы Попенкур вплоть до бульвара Вольтерa. Bo время коротких передышек они откладывали ружья и брались за лопату.

-- Вот я опять со своей лопаточкой -- благодарение богу,-- восклицал Нищебрат,-- нашему красному богу повстанцев. Наконец-то Коммуна решилась предоставить мне работу! Я уже не безработный, аллилуйя!

После гибели своего командира Фалля Мстители не стали выбирать новоro начальника -- не было ни времени, ни возможности об этом подумать. Теперь старшшс стал шалопай Нищебрат. Произошло все это без споров, само собой произошло. Именно такого командира требовали обстоятельства, и Нищебрат взял на себя командование, сам того не желая, в силу своих качеств, a именно: голоса, роста, отваги, бесшабашной своей улыбки, одним словом, благодаря своему неукротимому зубоскальству, воистину страшной своей веселости.

Наш пламенный Нищебрат как нельзя лучше подходил к роли командира в те последние минуты, когда голодранцы готовились вцепиться в горло врага зубами.

Сбежал Пливар. Внезапно страх оказался сильнее, даже непонятно почему. Нищебрат не позволял злословить насчет заячьей душонки Пливара.

-- Чего уж тутl Пливар, он кто был? Закройщик y Годийо. A для наших дел он не годится...-- Нищебрат протянул руку к заложенному матрацем окну, за который лежала улица Седен, насквозь прошитая пулями.-- Пливара учили дубить шкуры не человечьи, a животных. Он дрался, и хорошо дрался целых два месяца и в Курбвуа,

и в Нейи, и в Исси, и на Новом Мосту, и y Шато-д'O, и на бульваре Вольтерa, Отдал все, что мог, поэтому не ругайте вы его. Он смылся, но от него уже ничего не осталось, внутри пусто, так что о нем не жалейте. Кто следующий, граждане Мстители?

Стрелки в ответ поносили его, но ему, Ншдебрату, казалось, только того и надо, это как бы входило в его систему командования.

Пливар вернулся к себе в тупик просто для того, чтобы переодеться в штатское платье. Бландина встретила мужа словами:

-- Сбежал, значит? Оно к лучшему. Давай мне свое ружье! Мне хватит духу на двонх. A ты займись ребятами, рогач несчастный!

Мы только что покинули Мстителей, порa было вернуться на свои участок, но тут горохом посыпались пули. Мы обернулись. Беспорядочные ружейные выстрелы лихорадочно догоняли друг друга, словно боясь опоздать. Предназначались они Пальятти, который был застигнут на углу улицы Бафруа, посреди мостовой. Каменщикитальянец словно застыл в позе Дискобола с поднятой рукой, выставив вперед ногу. A стрельба не унималась. Казалось, убийцы промахивались раз за разом. Крови не было заметно, так как Пальятти носил красную рубаху гарибальдийца. Наконец он решился нарушить свою неподвижность, чуть повернулся, выпрямился, раскинул руки, откинул назад курчавую голову -- и мы увидели его лицо римскОго гладиаторa, все в глубрких складках,-- широко открыл свои огромные глаза, к*небу взлетел его могучий рев, и он свинцово-тяжело pухнул на землю.

Стрельба прекратилась. Раздался нечеловеческий крик. Кричала Дерновка, от нее мы не ожидали ни этого крика, ни проклятий:

-- Это мой муж, мой! -- выла она.-- Вы убили моего мужа, понимаете? Законного мужа. С ним-то я не просто спала.

Мстителям не удалось ee удержать. Их маркитантка, их Дерновка устремилась внеред, она бежала по улице, неуклюжая, круглобокая, встряхивая белобрысыми кудрями, большие груди колыхались под старой кофтой, бежала, нелепая и трагическая, к своему поверженному гарибальдийцу. Снова наперебой заговорили ружейные залпы. Бывшая Дерновка с бега перешла на медленный

шаг, руки судорожно прижались к кофте, обагренной кровью... Казалось, ей вовек до него не добраться. Уже на коленках она протащилась два последних метра и упала на окровавленный труп Пальятти. Дождь хлынул с новой силой. Через несколько мгновений ложе, доставшееся двум телам, соединенным в объятии, окрасилось в розовый цвет.

-- Теперь уж они по-настоящему поженились,-- сказала Марта.

Все еще прибывали пушки, без единого снаряда, их тащили на себе. Когда запас боеприпасов подошел к концу, началось короткое совещание, последнее. Товарищи, которые желают двинуться к XI округу, оставят на баррикаде свои зарядные картузы и впрягутся в пушки. Прежде всего спасти пушки!

Площадь Вольтерa имела тогда три ипостаси: бивуак, лазарет, морг. Лежа в грязи, под ливнем, раненые, которых уже никто не подбирал, истекали кровью. От дождя отлипла от стены мэрии XI округа и болталась на ветру афишка с обращением к версальским солдатам, повесили ee совсем недавно, и она вызывала горькую улыбку:

"Мы отцы семейств... Братья, присоединяйтесь к нам, вы -- часть народа...*

Солдаты Коммуны, из тех, что были легко ранены или просто стойки в страдании, переговаривались между собой.

-- Есть только,-- говорил Удбин Сенофру,-- есть только два сорта людей -- те, кто хочет спасти свою шкуру, и те, кто хочет продать ee подороже!

-- Увы,-- отозвался прославленный мастер по сплавам.-- Мы в теперешнем нашем состоянии не относимся ни к тем, ни к другим.

Обоих мастеров Фрюшана сразил один снаряд -- одного в ногу, другого в поясницу.

Они спросили нас о пушке "Братство".

-- Надо бы поосторожней с ней, ребятки!..-- начал Сенофр без улыбки.

Ho его друг не дал ему договорить:

-- Знаешь, им, по-моему, теперь тоже не до того!

-- Да я, дружище, просто хотел их предупредить, так сказать, по долгу профессиональному.

Один раненый все старался оправдаться, он чувствовал себя виноватым: дал себя изувечить врагу. И говорил хлопотавшей при нем жене:

-- Когда дождь хлещет в лицо, прямо в глаза бьет, мало что видно. Слышишь -- в тебя стреляют, a откуда, кто? Видишь только, как блестит мостовая, и все...

Старый солдат с окровавленной штаниной вмешался в разговор:

-- Под конец большой битвы всегда дождь идет. Видно, небесам уханье наше осточертело.

Ревущая толпа перед тюрьмой Ла-Рокетт: выводят заложников. Всем ясно -на расстрел.

-- На этот раз комплект.

-- Ровно полсотни -- священники, жандармы, шпики.

-- Пятьдесят -- это точно?

-- Без обмана! Ихвыводили по десять зараз и потом во дворе еще пересчитывали. Когда рядом взрывался снаряд, люди переставали выкрикивать: "Смерть им!", приветствовали взрыв вдохновенным: "Да здравствует КоммунаU

-- Начали они с банкира Жекерa, с улицы Партан. Это правильно. A потом гражданин Гуа подумал о тех, кто оставался в Ла-Рокетт.

-- С гражданином Гуа можно быть спокойным: правосудие совершится.

Федерат-полковник, в куртке и кепи, с саблей на боку и револьвером за поясом, приводил в порядок кортеж y выхода из тюрьмы.

Эмилъ Гуа был месмный. Военный писарь, бланкисм. Друг Эда и Тридона, Гуа был в ссылке в Ламбессa (Алжир) с 1852 no 1856 год. B 1870 го9y в связи с волнениями после убийсмва журналиемa Викмоpa Hyapa* был npисужден к каморжным рабомам, бежал в Белъгию, вернулся после 4 сенмября. После 18 марма Эд взял его к себе в шмаб адъюманмом, дав ему чин полковника.

Впереди шли тридцать шесть парижских жандармов в форменных куртках, холщовых серых панталонах и кепи, некоторые в каскетках. B заключении они находились с 18 марта. За ними следовали десять священников -- иезуитов и монахов из монастыря Пикпюсс*-- в сутанах. Четыре заложника в гражданской одежде замыкали шествие, их охраняли особенно строго. К ним были приставлены капитан с револьвером в руке, национальные гвардейцы в темно-зеленой форме, с гарибальдийским петушиным пером на мягких шляпах, они шли, держа

aрестованных под дулами нацеленных на них ружей; возбужденная толпа не отрывала глаз от шествия, на четверых указывали пальцами, о них рассказывали друг другу. Высокий сухой господин, не гнущийся, как палка, в строгом черном сюртуке и в черных же панталонах, был чиновником канцелярии полиции и звался Дерест. Толстый, в зеленой шинели национального гвардейца,-- Ларжильер. Кургузый карлик в красных штанах, какие носят каменотесы,-- Рюо. И наконец, четвертый -- шпик Грефф. Они вызывали y людей особенную ярость. (Чиновник Дереспг, секремарь зловещего Лагранжа, шефа полимической полиции, был непременным учасмником всех провокаций Импеpuu. Ларжильер -- ренегам. Он был причасмен к июнъскому воссманию 48 года, приговорен к каморжным рабомам, помилован и no возвращении в Париж nocмупил в полицию. (B 1855 году он подписывал свои донесения именем " Луи " , получая сначала сто пятьдесят, потом сто франков в месяц.) Каменомес Рюо може был когда-mo акмивным учасмником революционных собымий. Его знали в Бельвиле, где он назывался "дядюшка Жозеф". По некоморым предположениям, он согласился cмамь агенмом-провокамором из-за нужды. (Подлисывался "Антуан". Сто, потом семьдесят пять фрашtов ежемесячной мзды). Грефф, рабочий-краснодеревщик, председамель Общесмва свободомыслящих, был в 1860 году инициамором компании за гражданский noхоронныйобряд. Он использовал это для засылки множесмва шпиков в революционные группы. (Подписывался "Мартен". Соответственно сто, потом семьдесят пять франков в месяц.)