Дура

В её комнате, где осталась старая мебель, а на полках по-прежнему хранились школьные учебники и свитки с конспектами, на стене рядом с камином висела вставленная в багетную рамку старая колдография.

«Хогвартс, 1976 год, разновозрастная группа учащихся. Автор Джастин Пауэлл». Начинающий фотограф-школьник подписал одну из своих работ слишком официально.

…Мальчик-полукровка из Гриффиндора, помешанный на искусстве колдографирования, выволакивает на школьный двор громоздкий «Кодак» на высоченном штативе. Кричит: «Ребята, давайте я вас сниму для истории!» И час самоподготовки между второй и третьей парами проваливается в тартарары…

Не сговариваясь, все бросаются позировать. Амикус и Алекто Кэрроу встают наверху, на каменных ступенях, спина к спине, и поднимают волшебные палочки, словно вознамерились драться вдвоём против всех. Девочки и несколько ребят взбираются на стоящие тут же скамейки. Низенький и невзрачный Мэттью Эйвери тянется вверх, приподнимаясь на носках, чтобы не потеряться на фоне расположившегося рядом высоченного Кантанкеруса Нотта, надменного внука знаменитого историка, того самого, что собрал наиболее полную летопись всех 28 аристократических родов волшебной Британии. В последнем ряду рядом с отличницей из Равенкло Элией Пэрис маячит лошадиная физиономия слизеринца Рабастана Лестрейнджа.

На несколько минут отошло в тень соперничество между факультетами. И остались просто взволнованные моментом дети. Выпускники и те, кому предстоит закончить школу в ближайшие пару-тройку лет. Дети, которые считают, что уже выросли…

Откуда-то из задних рядов летит крик:

— Пропустите старосту вперёд! Зря я, что ли, значок заслужил?..

Амос Диггори, Хаффлпафф… Крепкий, полноватый, с вечной добродушной улыбкой. Завтрашний выпускник, префект школы.

— Один ты, что ли, тут староста?! Римус, давай сюда, ты тоже значок получил!

Лохматый Сириус Блэк, единственный гриффиндорец в своём роду, издавна поставлявшем учеников исключительно Слизерину, за руку вытаскивает в первый ряд скромника Люпина. И вместо того, чтобы встать у друга за спиной, картинно плюхается наземь у его ног. Дорогая, шитая на заказ чёрная мантия расстилается в пыли.

Блэк полулёжа улыбается во все тридцать два зуба, глядит наверх:

— Сохатый, не заслоняй своей башкой Фрэнка! Пупс, приставь ему рога, если он тебя перекроет! Все одно — Сохатый!

Семиклассник Фрэнк Лонгботтом, по прозвищу Пупс, застенчиво приобнимает стриженую кареглазую Алису Вуд, единственную девушку-охотника в гриффиндорской квиддичной команде. Ученики Равенкло торжественно вытаскивают под руки своего Честера Дэвиса. Эрни Мальсибер молча выпихивает вперёд из плотной толпы слизеринцев недовольно сверкнувшего глазами Северуса Снейпа.

Джастин целится в шкальный окуляр. Парень немало дней мудрил над подаренной отцом-магглом камерой, пока не «научил» её делать живые, движущиеся, волшебные снимки.

— Та-ак, хорошо… Старосты, выше головы! Значки руками не загораживать! Снивеллус, это я, вообще-то, тебе говорю! Девочки в третьем ряду, поднимите лица, вы в тени! Да-да, вот так, отлично… Отлично! Внимание! — Джастин делает эффектную паузу и вопит: — Вы входите в историю!

Шипит, вспыхивая, магний. Громкий хлопок почти совпадает с довольным возгласом Пауэлла: «Готово!» Фотограф поднимает вверх большой палец.

— Во получится!..

Позже, когда они уже были выпускниками, после торжественного бала приглашённый из «Ежедневного пророка» фотокорреспондент сделал ещё одну колдографию. Юные колдуны и ведьмы в праздничных мантиях и академических шапочках, со свитками итоговых оценок в руках… Но позы ребят были напряжёнными и неестественными. У всех был одинаково глуповато-растерянный вид, а на лицах читалась одна и та же эмоция: «Неужели это — всё?..»

Теперь «официальная» колдография пылилась в одном из школьных альбомов и не шла ни в какое сравнение с той, первой, на которой они были ещё просто учениками. Не стремились казаться серьёзнее или лучше, а потому остались на снимке такими как в жизни.

Мэри не нужно было даже смотреть на неё, чтобы вспомнить, кто и где тогда стоял, улыбался, хохотал или хмурился, ерошил ли волосы приятелю, обнимал ли за талию девушку, стеснялся, дурачился…

Центром композиции ожидаемо оказались четверо ребят из Гриффиндора, называвшие себя «мародёрами». Двое из них, Поттер и Блэк, были настоящими звёздами школы: неразлучные друзья, они блестяще учились и столь же блестяще наживали недоброжелателей.

Сириус Блэк полулежал в первом ряду, опершись на локоть. Он вальяжно поднял правую руку, сложив указательный и средний пальцы в виде буквы «v». Над ним возвышался бледный, осунувшийся, но улыбающийся Римус Люпин, мантия на котором болталась так, словно была с чужого плеча. Рядом расположился вечно взлохмаченный и близоруко щурящийся Джеймс Поттер, который одной рукой поправлял съезжающие на нос круглые очки, а другой похлопывал по плечу ещё одного «мародёра» — неприметного, странно напряжённого Питера Петтигрю.

На Джеймса зелёными озёрами огромных глаз смотрела Лили Эванс. Та, что в апреле 1978-го стала его невестой, когда чистокровные родители Поттера без споров приняли магглорожденную ведьмочку как родную, объявив о помолвке сына...

Школа и не заметила, как «этот хулиган и нахал Поттер» превратился для неё в самого лучшего парня на свете. Лили на фото придерживала ладонью распущенные рыжие волосы, и поднявшийся ветер всё норовил бросить ей их в лицо. Она улыбалась так искренне, что вокруг неё словно образовалось пятно солнечного света.

Тонкую фигуру девушки пожирал тоскливым взглядом высокий худощавый паренёк, Северус Снейп, только что назначенный старостой Слизерина. К нему самому в тот же самый миг было приковано внимание ещё одной пятнадцатилетней девочки.

* * *

09.10 1974. Хогвартс

…Осень. Третий курс. Вчера начались соревнования по квиддичу. Сезон открылся матчем между сборными Гриффиндора и Слизерина. Со счетом 240 против 110 победили алые мантии…

Она стоит перед четвёркой «мародёров». На веснушчатой коже её полноватых щёк расцветают красные пятна.

— Джеймс, то, что ты сделал, подло!

— Что именно?

Поттер поправляет очки и прищуривается.

— Сегодня во время матча ты грубо нарушил правила и сбил бладжером Снейпа, хотя наша команда владела мячом и атаковала. Из-за тебя он попал в больничное крыло.

— Ах, вот оно что! И ты пришла рассказать нам о нелёгкой судьбе Сопливуса?

— Если ты гриффиндорец, ты должен извиниться перед ним!

Девчоночий голос звенит, отражаясь эхом от стен коридора, и ошарашенные лица «мародёров» вытягиваются от прозвучавшего заявления.

— С чего бы вдруг? — с нарочитой ленцой цедит сквозь зубы Сириус Блэк. — Сохатый, ты слышал? Ты должен извиться перед Снивеллусом за то, что немножко попортил его нежную шкурку.

— Во-первых, это не твоё дело, Макдональд, — Джеймс сжимает кулаки и поднимает на Мэри недовольный взгляд, в котором всего на мгновение проскальзывает смущение, подтверждающее её догадку о преднамеренности совершённого им грязного приёма, — во-вторых, ты ничего не знаешь и не понимаешь, а в-третьих, иди, куда шла.

— И, в-четвёртых, — снова вклинивается Блэк, — скажи спасибо, что слизеринскому гадёнышу ещё мало прилетело. Если бы это я в него пульнул бладжером, он бы одной сломанной ногой не отделался. Будешь за него заступаться и позорить этим наш факультет, мы ему ещё навешаем.

— У нас с тобой разные понятия о том, что позорит факультет, Блэк.

— Если тебе так надо, вот сама и извиняйся, — подаёт голос Петтигрю, и на его остроносом лице появляется глумливое выражение.

— И извинюсь! — в запальчивости рявкает она. Кажется, что даже воздух рядом с ней начинает искрить от ярости. — Извинюсь, если у вас самих кишка тонка!

— Мэри! — молчавший до сей поры Римус Люпин отделяется от стены и подходит к ней, примирительно поднимая ладони. — Не надо, пожалуйста! Ты же ничего не знаешь. Оставь, это действительно не твоё дело.