Страница 47 из 51
Когда Гарри-На-Экране начал заговаривать зубы старику, миссис Бересфорд заявила, что Гарри был просто великолепен. Мало того, что мерзкий старикашка выложил под запись кучу сведений, так еще и сама Таппенс смогла определить его примерное местоположение. Майор и Шарлин согласились, что вряд ли они могли бы провести такой экспресс-допрос лучше.
Потом злодей пытался заставить МакФергюссона застрелить Гарри, и мальчик с восторгом смотрел, как тот сопротивляется принуждению, а затем вместе с миссис Бересфорд убивает невидимку. Посмотрели на обыск, майор выложил на стол мешочек, очень похожий на тот кошелек на видео и запустил его по столешнице к Гарри. В кошельке действительно были монеты: золотые, серебряные и пара бронзовых.
— Это мне, сэр?
— Да, Гарри. Мы решили, что нам они не нужны, а вот тебе в этой твоей школе пригодятся. Считай это боевым трофеем.
— Но мистер МакФергюссон… И миссис Бересфорд… И остальные…
— За них, точнее, за нас, не переживай. Достаточно того, что за нас переживает еще одна пожилая леди.
Гарри вдруг подумал, что если майор не взял монеты на исследования — скорее всего, такие у него, ну или у кого-то еще, уже есть. Или он взял по одной-две каждого вида, а остальные отдал Гарри? Впрочем, спрашивать его бесполезно. И, кстати, ни одного из тех пергаментных листочков майор ему не отдал. Наверное, проверяет под микроскопом, не написано ли чего. Он передал мешочек сидевшей рядом Шарлин (или Саманте? Он никак не мог различить, кто она сейчас):
— Миссис Кейн, не могли бы Вы хранить это у себя? Мои дядя и тетя не любят «это», а уж если они найдут волшебные монеты…
Шарлин с одобрением кивнула и прибрала мешочек в сумочку. Тем временем на экране МакФергюссон тащил и раскладывал в художественном беспорядке Локхарта. Когда фигура суперинтенданта повернулась к миссис Бересфорд, майор снова остановил запись.
— Гарри, я хочу, чтобы следующий фрагмент ты посмотрел как можно внимательнее. Боюсь, то средство, которое ты вколол сам себе, не позволит тебе вспомнить этот момент. Но посмотри на это хотя бы со стороны. И гордись собой. Ты пожертвовал частичкой собственной жизни, причем одной из лучших частичек, чтобы спасти тех, кто тебе дорог, и дело, которое ты делаешь. На такое мало кто способен. Ты — один из них. Я счастлив, что был одним из тех, кто помогал тебе.
И они смотрели. Пожилые леди плакали, Дерек громко сморкался в платок, а Гарри прилип к экрану. Ему было почти до слез жалко, что он вынужден смотреть на это вот так, со стороны. Но, если они все здесь и помнят друг друга, значит, все сработало, значит, он победил? Ведь не мог же Дамблдор не почтить вниманием такое событие!
Наконец, миссис Бересфорд на экране скрылась за домом, МакФегрюссон в комнате прекратил сморкаться. Больше минуты не происходило ничего, затем экран дернулся, из динамика послышался хлопок.
— А вот и мистер Дамблдор собственной персоной. Прошу любить и жаловать, — Бутройд ткнул указкой в высокую фигуру в светлом балахоне и маленькой плоской шапочке. Длинная борода со вплетенными в нее бубенчиками, узкие очки, большой, чуть кривоватый нос — да, «Повелитель Памяти» собственной персоной. Когда фигура повернулась лицом к камере, майор снова нажал на паузу и выложил две фотографии. На одной был «Повелитель Памяти» с рисунка бывшего полицейского, а на другом — сильно увеличенная физиономия с экрана.
— Знаешь, Дерек, может, полицейские графства и приобрели лучшего автомеханика для своих коней, но и потеря для полиции очень велика. Смотри — почти стопроцентное попадание.
МакФергюссон кивнул.
— Это будет моим отдельным вопросом к мистеру Дамблдору, Джефф.
Экран снова дернулся с резким хлопком. Рядом с Дамблдором возникла еще одна фигура — пониже, но более массивная. Одна нога выглядела странно, да и с лицом тоже что-то было не то. Прибывший хищно повел палочкой — да, ничем иным, кроме как оружием в данном случае она быть не могла — а затем резко крутанулся на своей необычной ноге, и, описав палочкой какую-то несложную фигуру, наставил ее прямо в камеру. Раздался треск, и за вспышкой света наступила темнота.
— Вот и все, — немного печально сказал майор, — конец фильма. Дальше, увы, только звук. И фото.
Он раздал каждому еще по одной картинке. Грубое лицо, исполосованное шрамами. Идущая наискось через лоб повязка с явно искусственным глазом на месте левой глазницы. Левая же нога — то ли деревянная, то ли костяная — с тремя острыми когтями, тоже явно искусственная.
— Опер, — уверенно заключил МакФергюссон. — Старый, битый жизнью опер. Пока не знаю, то ли очень хороший, то ли очень плохой — зависит от того, с кем он схлестнулся, когда его так попятнали. Попятнали, к слову, давно — к протезу он привык как к собственной ляжке. Но как он камеру-то, а?
— Присоединяюсь к Вашему восхищению, суперинтендант. Однако не могу не выразить сожаления, что с данного момента видеозапись не велась — мы не сочли необходимым дублировать камеру именно здесь. А вот микрофон продублировали, — майор выключил подернутый бессмысленной рябью экран телевизора и щелкнул клавишей магнитофона. Звук был хорош — видимо, запасной микрофон был спрятан рядом с говорящими.
Хлопок. Невнятное бормотание. Хлопок.
«Редукто!» — и громкий треск, даже, скорее, взрыв.
«Аластор, мой друг…»
«Мне не нравится это дупло, Альбус. ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ!»
— Хороший опер, — флегматично заметил МакФергюссон. — Все-таки хороший. Невезучий, но хороший.
«И что тут у нас… Поттер-младший?! Что с ним?»
«Мальчик явно жив, Аластор. Но вот что с ним… Не могу определить. Он без сознания, как и эти двое. Но угрозы для жизни нет».
«Так. Один — маггловский аврор. Опытный, волчара вроде меня».
— Кукушка хвалит петуха, — Таппенс легонько толкнула Дерека локтем под ребра.
«Второй… Да это же Локхарт! Что этот фанфарон здесь делает?!»
«Я попросил его об одной услуге, друг мой. Ты же знаешь — в некоторых отношениях ему нет равных».
«В одном отношении, Альбус, в одном. Во всех остальных он полное дерьмо. Что, опять понадобилось стереть кому-то память?»
«Увы, Аластор. Я не могу рисковать мальчиком, а сам был слишком занят в школе. Ты же знаешь — экзамены».
«Смотри правде в глаза, Альбус — ты все-таки смог. Мальчик лежит здесь, без сознания, и если это не риск, то я Пожиратель Смерти. Не мог попросить меня?»
«У тебя в Академии тоже экзамены, или я не прав? — невидимый Аластор хмыкнул. — А что касается Пожирателей — посмотри-ка повнимательней на этого несчастного, там, у изгороди».
«Отрыжка Мерлина! Розье-старший. Под мантией-невидимкой. Слава Моргане, ублюдок наконец допрыгался. Эммм… Альбус, ты хочешь сказать… Это как так?! — в каркающем голосе послышалось натуральное рыдание. — Десять лет назад, чтобы прикончить его щенка, я заплатил неслабым куском носа, а это розовое недоразумение вот так вот просто взяло и вальнуло старого пса?!»
«Этот цвет называется лавандовый, Аластор. Лавандовый! И говорю тебе это не я, а твои собственные глаза».
«Да мне насрать! Этот бабский угодник взял и так вот просто завалил старшего Розье, причем из маггловского револьвера? Альбус, да ты понимаешь… а, не поймешь. Так не бывает, сэр, так не бывает никогда».
«Тогда скажи мне, как это было, Аластор».
Шуршание, скрипы, глухие стуки, металлический щелчок.
«В барабане осталось две пули. Он стрелял четыре раза. В Розье три дырки и еще одна пуля разбила медальон. Кстати, посмотри — не скажешь, что это за дрянь?»
Бормотание, шорохи, скрип деревянной ноги.
«Не знаю, друг мой. Одно могу сказать — это что-то очень, очень темное. Я не могу радоваться смерти, даже смерти Розье, но то, что Гилдерой уничтожил это…»
«Четыре пули, Альбус. И четыре попадания. Будь это маггловский аврор — я поверил бы. Но… Мерлиновы яйца, я бы отдал вторую ногу за хроноворот. У тебя есть хроноворот, Альбус?»
Бутройд и МакФергюссон синхронно перекрестились.