Страница 12 из 16
– Не пропадать же мясу…– сказала она, – Звонко! – крикнула она, и вывалила мясо птицы в собачью миску.
Тут ливанул дождь, сначала очень сильный, потом, вдумчивый, унылый. Капля к капле, падал на землю, смывая и следы, и кровь на траве лесной поляны.
Пошла проверить, всё ли в порядке наверху, в охотничьей заимке. Девушка уложила посуду, подмела пол, работала долго, теперь видела малейшие крошки и грязь, тени для неё больше не существовали. Увлекшись уборкой, не заметила, как потемнело небо. И уже впопыхах, двинулись домой. Впереди ехала она на Карем, за ней шёл Пирга, после шёл его навьюченный лось, а сзади держался напуганный Звонко. Пёс бежал сзади в шагах двадцати, как заметила девушка, оглядываясь назад. Ильда стала привыкать к новым глазам – цвета они не различали, но в темноте видели всё. Пару раз заметила крадущихся в темноте волков, и запустила в одного палкой, да попала так, что тот аж подлетел вверх. И это за сорок шагов! Ведунья удивлялась своей силе. Тропу перекрыл упавший ствол дерева, во все стороны протянувший сучья и руки-ветви, словно желая опять подняться. Ильда спрыгнула с седла, обошла ствол, прикидывая, как лучше ухватится. Но подняла и оттащила дерево, хоть ей было тяжеловато, особенно, когда ветви цеплялись за кусты. Отдышавшись, посмотрела на своего лося, на Пиргу, стоявшего недвижимым, как деревянный идол у капища. Ведунья отпила из фляги мёда, и сразу прибавилось сил, и пропало чувство голода. И, самое хорошее, это она могла есть, это питьё. Подпрыгнув, и ухватившись за шею сохатого, разом очутилась в седле, и послала Карего вперёд. Тропка извивалась в лесной чаще, подобно змее, продирающейся сквозь кусты и траву. Так и они шли, и вскоре Ильда увидела долгожданный холм с рвом и валом, любимый Оум. Девушка свернула по тропе, направляясь к усадьбе, подаренной старейшиной её матери. Осталось совсем недалеко, Ильда так надеялась на помощь матери, но, что было непривычно, она совсем не устала. Вот, родной дом, девушка покинула седло, взяла под уздцы Карего, и постучала в калитку. Вскоре задребезжало в доме, залаяла собака, послышались шаркающие шаги, и раздался голос Дигны:
– Кого там на ночь глядя несёт?
– Я это, – глухо, не своим голосом сказала Ильда.
– Кто, говорю!– начала злиться ключница.
– Ильда, – выдохнула девушка, – открывай воротину.
– Сейчас.
Дигна сняла запоры с ворот, распахивая их пошире. Ильда завела обоих лосей, во двор забежал и Звонко. Ведунья и выдохнула:
– Заходи тоже.
И Пирга прошёл тоже внутрь, оставшись стоять. Ильда повела лосей в сарай, расседлала, и задала корм и налила воды попить.
Она вернулась, и увидела, как ходит вокруг юноши Дигна, и все всплёскивает руками.
– Да что это с ним? – спросила женщина, – а с тобой что? с лицом, с глазами? Белая вся, а глаза чёрные…
– Бабушка, – устало отвечала девица, – маму зови…
Та только кивнула головой, и взяв светильник, поднялась по лестнице в дом. Тут же сбежала вниз Мика, с накинутым на плечи тулупом, а за ней спешила Дигна.
– Да что с тобой?– спросила женщина, а увидев беломраморное лицо дочери с синими губами и чёрными глазами, сделала два неловких шага навстречу, и повалилась без сил набок.
– Мама, ты что, – закричала Ильда, вставая на колени, и хватая мать за руку.
Быстро очнулась Мика, и опять взглянув на дочь, безутешно заплакала.
– Да что ж ты наделала, – все приговаривала она, не вставая с земли, и бессильно била по траве кулаками, – да за что же…– и зарыдав, упала лицом на свои руки, распростерлась на траве, и её спина все содрогалась от рыданий.
Ильда плакать не могла, даже слезинки уронить у неё не вышло. Лишь присела рядом, и пыталась успокоить мать, гладила её по спине. Поймала себя на том, то её рука не чувствует тепло мамы.
Дигна побежала в дом, и принесла кувшин с водой и деревянные чаши. Налила в одну, и пыталась напоить Мику, но пока не могла. Женщину трясло в судорогах, она присела, подогнув под себя голени, и протянула трясущиеся руки к ключнице. Но Дигна напоила хозяйку из своих рук, поддерживая чашу, но всё равно Мика расплескала немного. Ведунья стала чуть – чуть успокаиваться, и потянула к себе дочь за рукав. Стала прикасаться к её лицу быстрыми поцелуями, приговаривая:
– Всё равно я тебя и такую люблю, не отпущу никуда… Хорошая моя… Знала ведь, что так случиться, – сказала она, коснувшись ладонью своих губ. – Как произошло всё?
Ильда рассказала, как помочь пыталась, как Пирга встал, но не говорит, словно память потерял, но ходит, и быстро. Как Звонко лаял. Но что теперь цвета не различает, и в темноте видит, не сказала. Мика встала, опершись на руку дочери, и подошла к Пирге. Обошла его, смотрела и так и эдак, и сказала наконец:
– Отпусти его , дочка. Мёртвый он, не живой, – и посмотрела на Ильду, – не знала я, что увижу то, что лишь в сказках говорят. Как Ульна разное творила. Тебя слушается?
– Да, что скажу, то и делает, – кивнула, не понимая девица.
– Всё, как говорят, правда, значит…– призадумалась Мика, – Дигна, неси старое корыто. Ты, дочка, отпусти его, – и она взяла ласково дочь за руку, – Не человек он, как кукла теперь неживая. Видимость только, что человек, оболочка одна. А сам Пирга ушёл по Золотому Мосту в страну предков. Зачем тебе с ним играться? Пожалей его.
Девушка тяжело дышала, переводила взгляд с матери, на мёртвого , который казался таким живым.
– Может, оставить его? Не мешает, он так был рад мне всегда, – говорила Ильда, поправляя рубашку на юноше.
– Нельзя так, жестоко это…
– А я хочу! – сказала девушка, топнув ногой, – в подклети посидит, никто и не узнает.
Тут пришла Дигна с большим корытом, и положила ношу на землю.
– Скажи ему, что бы в корыто встал, – сказала Мика.
– Встань в корыто, – сказала твердо Ильда.
– А теперь, Ильда, положи ему руки на лоб, закрой свои глаза, и отпусти его.
Девушка кивнула, нежно посмотрела прямо в глаза умершего, на его, такое дорогое лицо, сжала свои синие губы, и потащила Пиргу в пустой погреб во дворе, где ничего пока не хранили.
– Да что ж ты! – Мика только всплеснула руками, – Ослушница!
Дигна принялась успокаивать хозяйку, гладила по плечу, поцеловала в щеку, как маленькую.
– Успокойся, нам ещё думать, как родне Пирге всё рассказать, что и тела нет… Как он умер , где на охоте погиб, да и собаку и его лося отдать родне надо, а то так не дело тебе поступать…
– Скажем, медведь сожрал, и не осталось ничего от тела. Дождь ведь был, следы водой унесло.– говорила Мика, загибая пальцы, что бы не забыть ничего.
– С тобой пойду, помню я, с детства, Кнува, пиргиного отца. Да и лося отведём, и пса тоже.
– Лучше с утра соберёмся, темно уже, – согласилась Мика, – а сейчас спать надо, хоть немного от ночи осталось.
– Надо бы Ильду в бане попарить с дороги. Мика, подожди здесь, баня теплая, – быстро тараторила ключница и потащила девушку в баню, – пойдем дитятко, пойдем красавица, – приговаривала она.
Вода была нагрета, Дигна проверила ладонью, стала раздеваться сама, и помогла Ильде. Ключница с трудом смотрела на тело девушки, ставшее как лёд, или хрусталь с Урала. Ногти на руках и ногах синего цвета, как и губы.
– Садись на полок, грейся, – приговаривала женщина, поливая оду на горячие камни.
Дигна согрелась сама, покрылась потом, смывая его горячей водой. Ильда даже не вспотела, ей было ни жарко, ни холодно, но поливаться водой ей нравилось. Она отмыла руки и ноги мочалкой из луба, следила за Дигной.
Вдруг подломилась старая ивовая стойка, и большой глиняный сосуд с очень горячей водой, почти кипятком, стал падать. Женщина только обралась закричать, но Ильда с нечеловеческой быстротой подставила руки, упершись в бок чана.
– Дигна, поленце принеси, подложим, и всё ладно станет, – ровным голосом сказала девушка, спокойно удерживая страшную тяжесть.
Ключница накинула на себя в предбаннике тулуп, выскочила, едва не выбив дверь, схватила два полена, и не снимая тулупа, подбежала к девушке. Девица лишь кивнула, быстро приподняла чан, и Дигна подложила под его дно деревяшки. Ильда, выдохнула присев, поставила чан на место, даже не покраснела от натуги.