Страница 9 из 15
– Ладно, – с сомнением сказал Ван, ставя лыжи перед девушкой и нагнувшись, помогал закрепить крепления, а Ветт держал за уздцы коня, – может, Ветт поведет под уздцы, покатает тебя?
– Пусть тебя Ветт катает, – засмеялась Снега, беря поводья в руки, – пошел, – и она хлопнула длинными поводьями, посылая коня вперед.
Сначала каурый пошел шагом, затем, ловко перебирая копытами, и задорно подняв хвост, перешел уже на рысь, а потом, и легкий галоп. Снега ловко стояла на лыжах, и гунны провожали ее удивленными взглядами- как это, девица так правит конем? Дли них не в диковинку было то, что женщины управляют нартами, ездят верхом на оленях, правят повозками, запряженными волами и конями. Но тут, это было в диковину. И вот, ведунья мчалась, из под копыт коня вылетали хлопья снега, она ловко объезжала деревья, и объехав вокруг селение, вернулась к стоявшим Вану, Ветту и Алене, рядом с которыми собралась толпа любопытствующих.
– Такого не видел, – сказал восхищенный Ветт, разведя руки, – здорово ты конем правишь, и на лыжах стоишь.
Снега гладила шею коня, тот довольно фыркал, отвечая на ласку. Девушка сняла лыжи, отдала брату, и поводья забрал Ветт, который повел каурого в конюшню.
Дальше катались незнакомые Снеге люди на оленях, и было забавно смотреть, как маленький олень тащит высоченного мужчину за собой на лыжах. Олени бежали по снегу быстрее, чем лошади, меньше проваливались копытами в наст.
Зимой быстро темнеет, но туч на небе не было, так что теперь бледная луна освещала землю. Громадные тени от неяркого ночного светила закрывали многие предметы или придавали им совершенно невероятный вид. Куча снега во дворе казалась громадным драконом, а ивовый плетень- кораблем со Студеного моря. Дети лепили во дворах и на улицах снеговиков, а потом устраивали бои, закидывая друг-друга снежками. Уже стали ходить ряженые по селению, прося их поблагодарить ради щедрого вечера. Жители, смеясь, бросали в открытые мешки всякую всячину, больше еду. Уже вечерело, и люди пока не ложились спать, все радуясь начинающему расти солнечному дню. Праздник продолжался, в домах горел свет масляных светильников и лучин.
Наутро в дом Зимы застучали в дверь посохом, женщина спустилась открывать.
– С праздником, тебя свет Зима, и внуков твоих и внучек, – говорил зычный голос, раздался шум шагов, и в горницу вошла хозяйка, а за ней волхв Бор с женой Милой, и сыном Ормом поднялись, и отрок тащил тяжелый мешок, – это подарки вам, – и Бор стал доставать из мешка гостинцы, – Это Снеге, новый платок вязаный, да шапка с длинными ушами, что бы не мерзла. Бабушке новую меховую песцовую безрукавку, – и, смеясь, Мила отдала с поклоном подарок.
– Будущему воину лыжи новые, а девице-красавице Алене, платок шерстяной, и вашей бабушке Зиме, – и он отдал из мешка красу любого дома, бронзовый котел на четырех ножках. Все засмотрелись на бронзовое художество, это был не просто предмет обихода, а вещь украшенная многими фигурками- оленей, в виде которых были отлиты руки котла, грифонов, разевающие свои клювы на его стенках, а ножки были выполнены как грифоновы лапы. Котел еще блестел, он был новым, и не успел покрыться патиной и сажей огня. И жена Бора положила роскошный кокошник, украшенный речным жемчугом, с лежащим полумесяцем из чистого серебра посередине, а потом женщина подошла, и вложила дар в руки Снеги.
– Давай примерим, краса- девица, – и Мила укрепила на голове юной ведуньи чудо -убор.
Небольшой высоты, в три пальца, он невыразимо красил девушку. Она покраснела от удовольствия, веснушки стали еще заметнее, и засмеялась, и потянулась к своему серебряному зеркалу, посмотреться. Повернулась и так и этак, все в восхищении смотрели на ее прекрасное лицо.
– Очень красиво, девица, – утвердил мнение остальных Бор, и все в горнице согласно закивали головами.
– Спасибо, Бор, за подарок. За котел, особенно. Только и отдариться нам нечем, – смущенно ответила Зима.
– Твоя внучка названная отдарилась, Орму, сыну моему, жизнь спасла. Так бы ведь кровью истек. Ума не приложу, как она смогла, – и испытующе посмотрел на жену, но она в ответ и бровью не повела.
– Умение, тут главное, Бор. Ты тоже травами людей выхаживаешь, и лихоманку можешь отогнать, – говорила ему жена, улыбаясь, – и хватит тебе везде скверну искать, – сказала она уже без улыбки.
– Там шрам уже розовый на ране, Мила, – и он прищурившись смотрел на Снегу, как будто хотел увидеть нечто незнаемое и страшное.
Девушка встала, со странной полуулыбкой посмотрела на волхва, взяла нож, и порезала себе им указательный палец. Четыре пары глаз не отрываясь, смотрели, сначала на полосу на пальце, затем как она покраснела, и наконец, КАПЛЯ КРАСНОЙ КРОВИ упала на пол.
– Прости, Снегурочка, – и, рыдая, упала на колени Мила, – прости и мужа моего, и сына, и меня, неразумную, – и продолжала плакать, не выпуская из рук сарафан Снеги. Девушка страшно смутилась, побледнела, потом жгуче покраснела, пыталась высвободить полы своей одежды, и стала поспешно поднимать женщину с пола, держа ее под локти, и сжав палец, что бы не испачкать кровью праздничный наряд. Бор стоял в смущении, не зная куда глаза девать.
– Прости, краса девица, – и поклонился поясно, как никому не кланялся уже двадцать лет, – бояться же все… Вдруг ты из Ледяных Людей? Или Ледяная царевна тебя послала? Прости нас всех ради Стражей Древа, а пуще всех меня, – говорил он прижимая к себе еще всхлипывающую жену. Орм же смотрел в восхищении на девушку, и не скрывал этого.
– Оставайтесь с нами, отведайте угощения, – предложила Снега, говоря так, что бы убрать неловкость и обиду, висевшие в воздухе, и бабушка кивнула, соглашаясь с мудрой внучкой.
– Садитесь за стол, гости дорогие, – и усадила за стол на лучшее место, придвинула к ним миску с оленьим тушеным мясом, и налила в ковши меда. Рядом села Снега, не снимая подарок, и Зима положила ей рыбы, и Аленке и Вану тоже оленины.
– Хорошо готовишь, Зима, оленина с брусникой на диво хороша, – приговаривал Бор, орудуя деревянной ложкой, – попробуй, Снега.
– Я рыбу, – сказала девушка, отделяя хребет от вареной трески, – мясо не ем.
– Ну, все,еще раз с праздником, и отдельно выпьем за тебя, юная ведунья, – провозгласил Бор, – и не держи на меня обиду. Не со зла я. Бояться все. – он горько усмехнулся, – и давно бояться, с тех пор как Эльга обратилась. И войн нет, и болезней страшных, все же это она, Неживая с Запретного острова сделала. Да и сказать честно, не Зиги, не наших воинов соседи бояться, а страшаться больше смерти лютой, если вдруг бессмертная колдунья Эльга на них разозлиться.
Снега отпивала мёд, и опустила глаза в стол, слабо улыбаясь, лишь украдкой смотрела на гостей. Казалось, что ей хочется убежать отсюда, чем выслушивать это. Вдруг она подняла голову, желая что-то сказать, и не сказала.
– А что было- то? – делая круглые глаза, наперебой спросили Ван и Алена, – расскажи, Бор.
– Давно было…Двести лет назад… – говорил, тяжело подбирая слова волхв, – Чужаки напали, мы отбивались, тяжело было, и пришла Эльга со Студеного моря… С ратью…
– А что за рать-то? – спросил нетерпеливый Ван, даже не смотря на оленину в миске, которая пахла просто волшебно.
– Неживые, – неохотно, будто вытягивая из себя слова клещами, проговорил волхв, – Рать мертвых подняла Эльга, и ночью неживые воины перебили всех врагов. Она всех врагов в пыль стерла, только кровавые потеки остались, потом пришла, людям поклонилась, а рать ее страшная пропала, а ведь воинов ее тысячи были. Ну а многие, воины, себе на лоб, на переносье её знак наносят. Что бы когда погибнут, она их в своё войско забрала, в Своё Царство, на Запретный остров.
– Куда же она их спрятала, – спросила Зима, тоже оторвавшись от еды, – стольких-то?
– Никто не знает, – медленно проговорил Бор, глядя в огонь очага.
Страхи Бора
Вечером Бор и его жена, Мила, вернулись в свой дом. Открыли калитку им их послушники, ученики волхва племени. Бор брал к себе в обучение двух- трех мальчишек, толковых, быстрых умом, способных к травознанию. Больше трёх никогда не приглашал, считая, что невозможно наставнику показывать премудрости многим одновременно, теряется непосредственное общение, необходимое для передачи знаний. Трое из Семи волхвов племени были его учениками, а затем, как должно, все проходили Посвящение на Алатыре. Он помнил этот день, как сам бросил кости с древними рунами, а одна из Прях их толковала. Бор никому не рассказывал о предсказании, и о том, как посетил пещеру, где вопрошал само Время, как он шел туда, и сейчас часто снился тот день- он бредет между разноцветных колонн, и, наконец, находит пещеру, проходит по отполированному полу, и касается или скорее, погружается рукой в Нечто, и это Нечто задало ему вопросы, и он прошел испытание, ответив, что он всего лишь человек. И тут, в непонимании, стараясь увидеть то, что он не мог пока понять, но чувствовал какую-то неизвестность, это было связано с найденышем, пришедшим из леса. Нет, он был счастлив, что она спасла единственного их с Милой сына, но как? Как она это сделала? Многие ведуны и ведуньи, пытались повторить такое, да не смогли. Только одна ниточка, одна мысль терзала его- его дед рассказывал, а ему его дед, что Эльга была способна на такие чудеса, в той далёкой битве с чужими, излечила даже умирающих. Да так то Ледяная царевна, повелительница Мертвых. Эльга здесь была сто лет назад, распри унимала. Волхва Прея, его прадеда вожди не послушались, мол, кто такой волхв? За обычаями следит, людей оберегает, а они, предводители воинов, защитники, чего им увещевания какого-то волхва? А он ведь предупреждал, что Эльга – не чужая, она почувствует, придет распрю смирять. И что? Вождя сколтов она одним пальцем убила, когда он ей перечить стал, и стал ее слугой навечно. Кто же такая Снега? И добрая, точно. И смелая, и это так. Орма вылечила, не просила ведь ничего, непонятным образом, и шрама не осталось. А Мила молчит, что было на самом деле, а сын спал, не видел ничего. Бор сжал еще крепе посох в руках, и встал, подумать. Хорошо здесь, в горнице протоплено, жарко, здесь и отдышаться можно. Но все-таки хорошо, что кровь настоящая, красная, у девицы, как у людей, значит она не из ледяных великанов.