Всё сразу, Симона!

– Поразительно… – только и смог вымолвить Павел.

– Здорово, да? – с непонятной гордостью ухмыльнулся Виктор, словно имел какое-то отношение к произошедшему. – Рассветы такие же, только в обратном порядке: исчезает чернота, разлетаются тучи, жарит солнце. Купаться будете?

Купаться Ларисе почему-то расхотелось, и все вместе туристы пошли в отель обедать. А после обеда – в номер к Виктору с Кирой дегустировать местное пойло, дающее оригинальный эффект.

За дегустацией Павел ни на минуту не прекращал мучительных раздумий: что делать? Как выбраться из сложившейся ситуации? Встречаясь с туманными от слез глазами Лагутиной, он всякий раз терял нить размышлений и начинал сначала. Посиделки не клеились. Понимая, как мало осталось времени, Павел с Ларисой не могли больше изображать беспечных отдыхающих. Пришлось похвалить омерзительный напиток, скомкано распрощаться и уйти в свой номер.

– Ты что-нибудь придумал? – Едва переступив порог комнаты, Лариса закурила.

– Необходимо запастись провиантом, чтобы хватило хотя бы на первое время.

– Скажи, что нам это все снится.

– Да я сам бы рад проснуться, но… увы. В любом случае у нас еще есть время и надежда на чудо: возможно, ситуация как-нибудь рассосется сама собой.

– И как же она рассосется? – недобро прищурилась Лариса.

– Может, это все-таки недоразумение, и оно прояснится или с этой стороны, или со стороны Дохлокошкинского переулка.

Но ситуация не прояснилась и не рассосалась ни с какой стороны. Когда до «часа икс» осталось совсем немного времени, Павел спустился в ресторан и заказал бамбукообразному официанту все меню с собой. Два раза. В герметичной упаковке. Ждать пришлось довольно долго, зато заказ оказался не только разложен и разлит по прозрачным контейнерам, но и заботливо укомплектован в уродливую матерчатую сумку с нелепыми длинными ручками. Поднявшись с трофеями в номер, Павел застал там непрошенных гостей в количестве двух штук: невысокие, крепко сбитые лысые парни со стеклянными, ничего не выражающими глазами и гладкими розовыми, словно у пластмассовых пупсов, лицами.

– В чем дело? – почти спокойным, почти уверенным тоном произнес Павел, зачем-то пряча сумку за спину. – Вы кто?

– Они нас, Паша, пришли сопроводить из отеля, – сдавленно пояснила сидевшая на кровати Лариса и закашлялась, подавившись сигаретными дымом.

«Пупс», стоявший слева, вдруг широко раззявил рот, отчего он превратился в неправдоподобно огромную черную пасть, и издал пронзительный клёкот, от которого на ухе Павла Антоновича завибрировал переводной аппарат. В переводе клёкот означал: «Ваше пребывание на курорте Мальвинии окончено. Просьба немедленно покинуть отель и прилегающую к нему территорию. Следуйте за нами».

– Хорошо, хорошо, – пробормотал Павел Антонович, ошарашенный такими звуками из такой пасти. – Мы уже собрались, готовы идти. И совершенно незачем так орать, ребята.

Взяв вещи, туристы последовали за «провожатыми», облаченными в одинаковые светло-серые мешковатые костюмы. Когда группа ступила за порог отеля, начался рассвет, пока спускались по лестнице – закончился. На набережную вышли в молчании. Павел не решался задавать вопросы, опасаясь снова увидать черную пасть и услыхать звуки, исторгаемые ею, а Лариса везла чемодан с видом человека, готового в любой момент упасть в обморок, так что говорить она попросту не могла.

Как и предполагалось, чудовищные «пупсы» привели к белой ограде, разграничивающей территорию отеля с дикими кущами. К сожалению, пасть увидать и звуки услыхать пришлось: в паре метров от ограды «пупсы» остановились и, сделав предупреждающие жесты, синхронно распахнули рты. Павел даже отступил на шаг назад и зажмурился, опасаясь до пенсии видеть и слышать всё это в липких ночных кошмарах. Истерично завибрировавший от клёкота переводчик выдал: «Во избежание травматизма, стойте на месте! Начинайте движение вперед только по команде».

Центральная часть ограды, до этого казавшейся цельной, отделилась, приподнялась и зависла в воздухе. И тут «сопровождающие» опять стали раскрывать свои черные рты…

– Идти можно, да?! – выкрикнул Павел Антонович, упреждая невыносимый клёкот. – Мы поняли! Мы идем! Спасибо, что проводили, до свидания!

Несмотря на сумки в обеих руках, мужчина умудрился подхватить еще и чемодан Лагутиной и, подталкивая саму Лагутину, поспешил в открывшийся проём. Как только они оказались за границей, секция ограды с опасной скоростью опустилась вниз, отрезая от территории отеля. «Пупсы» проверили целостность ограды, развернулись и пошли прочь, утратив интерес к бывшим туристам. С колотящимся сердцем Павел разжал пальцы, и багаж упал на землю. Он хотел перевести дух, вдохнув воздуха во всю грудь и… не смог. Получились короткий хлипенький вздох, каменная тяжесть в груди и надрывный кашель. Замершая Лариса будто очнулась именно от этого кашля и зашлась в визгливом крике:

– Ты! Ты виноват! Ты меня втянул в этот кошмар! Из-за тебя я сдохну! Сдохну тут! – Белая щека Ларисы мелко-мелко задрожала в нервном тике, а глаза стали мутно-желтыми. Внезапно она схватила увесистый острый камень и со всей силы ударила Павла в лоб. Не ожидавший ничего подобного, он рухнул навзничь, треснулся затылком о край валуна и потерял сознание.

Сколько он так пролежал, Павел не знал. В себя он пришел от пульсирующей боли и надрывных рыданий Ларисы:

– Паша, Пашенька, Павлик! Ты только не умирай! Прости меня, Павлик! Только не умирай, пожалуйста! Не бросай меня тут, Пашенька!

– Не брошу, – разлепил он губы, чувствуя, что его больная голова лежит на коленях Ларисы. – Знаешь, за что я свою мать простить не могу?

– За что? – судорожно всхлипнула она.

– За свое имя. За Пашеньку, за Павлика, за Павлушу. Она десять лет как умерла, а я все равно Павлуша. – Павел медленно приподнялся и сел, держась за голову. На Мальвинии была ночь, значит, без сознания он пролежал почти пять часов. – Когда ко мне Павел Антонович обращаются, не всякий раз откликаюсь – не понимаю, что меня зовут, ведь я ни хрена никакой не Павел Антонович, я толстый, нервный Павлуша, снова забывший надеть шарфик и шапочку. И все, чего я добился, все, что так выгрызал, до чего дотягивался в этой жизни – только для того, чтобы перестать быть Павлушей. Чтобы шапочку неподъемную снять и шарфик-удавку размотать. Ты понимаешь? И к чему я пришел? Где я? На другой планете с разбитой головой и подозрением на инсульт. С бабой, которую я обхаживал, чтобы она слила нам активы своей компании. Не далековато ли меня завели шапочка с шарфиком?

– Можешь не расстраиваться, я с самого начала знала, зачем и почему ты меня обхаживаешь. – Лариса вытерла слезы и, намочив какой-то лоскут в прозрачной жидкости из пищевого контейнера, принялась аккуратно вытирать кровь с его лба. – Решила тебе подыграть.

– Подыграть? Почему? – покосился на нее Павел.

– Потому что мне хотелось мужчину. Такого вот умного, ухоженного, красивого мужчину, который стал бы спать с десятком молоденьких модельных сучек, но не обратил бы на меня внимания, как бы я ни навязывалась. А так тебе пришлось за мной даже поухаживать. – Лариса улыбнулась, выжимая лоскут. – Мне было приятно, честное слово.

– И ты слила бы мне активы? – Павел поморщился, трогая затылок.

– Нет, не слила бы. Как ты себя чувствуешь?

– Вроде ничего.

– Соображаешь?

– Да.

– Тогда очень тебя прошу, – Лагутина подвинулась к нему вплотную, взяла его лицо в ладони и проговорила, глядя в глаза, – перестань, наконец, быть Павлушей. Придумай что-нибудь и спаси нас. Верни нас домой.

– В водичку сейчас мокнусь для начала, ладно?

Стянув одежду, мужчина, неуверенно ступая, побрел к едва слышно плескавшейся в потемках воде. Купаясь, он не мог не вспомнить слова Виктора о том, что водоем целебный: болевые толчки стихли и прекратились почти мгновенно, стоило только нырнуть с головой. На берег Павел вышел, чувствуя себя молодым и сильным. Не без удовольствия ощущая, как покалывает кожу высыхающая влага, он оделся и поинтересовался, остались ли сигареты. Лагутина молча прикурила и протянула ему. Затянувшись, Павел подошел к ограде и уткнулся лбом в изящные белые прутья. Там, за решеткой, кипела жизнь и летали светомузыкальные шары…