Страница 30 из 43
Черные кафры, различных племен, выполняющие здесь привычные роли слуг или работников составляли также почти 40 % населения города. Буры в городе составляли малочисленное меньшинство не более 5 %. Остальное население представляло собой непонятный портовый сброд, всех цветов и оттенков кожи. Греческие торговцы, португальские перевозчики, темнокожие бродячих торговцы, говорящие на суахили, арабские продавцы тканей.
На берегу Индийского океана у края бухты, где узкая полоска песчаного пляжа сразу переходила в дюны, поросшие редкими хвойными деревьями, располагались чернокожие рыбаки. Хотя вдали и можно было разглядеть строения города, но здесь казалось, время было не властно над этим застывшим уголком Африки. Тысячи лет ударяет в этот изъеденный солью береговой ракушечник зеленая вспененная волна. Бесконечно долго перекатываются по дну, скрипя, миллиарды золотистых песчинок. Все тут отдает вечностью: камень, песок, океанская волна.
Соленый морской ветер, бросающий белые соленые пригоршни пены в зеленые кроны сосен, дует с юга, он несет из Антарктиды прохладный воздух, гонит от мыса Доброй Надежды смешанную, а потому вдвойне соленую воду двух океанов. Рыбаки недавно вытащили на берег двухметровую серебристую красавицу акулу. Она бессильно разевала пасть и слабо шевелила своим острым серповидным хвостом, но ее кожа стремительно высыхала на солнце. Пока же группа рыбаков кафров разожгла костер, и теперь они сидели на песке и ожидали, пока сварится маниока.
Время шло, вода долго не закипала, но люди терпеливо ждали. Главный — седой старик с морщинистыми руками- водил пальцем ноги по песку, вырисовывая непонятные фигуры. Из-за дюн выехали трое всадников и несколько вьючных лошадей. Люди остановились неподалеку, ловко расседлывая уставших лошадей и сгружая вьюки на песок.
— Ничего здесь не изменилось со времен самого Христа, — сказал один из новоприбывших. — Все так же ловят рыбу, охотятся и живут по тем же правилам, что их предки две тысячи лет назад.
Потом один из приехавший- безбородый молодец, одетый как англичанин подошел, поближе и протянул нескольким негритятам бегающим по песку пару кусочков сахара. После этого он приблизился к рыбакам и завязал с ними разговор.
Группа диверсантов, отправляемая в Дурбан, состояла из троих человек. Ирландец Патрик О'Хара ненавидел бриттов и готов был их рвать голыми руками. Он был одним из тех редких ирландцев, принявших участие в экспедиции в Наталь, тут выбора особого не было, и он согласился поехать. Коренастый, темноволосый, с обветренным красным лицом, аккуратно, но просто одетый. У него были широкие плечи и мускулистые руки пловца.
Другой, выдававший себя за англичанина, был урожденный бур Корнелиус Энгельбрехт. Он родился в Старой Колонии, и даже какой-то период учился в университете в Англии, где показал себя эрудированным и умным парнем, но потом как-то внезапно утратил вкус к академической карьере, и живость характера снова привела его на Родину, причем в самые дикие ее места, где насилию и убийству обучали, как своего рода искусству. Он быстро привык к местной моде, костюму и даже отпустил бороду, но прекрасное английское произношение, позволяло выдавать его за англичанина Джона Смита. Молод, смазлив, мужественен, крепок в кости, безукоризненно одет. Глаза наглые и в тоже время умные.
Приличный костюм, бритвенный набор, все это сразу нашлось среди трофеев, и теперь он мог выдавать себя за джентльмена. Не слишком богатого, но принятого обществе, из тех, кого допускают несколько раз в год, на праздники, в главный замок графства. Патрик исполнял роль его ирландского слуги, а вместе они разыгрывали вполне обычную роль: разорившийся джентльмен со своим верным слугой, хочет поправить свое финансовое состояние в Британской колонии. Третий бур, Дэвид, хотя и переоделся, но неистребимый акцент сразу выдавал его происхождение, так что он пока поживет тут, в глуши, у рыбаков, присмотрит за лошадьми и за динамитом.
Договорились быстро, завтра с утренними сумерками рыбаки доставят двух посланцев в город и высадят их неподалеку от порта.
— Мигом доставим — обещал седой старик рыбак, перебирая в руках полученные монеты.
Документы разведчикам подобрали (слава отсутствию фотокарточек), но насколько они надежны? Правда, денег они с собой взяли с избытком, а деньги решают многое. А вот бриться им придется сегодня вечером, утром в темноте не сумеют, не светить же в городе своими небритыми мордами.
Солнце огромным ярко-багровым диском вынырнуло из-за горизонта, окрасив океанские волны нежнейшим оттенком розового цвета. Разведчики с наслаждением вздыхали в себя терпкий и соленый воздух, столь непохожий на пыльный воздух глубин континента. В гавани на рейде стоял старый, кажется, еще времен Крымской войны небольшой пароход "Дувр Касл". Выглядит большой и неуклюжей лоханкой с высоченной трубой и двумя огромными колесами. Но в здешних африканских условиях это была грозная сила. Пароход нередко совершал путешествия на север и там гонял арабские доу работорговцев у берегов Занзибара и Тангаиньки. Несколько пушек и почти сотня человек команды было весомым аргументом в этих водах. Буры, высаживаясь на берег, перекинулись понимающими взглядами, тут эта посудина явно лишняя.
В городе, несмотря на раннее утро, было уже многолюдно. Буры послонялись у порта, посмотрели на доки, поспрашивали чернокожих насчет хлопковых складов, потратили пару монет и двинули прочь. В порту было немало и солдат и матросов с парохода, в белых форменках и смешных беретках с помпонами, охраняющих территорию, чтобы тут не шлялись любопытные. Разместились разведчики в дешевой припортовой гостинице, чье обшарпанное здание пользовалось особой популярностью среди полупьяных матросов, выбив себе у ее хозяина отдельную комнату на пару дней. Тут же и позавтракали в своей комнате (с видом на бухту), воздав должное простой и нехитрой местной кухне, и не желая сразу встревать в драку внизу.
После этого вполне официально пошли покупать оружие в оружейный магазин. Война войной, а бизнес есть бизнес. Магазин был неплохой, хотя и видно, что провинциальный. Чучела на стенах и полках, деревянные болваны, увешанные разным охотничьим снаряжением, мощные ружья и винтовки на витринах, револьверы на прилавках. Богатый выбор от древней фитильной фузеи и ассегая до современных образцов. Купили ружье не из дорогих, такой же револьвер и патроны. Потолкались на рынке, прислушивались к слухам. Там возбужденный народишко обменивался горячими новостями.
Картина вырисовывалась следующая: в городе полторы сотни британских солдат, отличающихся красными мундирами и строевой выправкой, к ним в придачу две с половиной сотни ополчения, из лавочников и фермеров. Ополченцы выглядели все из себя разномастно одетыми, но в однообразных широкополых шляпах (а-ля "хозяин степей"), их загорелые морды, казалось, прямо подтверждали популярную теорию Ламброзо о урожденных преступниках, в общем, типичный внешний вид доброй половины британских колонистов в Южной Африке. Пара пушек в форте. Британцы выставляют посты на въезде в город, иногда патрулируют улицы. За местными бурами присматривают, они на особом счету. Понятно, туда лучше не соваться, а то сразу привлекут к себе пристальное внимание. Полсотни вооруженных матросов помогают охранять порт. Особой паники нет, англичане искренне верят, что город, который никогда не подвергался опасности, они не отдадут. Даже не верят в попытку нападения.
— Наш лорд самый глупый дурак по эту сторону экватора, — говорил высокий и бойкий на язык офицер своему товарищу, когда Корнелиус приблизился и пытался уловить обрывки их разговора — Он поставил себя в весьма дурацкое положение и уже не в первый раз.
Его товарищ уже, похоже, слегка "принял на грудь", его обезьянья физиономия пылала, словно в лихорадке, а глаза совсем остекленели, и даже, малость, косили. Он что-то промычал, соглашаясь с коллегой. Видно оба были весьма важные птицы!
— Если кто-то позволял себе возразить МакКензи — а такие находятся, — на них тут же наклеивали ярлык "паникера" и резко давали понять, что никакого нападения на город не будет. Слухи о таких разговорах просачиваются наружу и разлагающе действуют на солдат- тут офицер бросил подозрительный взгляд на наших друзей, и они сочли, что лучше им ретироваться.