Небесные мстители

– Кто посмел заправить русский самолет? – Оберштурмбаннфюрер Вальц прохаживался вдоль строя своих подчиненных и орал, не умолкая. Эсэсовцы, все в черных мундирах – командиры рот, взводов, рядовые из охраны концлагеря и завода – вытянулись в струнку, застыли на месте.

Не получив ответа на этот вопрос, Вальц перешел к другому:

– Чей взвод дежурил этой ночью на взлетной полосе? – Он с недоверием окинул взглядом людей, стоявших навытяжку.

Из строя вышел немолодой эсэсовец, командир роты, с заметным шрамом над переносицей и с черной повязкой на глазу. Видно было, что ему пришлось повоевать.

– Господин оберштурмбаннфюрер, взлетную полосу охранял третий взвод шарфюрера Бонхофа.

– Бонхоф! – взревел Вальц.

Ответом ему было молчание.

– Где Бонхоф? Не вижу его.

– Бонхофа вчера днем госпитализировали. У него язва желудка, – пояснил одноглазый офицер.

– Ну и кто за него?

Из строя вышел молодой парень. На вид ему было лет восемнадцать, никак не больше.

– Шарфюрер Эрих Бухгольц, – представился он.

Вальц всмотрелся в лицо парня. Пополнение пришло совсем недавно, и он не успел еще всех запомнить.

– Ты что, не слышал рев мотора?

– Слышал.

– Почему не предотвратил вылет?

Парень поправил очки с толстыми стеклами, сползшие на нос, и ответил:

– Я плохо вижу в темноте. Я думал, что это наш самолет.

Вальц театрально развел руками.

– Посмотрите на него. Он думал! Ты что, вчера родился? Не знаешь, что за нас думает фюрер? Твое собачье дело – исполнять приказы, не только его собственные, но и тех людей, которых он поставил над тобой. Инструкции читал?

В ответ молодой эсэсовец отрицательно покачал головой и тихо промямлил:

– Не успел еще. Я здесь только второй день.

Вальц почувствовал, что вспотел.

«С такого молокососа взятки гладки, – подумал он. – А одноглазого ветерана отдавать под суд душа не лежит. Ведь он еще на Курской дуге воевал в дивизии «Мертвая голова». Ох, придется отвечать мне».

– Разойдись! – теперь уже негромко выкрикнул Вальц и устало опустился на лавку. Достал сигареты, закурил.

«Во что превратили СС! – размышлял он. – Когда-то один удаленный зуб – и пошел вон, не служить тебе, парень, в элите. А сейчас что? Одноглазые, язвенники, очкарики. Неужели у Германии людские ресурсы на пределе?»

Оберштурмбаннфюрер быстро докурил сигарету, поднялся и пошел в сторону комендатуры.

В июле сорок четвертого ему повезло. Машину с двумя важными участниками покушения на фюрера он, начальник охраны сторожевого пункта, пропустил беспрепятственно, за что мог угодить под суд. Выручил Эвальд, брат жены. Теперь придется попросить его о помощи еще раз. Но гарантии, что Эвальд поможет, нет.

Вальц расположился за столом в своем кабинете, не снимая шинели и фуражки, набрал нужный номер.

– Группенфюрер Брайтнер будет через полчаса, – услышал он. – Кто его спрашивает?

Вальц представился.

– Что передать?

– Я сам перезвоню, – сказал он и положил трубку.

Но Брайтнер вернулся раньше и позвонил сам:

– Густав?

– Слушаю тебя, Эвальд.

– Это я тебя слушаю.

Вальц хотел было сразу рассказать обо всем, что случилось, но вовремя остановился, понимая, что телефон может прослушиваться.

Поэтому он ограничился только короткой фразой:

– Надо увидеться. Срочно.

Брайтнер хорошо знал своего зятя, был в курсе его проделок и подвигов. Похоже, Густав снова влип. Будь на его месте кто-то другой, Брайтнер и пальцем не пошевелил бы, чтобы помочь. Слишком большое число ступенек карьерной лестницы отделяло его от какого-то там оберштурмбаннфюрера. Но Густав Вальц был женат на его младшей сестре Эмме.

Кроме Эммы и двух ее крошек-дочерей у Брайтнера никого не осталось. Родители давно умерли, а у жены сердце не выдержало после сообщения о гибели сына под Сталинградом. Еще они с Густавом были старые приятели, однокашники по мюнхенскому университету, хоть Вальц его и не окончил.

Группенфюрер Эвальд Брайтнер не заставил себя долго ждать. Через час он уже сидел напротив Вальца в прокуренном кабинете и вопрошающе глядел на своего родственника.

– У нас ЧП, – сообщил ему Вальц. – Заключенный сбежал на русском самолете.

Брайтнера такая новость вроде бы никак не задела. Но это только казалось. С минуту он раздумывал, что-то сопоставлял, затем приставил палец к губам и кивнул на дверь. Мол, давай выйдем и обсудим все на свежем воздухе, а не здесь, в кабинете, где запросто может быть установлена прослушка.

Они вышли в небольшой садик, разбитый вокруг здания комендатуры. Здесь Брайтнер сразу изменился в лице.

– Выкладывай все начистоту, – жестким голосом произнес он. – Только в этом случае я смогу тебе помочь. Итак, вопрос первый. Кто сбежал?

– Заключенный номер триста пятьдесят шесть.

– Ты что, меня за идиота держишь? – вспылил Брайтнер. – На кой черт мне номер! Ты говори, кто он, русский, поляк или француз?

– Русский, некто Званцев. Обер-лейтенант, летчик. – Вальц достал картонную карточку, на которой красовался номер и были указаны фамилия, имя и воинское звание Званцева.

К ней были приклеены небольшие фотографии в анфас и в профиль. Всех, кто переступал территорию завода, фотографировали, такой был порядок.

– Ясно, что не пехотинец, – заявил Брайтнер, держа в руках карточку, и осведомился: – Он мог знать какие-то секреты, связанные с «Саламандрой»?

– Конечно, нет. Он работал на участке, где проверяют гидравлику. Она есть у каждого самолета. – Вальц сжал кулаки. – Ох, попадись мне этот русский!

– Еще неизвестно, кто кому попадется. Он теперь знает, куда надо бомбы бросать, – сказал Брайтнер и криво усмехнулся, но его взгляд тут же стал серьезным. – Кто его туда поставил?

– Петер Рауш, инженер.

– Немец?

– Фольксдойч. Отец чех, мать немка.

– Его допросили?

– Нет. Он исчез.

– Как исчез?

– Он вольнонаемный, у него пропуск с правом свободного выхода за территорию завода. Его ищут.

Далее Вальц, запинаясь, начал говорить об оплошности охранников-эсэсовцев, не предотвративших этот вылет. Брайтнер с презрением смотрел на своего родственника, как бы говоря: «Расстрелять бы тебя!».

– Вопрос второй, – прервал он его. – Ты, Густав, не сказал главного. Где ты сам был вчера ночью?

Вальц почувствовал, как у него кольнуло в груди:

– Я ездил в Вену, – тихо выговорил он.

Солнце светило ласково, по-весеннему.

Эвальд Брайтнер снял фуражку, вытер платком вспотевшую голову и заявил:

– Так я и знал. Конечно же, к девкам с Рингштрассе.

Вальцу ничего не оставалось, как молча утвердительно кивнуть.

На Рингштрассе располагался известный в Вене публичный дом.

– Ну а где был твой заместитель, Крюгер? – едва не закричал Брайтнер.

– Я ему дал три дня отпуска. У него вся семья погибла в Дрездене под бомбами.

Брайтнер достал из позолоченного портсигара сигарету, закурил, но Вальцу не предложил. Он еле сдерживал себя.

– Понимаю. То, что американцы и англичане сделали с Дрезденом, просто чудовищно. В городе не было ни воинских частей, ни военных объектов, только мирное население, – тихо выговорил он и тут же резко повысил голос: – Вот поэтому мы и создаем оружие возмездия! Ракеты фон Брауна долетают до Лондона, но разброс большой. Нам бы еще полгода на доработку. «Ме-262» вроде бы хорош, но тяжел в управлении. Да и расход топлива большой. В воздухе может находиться лишь несколько минут. Поэтому вся надежда на Хейнкеля, на его «Саламандру» «Хе-162».

Вальц слушал и молчал, понимая, что любое слово в свое оправдание может вывести Брайтнера из равновесия. Он знал, какая ответственная миссия возложена на его родственника. Тот отвечал за охрану всех секретных заводов, расположенных в Австрии.

Но ему было известно не все. Брайтнер еще и курировал все научно-технические разработки, производимые в Германии.