В поисках Бога

В.И.: Рая не будет, будет Царство Небесное. Мы автоматически говорим «рай», забывая о том, что он – не конечная цель праведника. А вы знаете, чем они отличаются: рай и Царство Небесное? Я тоже как-то не задумывался раньше. Тем, что в раю было возможно грехопадение, а в Царстве Небесном это будет невозможно. Там собраны уже все святые.

«В доме Отца Моего обителей много», – эта цитата у Василия Ирзабекова одна из любимых в Евангелии. О смерти он сейчас думает все чаще. От уныния спасает Христос.

В.И.: Иногда нарастает это чувство собственного недостоинства, несовершенства, и все страшнее, и страшнее, потому что это неотвратимо, это порог. Он все ближе и ближе. Страшнее. Ответ! Надо же будет ответ давать.

В.И.: Но есть же и надежда на спасение. Конечно, она утешает. Я просто начал понимать, насколько Он милосерден. Бывает, конечно, приходят такие тяжелые минуты. Вот совсем недавно у меня была исповедь, и я каялся в этом тоже, что приходит уныние.

А как вы думаете? Путь христианина, как сказал святой, это же не от победы к победе, это от поражения к поражению. Но мы веруем и уповаем. Так хочется попасть в Царство Небесное!

Жизнь после теракта на Дубровке:

Ольга Черняк

К Театральному центру на Дубровке она приезжает вот уже 18 лет. Именно столько времени прошло после события, которое перевернуло всю ее жизнь.

18 лет после теракта «Норд-Ост».

О.Ч.: Тогда была скверная погода, такая промозглая и холодная, но мы шли с добрыми чувствами на этот спектакль, и мы совершенно не думали, что останемся там на трое суток.

О.Ч.: Мы как обычно припарковались на площади, шли с мужем и не думали, что с нами будет что-то страшное, что останется со мной на всю жизнь.

Трое суток заточения в Театральном центре без пищи и почти без воды, под дулами автоматов, пристальных взглядов готовых каждую секунду взорвать себя шахидок и с постоянным чувством страха смерти. В заложники террористам тогда, в октябре 2002 года, попали около 900 человек, среди них были и Ольга Черняк с мужем. Поход в театр был запланирован задолго. Они только полгода назад стали супругами, планировали культурно провести вечер и отдохнуть.

О.Ч.: Я хорошо помню, что было. Я помню, что я мужу говорила: «Что-то мы давно не выходили в люди». Билеты куплены были заранее. Я пошла, заранее сделала себе маникюр, все перышки почистила, мне стрижку уложили, то есть я прямо вот как куколка пошла с мужем на мероприятие.

В ее жизни и в жизни ее супруга все складывалось тогда удачно – взаимная любовь, карьера, материальный достаток. О Боге никто из них особо не задумывался.

О.Ч.: Я жила, думала, в общем-то, в основном о себе, особых проблем у меня не было. Я задумывалась больше о материальных ценностях и рассчитывала, что сейчас добью вот эту вот ступень в карьере, а потом замуж выйду.

О.Ч.: Замуж выйду – опять карьера, карьера, карьера, а потом, может быть, когда-нибудь рожу ребенка, а лучше съезжу на отдых на море или еще куда-то.

Да и откуда было взяться мыслям о Боге, если родители были обычными советскими людьми, выросшими в эпоху безверия и богоборчества? Отец Ольги Черняк был коммунистом, атеистом, правда, не агрессивным, а лояльным. И когда дочь, будучи 19-летней студенткой, вдруг захотела креститься, запрещать не стал.

Можно без преувеличения сказать, что ее путь к Богу начался с одной маленькой иконки Божией Матери «Скоропослушница». Ольга узнала о ней сразу после крещения в Муроме. Туда ее с будущим мужем Сергеем позвали друзья. Ни о благоверных Петре и Февронии, ни о том, что там находятся их мощи, никто из них не имел никакого представления. Впрочем, что такое мощи, они тогда тоже не знали.

О.Ч.: Не было осознанного решения, что я еду туда, чтобы выйти замуж, как обычно все делают. Мы даже вообще об этом не думали, честно говоря. Мы просто поехали на интересную экскурсию с друзьями. Это был 1994 год.

О.Ч.: И вот там меня рассказ насчет «Скоропослушницы» просто зацепил как человека, потому что она очень быстро исполняет желания, которые искренне идут от сердца. Я ее в сумке носила, ну, так вот вышло, просто мне было как-то спокойно, что со мной всегда эта икона.

Маленькая икона Божией Матери стала первой в ее самодельном домашнем иконостасе. Сейчас на нем почти нет пустого места, все занято любимыми, дорогими сердцу образами.

О.Ч.: И еще одна потом появилась – «Помощь в родах». Потом мне еще надарили других. И я решилась все это как-то оформить. Нельзя, чтобы все было разрозненно и разбросано, неуважение получается к религии. Ведь каждая икона мне дорога и для меня что-то значит.

Скорых чудес, впрочем, от первой своей иконы она не помнит, возможно, потому, что в памяти осталось главное чудо Божией Матери «Скоропослушницы» – это спасение в страшном теракте.

О.Ч.: Это было очень злое, очень опасное для меня и очень-очень тяжелое событие. Если можно представить ад на земле, наверное, это он и был. Представьте, трое суток постоянного унижения, постоянной жизни в смертельном страхе, постоянной угрозе твоей жизни, всегда – от падающих гранат до случайных пуль.

За 18 лет здание Театрального центра на Дубровке ничуть, по словам Ольги, не изменилось. Разве что нет баннера с ярким названием мюзикла над входом, и в самом здании теперь магазины и фитнес-зал.

Над входом были натянуты специальные конструкции, и на них было написано «Норд-Ост». Сейчас это как-то проржавело немножко все, но конструкции все те же остались.

О.Ч.: Я плохо помню, как меня выносили по ступенькам из здания центра, потому что я была в коме и очнулась только в больнице. Но я помню, по каким ступенькам я туда заходила.

Еще она помнит, что во время антракта хотела уйти – спектакль не понравился, да и все время в первом отделении было как-то неспокойно.

О.Ч.: Я действительно хотела уйти. У меня внутренняя интуиция какая-то работала, намекала мне, что надо сбежать оттуда. Уже и свет погас, второе действие должно начаться, а я все переворачиваю, рассматриваю какие-то рекламные старинные плакаты, которые продавали в фойе.

О.Ч.: Мне муж говорит: «Ну, все, давай пойдем». Я отвечаю: «Сережа, может, домой?» Я еще торт тогда поела с кофейком. Мы так удачно это все сделали, прямо как чувствовала, что трое суток голодать буду. Он мне говорит: «Ну, вроде как за билеты заплачено, давай все-таки досмотрим». И я согласилась.

А дальше были трое суток кошмарного ада. В первые часы после захвата заложников Ольга Черняк, так же, как и все остальные в зале, не могла поверить в реальность происходящего, ведь никогда прежде не слышала звука выстрелов, катающихся по полу гранат, выпавших из рук шахидок, и не видела человеческую смерть так близко.

О.Ч.: Вот представьте, один человек запаниковал, был у нас такой момент, и побежал по спинкам кресел, крича: «Мама, я не знаю, что делаю». Взял пустую бутылку из-под кока-колы, кинул в шахидку и побежал с дальних рядов.

О.Ч.: Он вот бежит, а в него пытаются стрелять. Стреляют, но не попадают конкретно в него. Попадают просто в сидящих позади меня. И люди сзади меня умирают. И ты просто ощущаешь нереальность происходящего, абсолютную нереальность. Вот только что сидел рядом мужчина, вот хлопки какие-то раздались, и потом из его головы, помню, хлещет кровь.

О.Ч.: Со мной рядом сидели подростки, студенты, которые работали там. Они в красных жилеточках были, поэтому их легко было отличить. И вот этих детей колотить начинает просто, понимаете? Потому что льется кровь и люди умирают. И мы подростков забрали к себе в наши ряды, потому что они уже в панике, в невменяемом состоянии. А кровь эту кое-как газетками прикрыли.