Страница 7 из 16
Она машет Ниллу, и, когда тот наклоняется к ней, обвивает рукой его шею и целует в щеку. Несколько парней у стойки хохочут, Дин выгибает брови, а сам Нилл на мгновение выглядит настолько же обескураженным, как и я. А потом тоже начинает смеяться.
К этому моменту я подхожу достаточно близко, чтобы услышать, что говорит ему Эбигейл:
– Просто спор, прости. – Наклонив голову, она смотрит на него, хлопая ресницами. – Надеюсь, ты не обиделся.
– Ерунда, – отмахивается Нилл. – И что ты за это выиграла?
– Честь и славу.
– За это стоит бороться.
– Не такая уж сложная была борьба, – парирует Эбигейл с той самой дерзко-невинной улыбочкой, на которую способна только она. – Что делаешь после работы?
– Меня сегодня кое-кто ждет, – очень мягко произносит он.
Однако подтекст его слов однозначен, и на лице Эбби написано глубокое разочарование.
– Ах, вот как… ясно… ну, тогда… – Она делает шаг назад. – И все равно я рада, что ты скоро будешь чаще тут появляться.
Если бы меня так мило отшили, я бы не смогла вести себя настолько уверенно. За это я снова восхищаюсь Эбигейл.
– А просто самому взять себе стакан нельзя? – доносится из-за моей спины.
Как раз вовремя, чтобы отодвинуть поднос на безопасное расстояние от Фергаса.
– Руки прочь! Заказывай так же, как и все остальные.
Он подмигивает мне, давая понять, что спрашивал не всерьез.
– Я еще свое не допил, благодарю. Просто подумал, что пора вывести тебя из этой бодрствующей комы, пока кто-нибудь не споткнулся о твое тело.
Даже выпрямившись в полный рост, я достаю Фергасу только до плеча, и ему очень нравится меня этим дразнить. Показываю ему язык и продолжаю разносить оставшиеся напитки, прежде чем кто-то справедливо пожалуется на выдохшееся пиво.
Значит, у Нилла есть девушка. Понятно. Ничего удивительного на самом деле. Интересно, переедет ли она с ним в Каслданнс? В квартире Дина достаточно места для двоих, так что вполне возможно. Понадобится ли ей тоже потом работа? Если и так, теперь я не думаю, что Нилл выгонит меня на улицу. Но примет ли он ее мне в напарницы?
Я чересчур резким движением ставлю последний бокал эля на двенадцатый столик, и жидкость едва не выплескивается через край.
Кажется, пришло время подумать о чем-то другом, а то в голове только и крутится одно имя – Нилл.
В конце концов, не так уж он и интересен.
Когда в районе двух часов ночи я закрываю за собой дверь «Брейди», ноги у меня горят, а шея ощущается одной большой раной. Но, несмотря ни на что, как и каждую ночь, я карабкаюсь на холодный камень стены и плетусь вниз, к узкой полоске песчаного пляжа. Осторожно перебравшись через валуны, выуживаю из кармана смартфон.
Дин, Нилл и Фергас сидели в баре, когда я уходила. Их приглашение присоединиться и немного выпить пришлось отклонить. Я устала и планировала за пару минут заправиться ночным воздухом и морем, а потом быстро заползти в постель. С Ниллом в качестве шефа мы явно поладим. Думаю…
Моментально забываю, что я там думала, потому что примерно полтора часа назад Пиппа оставила мне голосовое сообщение.
– Бунтарка? Перезвони мне, пожалуйста, не важно, во сколько.
Внезапно задрожавшими пальцами набираю номер сестры.
И так каждый раз.
Снова и снова страх перед тем, что она расскажет. Пока устанавливается соединение, к страху присоединяется беспокойство, что она не возьмет трубку. И что мне тогда делать? Что мне делать в третьем часу ночи, если не смогу дозвониться до своей младшей сестры, после того как она тонким растерянным голоском оставила сообщение на автоответчике? «Перезвони, не важно, во сколько…»
Пожалуйста, Пиппа, подойди к телефону. Господи, умоляю…
– Сиенна?
– Пиппа! Что стряслось? Ты уже спала, все в порядке? – Слишком много вопросов зараз, и я с усилием останавливаюсь. Если бы я только могла прямо сейчас увидеть сетренку, все было бы гораздо проще.
– Это… ох, Бунтарка!
Пиппа начинает плакать, и мне хочется бежать к ней, а вместо этого в следующий миг я оступаюсь на камне, поскольку есть дела поважнее, чем смотреть себе под ноги. Дико размахивая руками, лишь через несколько секунд паники мне удается обрести равновесие и глубоко вздохнуть.
– Пиппа? Что случилось?
– Я больше так не могу, Сиенна. Что мне делать? Я ненавижу его, ненавижу, ненавижу, ненавижу его так сильно…
– Да что произошло?
Наверное, он избил мать, а затем Пиппу, так как она бросилась между ними. Или сразу начал с сестры, потому что знал, что она попытается помешать ему оторваться на маме.
На другом конце линии слышны только рыдания Пиппы, каждый ее всхлип ранит меня в самое сердце, разрывает его на куски, заставляет истекать кровью.
– Расскажи мне, Пип… что случилось?
– Мама в больнице.
– Как?
– Он ее… она…
– Что он сделал, Пиппа? Он так избил ее, что она…
– Она упала. Он толкнул ее на плиту, а потом она упала. И зацепила сковородку, а кипящее масло… ее нога…
Всхлипывания Пиппы становятся громче.
– Тшшш… Пип… Пиппа, ты с ним одна в доме? Он рядом?
О боже, стоит ему услышать, что сестра плачет… понять, что она говорит по телефону…
– Я у Скарлет.
Слава богу. Скарлет – это лучшая подруга Пиппы.
– Побудь пока у Скарлет, слышишь?
– Но мне надо забрать свои школьные вещи.
– Я приеду! Я приеду утром, не ходи туда одна!
– Ты не обязана, Бунтарка. Завтра до обеда мы со Скарлет вынесем мои вещи. Пока он будет на работе.
– Может, мама Скарлет могла бы…
– Она вообще еще не в курсе, что я здесь. Она уехала на целую неделю, бабушка Скарлет приходит раз в день. И мы не скажем, почему я останусь тут на пару дней. Скарлет считает, что тогда ее мама точно об этом сообщит. – Голос Пиппы звучит уже гораздо тверже. – А я не хочу… запустить какой-нибудь процесс, понимаешь? Мне кажется, лучше всего будет, если я поживу тут до тех пор, пока мама не вернется домой.
«И тогда все вновь станет как прежде», – думаю я, но не произношу вслух, прекрасно понимая, что ничего этим не добьюсь. Мы всегда боялись, что нас заберут, что с большой долей вероятности разлучат, если кто-то что-то узнает. Лет в восемь или максимум девять я единственный раз упомянула учительнице, что у меня проблемы дома. Та после разговора с моей матерью успокоилась, а дома родительница так плакала, что от страха и раскаяния я тоже разрыдалась вместе с ней. Ничего не изменится, пока мама держит язык за зубами.
– А еще ты могла бы приехать сюда… – начинаю я, хотя ответ Пиппы мне уже давным-давно известен.
– А мама?
Мне хочется ответить, что мама справится, но язык не поворачивается произносить столь явную ложь.
– Возможно, она тоже все-таки уедет… если мы обе…
У меня просто-напросто не получается закончить фразу. Если мы обе ее бросим? Уехала бы она в таком случае? Нет. Она никогда не покинет его, какой бы ни была причина. Потому что боится. Потому что он ей угрожает. Потому что он постоянно внушает ей, что без него она ни на что не способна. А может, еще и потому, что бывают эпизоды, когда он становится совсем другим: добрым и любящим. Иногда он даже приходит с подарками и обнимает ее.
Именно в такие моменты я ненавидела отца больше всего, ночь напролет лежа в кровати без сна и ожидая, когда его настроение опять перевернется с ног на голову. Такое могло случиться за ужином, или утром перед школой, или в три часа ночи в спальне неожиданно раздавался приглушенный вскрик. Предсказать это было невозможно…
– Если мама останется с ним совсем одна… рано или поздно что-нибудь случится, – говорит Пиппа.
«Да ведь уже случилось!» – хочу заорать я. Невысказанные слова разрастаются и оседают камнями у меня в глотке. Медленно вдохнуть и снова выдохнуть. В попытке не дать ярости и отчаянию окончательно себя раздавить, я едва не прослушала следующую реплику сестры.
– Мамин мобильный я тоже завтра заберу. Тогда ты сможешь с ней связаться.