Кумир для Страховидлы

– А я чуть головы у генерала не лишился… – грустно протянул Дима, появляясь откуда-то из-за моей спины.

– Дим! А что у вас вообще за история с ревизией? Вроде считались как люди. Все всё сдали, а у вас опять не слава Богу!

– Да-а… – Дима махнул рукой и мрачно закурил. – Гришунь, прости меня, честное слово! Я с тобой только поговорил, к себе вернулся, ко мне Денисыч подошел. Говорит, так, мол, и так, Дмитрий Иванович, прости, но я шестой сектор не считал совсем. Четвертый и пятый смог, а на шестой сил не хватило…

– Погоди-ка, – встрепенулась Ингрид, – а какого черта вообще Денисыча отрядили склад считать? Дим, у тебя совсем совести нету?!

– Гришенька, ну при чем тут я? Вообще-то Витек считаться должен был. Думаю, это его рук дело.

Мы припомнили – точно, была смена Виктора. Но все равно не понятно, как ему-то в голову такая мысль пришла.

Денисычу было хорошо за шестьдесят. Устроился он кладовщиком, да еще на склад замороженной продукции, по счастливой случайности. Просто срочно нужен был человек, а тут он как раз подвернулся. Сотрудники испытывали к нему уважение, человек в таком возрасте устроился на такую тяжелую, в общем-то, работу. Ситуация у него была сложная, его жена на пенсии, старшая дочь уехала жить за Урал, и к сожалению о родителях вспоминала только по праздникам. Звонила и поздравляла.

Была еще младшая дочь – поздний ребенок, любимый, но очень несчастный. В семнадцать лет она втрескалась в некоего парнишку – любителя девушек, пива и резвых покатушек по ночному городу. На девушке он безропотно женился, как только стало известно, что она в положении, что совсем не мешало ему вести практически прежний образ жизни. Ребенку исполнилось пять месяцев, когда очередная его ночная эскапада закончилась для него трагически и навсегда.

Он ушел, по-глупому оборвав свою не слишком хорошую жизнь, прихватив за компанию случайную женщину, которая, по злому стечению обстоятельств, решила перейти дорогу в тот самый час…

Услышав страшную новость, молодая жена слегла с нервным срывом, от которого так и не оправилась. В попытках утопить свое горе в алкоголе, она случайно утопила там и жизнь, натолкнувшись на подделку, которую ей продали ночью из-под полы в обход закона.

И Денисыч устроился на работу, чтобы хоть как-то не дать погибнуть с голоду своей несчастливой семье. Его уважали и ему сочувствовали. Обычно ему старались давать бумажную работу, которой на складе тоже немало. Тем более, что подорванное невзгодами здоровье пожилого мужчины в принципе внушало опасение, а вот ясность ума у него была редкостная. Ради работы в пенсионном возрасте компьютер освоил человек, да еще как освоил! В холодильник, где температура зимой и летом минус восемнадцать, его старались не отправлять, только в случае крайней необходимости. Поэтому такой, можно сказать, жестокий поступок Вити вызвал у нас просто бурю эмоций.

Дима переждал, пока мы с Ингрид выскажемся по этому поводу.

– Я и сам не понял, почему он так. Тем более что считать он сам должен был, его смена, и вообще… У нас же по правилам завсклада всегда ревизию сами считают. Звонил я этому гаденышу уже несколько раз – трубку не берет. Вообще, на работе уже фиг знает сколько не появляется. Может и болеет, конечно, но хоть отзвониться-то мог! Совсем оборзел! Ничего, я из него это вытрясу. И по башке ему за такое настучу, – Дима сжал могучий красный кулак. – Денисыча спрашивал, почему так вышло – не колется. Говорит, больше некому было. Только твердит, прости Дмитрий Иванович, да прости. Я от него чуть не заплакал сам. А Генерал был злой как черт. Совещание это ни к селу, ни к городу. Узнают о пересчете – скандал будет. У меня аж сердце не на месте.

Мы его поняли. Учредителей у нас имелось аж четыре штуки. Мадам, которая большую часть времени проводила за границей и участия в руководстве фирмой практически не принимала. Двое бизнесменов, имевших доли и в нашей фирме, и в нескольких других организациях, сфера деятельности которых вращалась вокруг поставок продуктов питания. И, наконец, четвертый учредитель.

Как раз его доля была самой большой, что-то около сорока процентов. Наша оптовая база была его единственным бизнесом, хотя (по моему глубоко личному мнению) такой человек, как он, сам заработать денег не мог. По крайней мере, мне не приходило в голову, как это вообще возможно.

Насколько я смогла разобраться, те двое очень старались свести участие этого третьего в делах фирмы к минимуму, ограниченному финансированием. Но это удавалось им плохо. Дело все в том, что тип этот отличался совершенно необузданным взрывным темпераментом и отсутствием какого бы то ни было воспитания. Как при таких данных он умудрился сколотить капитал, для меня оставалось непостижимой тайной.

Так вот он, со своей вспыльчивостью, был скор на расправу. Если он, не дай Боже, будет не в духе и начнет разбираться во всей истории, Денисыча, как пить дать, уволит. А может и Виктора заодно. Что в принципе не так уж и печально – Витю у нас никто не любил. Но и не так уж реально – именно этому взбалмошному учредителю Витя приходился, хоть и дальним, но родственником. Собственно, поэтому он и позволял себе много чего такого, за что остальным, мягко говоря, не поздоровилось бы. А уж если дело доходило до поиска виноватых, то ими, конечно же, всегда оказывались другие.

Мы еще попереживали на эту тему, пожелали Диме ни пуха, ни пера и попросили держать нас в курсе. Мрачный и злой Дима удалился в сторону своего склада.

А через час и в самом деле вспыхнул потрясающий скандал. Бушевал тот самый учредитель, которого Денисыч, а за ним и другие сотрудники, за глаза называли «Поротя», по ассоциации с одним старым советским мультфильмом.

Для всех лиц, которых скандал не касался лично, начальственный гнев представлял собой довольно забавное зрелище. Поротя не мог усидеть на месте от таких новостей. Он выскочил из конференц-зала и носился по всей административной части. Кричал что-то насчет того, что здесь творится произвол, что он этого не потерпит, что научит нас работать. Самое плохое, что он всегда добавлял, что «Виновные будут наказаны», и иногда, довольно часто, и в самом деле штрафовал немилосердно, а то и вовсе увольнял. Причем, как говорится, «без суда и следствия». Если человек попадал ему под горячую руку, шансов у него было мало. Достучаться до разума «Пороти» в момент кризиса возможности не было, а когда кризис миновал, то ответ был один – «решение уже принято». Ибо признавать свои ошибки по его глубокому разумению означало бы – подорвать свой начальственный авторитет.

Был у нас даже как-то случай, когда двое сотрудников что-то не поделили, и один на другого «настучал». Уволен тот другой был буквально сразу. Но, когда остальные сотрудники узнали о таком гадком поступке, на «стукача» началась настоящая травля. У него постоянно терялись документы, ему забывали говорить о важных и срочных звонках, у него начал «глючить» компьютер, а у программистов как раз не было времени, чтобы им заняться. И уж конечно с ним перестали общаться. Беседы смолкали, когда он входил в комнату, зато в спину частенько летели едкие словечки. Он не выдержал и двух недель. Пошел к Пороте, попытался объяснить, что к чему, но был просто уволен следом. О том, чтобы вернуть первого, которого уволили несправедливо – даже мысли не возникло.

В общем, нрав у нашего соучредителя был тот еще…

У остальных двоих характеры были намного спокойнее. Но они взирали на все выверты их партнера философски, кому как не им было знать о его темпераменте. Если уж не получалось отстранить его от очередного собрания, то ему позволялось практически все. А потом, задним числом, устранялись последствия. В общем, все были довольны тем, что они посещают наш филиал не чаще трех-четырех раз в год.

Я во время бури была спокойна. Меня скандал касался с чисто технической точки зрения – ведь это мне предстояло приготовить новую таблицу для подсчета товара, сделать отчет по остаткам и т.п. Я даже начала все это делать потихоньку, ведь и так ясно, что пересчет будет, чего себя задерживать?