Леший

Ещё помаленьку опрокинули. Михеич вспомнил, как лонись они крапивой Геракла заставили бычий долг исполнять. Хохочут оба, довольные выдумкой.

– Вот ты, Михеич, говорил, что и раньше это проделывали. Часто?

– Да я это так, для смеха, брякнул. Я и не думал, что крапива там через шерсть ошпарить может.

– Вот пришалимок! А я и вправду повёлся, думал, проверенное средство. Потом по дороге даже Вовке наказывал, чтобы матери не говорил. Мол, чего доброго, на мне тоже испытания проведёт с голодухи.

И оба расхохотались до слёз, до боли в животе. И только Степан хотел предложить разлить остатки, как неожиданно взлетел в воздух. Мужики так хохотали, что совсем не заметили, как подошёл сзади Геракл и поддел рогами своего обидчика.

Хорошо ещё, что рога Гераклу наполовину спилили на всякий случай, а то большая беда могла случиться. А так только синяками мужик отделался. И ведь так удачно поддел бугай под зад, что Степан птицей через огород перелетел и плашмя о землю шмякнулся. Трезвый-то, может, и покалечился бы, а так совсем легко отделался. А Михеич, видя такое дело, хоть на восьмом десятке, а как второгодок в армии на полосе препятствий через изгородь влёт перемахнул от греха подальше.

Геракл попытался было рогами изгородь разворотить и ведь раскурочил бы, да у Михеича кнут за поясом был. Хлестнул пару раз, отогнал разъярённое животное. Хорошо, что Степан недопитую бутылку в руки взять не успел, а то пролилось бы всё, к чёртовой матери. А так нервы успокоить осталось чем.

С тех пор Степан, когда в Семёновку по разной надобности ходил, бдительность уже не терял. Хоть трезвый, хоть выпивши, по сторонам оглядывался – нет ли Геракла поблизости. И всё думал, какую бы быку пакость устроить в отместку, хотя изначально-то сам виноват был.

Целый год без толку голову ломал, но случай подвернулся неожиданно. Зинаида-продавщица как раз новый товар разбирала, когда Степан в магазин зашёл. И давай она уговаривать:

– Вот, купи жене шарфик красивый, совсем дешёвый. Порадуй Дарью, а то у вас, мужиков, сотни на бутылку не жалко, а жене приятное сделать – жаба душит. К её чёрному пальту вот этот красный аккурат в масть будет.

Повертел Степан шарфик в руках, пощупал. Да на кой, мол, ей эта хреновина. И куда с красным шарфом попрётся? Людей смешить? Вот, мол, вырядилась, как фифочка городская. Не девочка уже.

Но Зинаида уговорила-таки. Купил. Благо как раз получку выдали. А деньги, как известно, карман жгут. Невелика растрата! Если и носить не станет, может, действительно приятно будет подарок от мужа получить, хоть и ненужный. Заодно Зинаида ещё и крем для рук навалила. Ну и бутылку – святое дело – с получки взял. А только из магазина вышел, Михеич навстречу.

– А ты что это среди бела дня по деревне разгуливаешь, а не со стадом? Сняли, что ли?

– Дак это, вишь, паутов-то сколько! Спасу нет. Ночами теперь, с вечера стадо на луговину выгоняю. Оно бы в лесу-то травы поболе, да комарья тучи, а на луговине вон уже и отава подрастает, да и ветерок хоть немного обдувает.

Вернулись к Зинаиде, стакан взяли да сыру плавленого «Дружба» – занюхать. Выпили по первой, по второй. Степан расхвастался, какой жене подарок купил, шарфик из кармана достал. Михеич из вежливости потрогал, похвалил.

– А правда, Михеич, что быков красный цвет раздражает? – вдруг поинтересовался Степан.

– Не знаю, брат, красное отродясь не нашивал. А слыхал, что эти, как их, ториадоры-то, красной какой-то попоной быка отвлекают, когда он того, который со шпагой, с ног сбивает и топтать да на рога поддевать начинает. Видать, не любят красного, коли тут же на попону кидаются.

– Ну, в кине-то я и сам эту, как её, корриду видывал. Просто думаю, ты всю жизнь со стадом, так должен лучше знать.

– Дак ить кто тут у нас красное-то носит? Это ты вон своей Дарье красный шарф купил, а больше-то, поди, и нету.

– А у меня ещё один красный есть, – созналась Зинаида. – Вот себе бы взяла, да у меня не к чему. Пальта нету, а с курткой оно как-то не очень.

– А давай мне второй тоже, – неожиданно попросил Степан и полез в карман за деньгами.

– Да зачем два одинаких-то? Возьми лучше голубой, хоть менять будет. Голубой тоже с чёрным красиво.

– Нет, красный давай, – настоял Степан и чему-то хитро заулыбался.

Уплатил за покупку, разлил остатки. Выпили.

– А бугай-то сейчас где? Не на воле?

– Да ты что? Забоялся? Не боись! Он в своей стайке взаперти. Вот бабы вечернюю дойку закончат, всё стадо выпустим со двора, и его тоже. А так, поди, спит себе.

От магазина Степан почему-то пошёл не по дороге к себе в Носово, а свернул влево. Михеич хотел было поинтересоваться, но махнул рукой – мало ли у мужика ещё какие дела есть.

А Степан прямиком на ферму. Ворота на двор распахнуты, доярки ещё не пришли, и, кроме скота, на ферме никого. Мужик прошёл прямо в конец здания, где из толстых жердей сооружена неширокая стайка для Геракла. Увидев своего лютого врага, тот сразу заволновался, хотел развернуться, но на это его стойло не было рассчитано. Бык начал сердито бить в пол передними копытами, не по-доброму мычать, но ничего другого предпринять не мог. А Степан достал из кармана только что купленный красный шарф и, вытянув руки промеж жердей, торжественно соорудил быку на мошонке большой бант.

Может, завязал слишком туго, а может, Геракла тоже раздражал красный цвет, но, как бы то ни было, он и так и сяк пытался дотянуться до своего достоинства, чтобы освободиться от украшения.

Степан стоял и довольно ухмылялся:

– Вот-вот, попробуй-ка достань. Бык не кобель, так просто не дотянешься.

Вечером, когда после дойки бабы выпустили стадо и открыли стойло Геракла, в сумерках двора не сразу заметили между ног быка яркий красный бант. Увидели, когда он уже вышел на улицу. Отсмеявшись, попытались было снять ненавистное для животного украшение, но к каждому, кто приближался, Гера поворачивался мордой, угрожающе наклонял рогатую голову и скрёб копытами землю. Так и проходил он всю ночь на пастбище с украшенной большим красным бантом мошонкой.

Избавили быка от позора только утром, когда снова загнали его в узкую стайку. Зато долго потом над этой проделкой хохотала вся деревня. Сначала не могли догадаться, кому такое могло прийти в голову, Михеич за выпивкой как-то не придал Степановой покупке значения, но тайну раскрыла Зинаида, рассказав, что оба красных шарфа взял Степан. Один, поди, подарил Дарье, а второго не пожалел для Геракла.

Глава 20. Средство от запора

– Здорово, мужики! – Анемподист остановился у калитки, облокотился о неширокие тесины обеими руками. – Куда наладились?

– Известно, куда! – Сидящий с краю широкой, метра в три длиной, лавки из старой тёсаной половицы, притараненной с разобранной церкви и по причине чуть не окаменелого её состояния ни на что другое в хозяйстве не пригодной, Иван махнул недокуренной, чуть не с палец толщиной, самокруткой в сторону фермы. – Стайки телятам к зиме готовить. Вчера тёсу напилили немного, пока у Федьки вал отбора мощности не накрылся, дак может, и хватит заместо пропрелых. Пол, поди, знаешь, ишо посядни перебрали.

– А ты, дядя Аник, присаживайся с нами, если не торопишься, – подал голос Венька. Он после школы уже второй год ждал призыва в армию и работал с мужиками по наряду, куда пошлют.

Парень он был скромный, тихий, исполнительный, но уж чересчур зачуханный. А по-другому-то и быть не могло, потому что мать его, Егоровна, баба больно крутая. Она и на ферме в своё время, где лет двадцать была заведующей, три раза свой приказ никому не повторяла. Особенно побаивался её скотник Михеич. Один раз пьяному скажет прибраться, другой, а потом как е…лызнет чем попало, у того сразу и хмель из головы выскочит. Тут же за вилы или лопату хватается и скребёт половицы, как в доме на Троицу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».