Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 18

– Вы хотите сказать, что я слабая и не справлюсь?– спросила я, едва сдерживая слезы. Учитель  сейчас невольно отнимал у меня мечту. Помогать каждому, кто этого заслуживает, спасать тех, кто не заслуживает смерти… Так и веру в свет можно расшатать.

– Я не хочу тебя обидеть, Ксана, пойми, – он тяжело вздохнул, – я хочу, чтоб ты была счастлива. За то время, что я обучал тебя, я полюбил. Ты мне дорога, как родная дочь. А я просто не могу своему ребенку, пусть и не родному, не моему, но все же, позволить загубить себя, растратить свою жизнь на тяжёлую, неблагодарную работу. Я не хочу, чтоб этот добрый огонек в твоих глазах померк…

– Хорошо, Ник, я подумаю, – он тоже чуть не плакал, и я просто не могла отказать ему хотя бы в обещании еще раз все взвесить.

– Прими правильное решение, деточка. Я договорился, тебя в любой момент примут в академию. Будешь помогать детям с пробудившимся даром, добраться до академии. Вырастим новое поколение правильных магов, которые будут помогать людям, а не продаваться королям для войн.

– Каждому дано по его вере. Я хочу помогать детям, взрослым пробудившимся, но, учитель, когда ядовитый плющ растет из земли, глупо просто обрывать листья. Надо уничтожать корни.

– К чему ты это, Оксана? – он назвал меня полным именем. Хоть и не любит его. Значит злится.

– К тому, что надо сделать мир безопасным для новичков, даже миры. Чтоб никто не убивал магов. Нужно устранить орден и вернуть людям веру в волшебство, – все-таки слезы покатились из глаз.

– Хватит, – перебил он меня, и встал, – Ксана, я прошу лишь подумать. Так что выключи чувства и обиженную девчонку и включи мозги! – он потянул руку, погладить меня по голове, но я увернулась.

– Я подумаю, – сурово ответила я.  А потом встала и крепко обняла наставника, родного как отец. Он успокаивающе похлопал меня по спине и ушел. Бросив на прощанье слова:

– Мы не Боги, Ксана, наш удел смертный… Если возложить на плечи слишком большой груз, они или сломаются или станут равными богам. А там совсем другие правила…

Видимо нервы все-таки сдали… Этот день оказался слишком длинным. Помню, как дошла до душа и дала волю слезам.

В комнату кто-то настойчиво постучал.

– Идите все к черту! – прошептала я и открыла кран еще сильнее.

Через минуту кто-то постучал в душевую.

– Кто там? – спросила я, выдавив из себя максимально спокойные нотки.

– Это я, Тим, меня Марианна просила поговорить с тобой.

– О чем?! – поинтересовалась я у внезапно нахлынувшего инспектора. Вот только его тут и не хватало!

– О лютой непогоде за окном, – спокойно ответил он, – я могу войти?

Осознание того, что явно разыгрался шторм, тут же отбило всякое желание пореветь еще. Вот уж дала волю чувствам… расклеилась…

– Не ревела я! – неуверенно возразило моё самолюбие.

– Ну да, просто все навалилось, – спокойно, даже с пониманием ответил он, нагло открывая дверь.

– Что так хочется посмотреть на голую женщину? – не удержалась я от очередной колкости, но судорожно вцепилась в занавеску, прикрывая свои прелести.

– А тебе разве нечего показать? Или ты там мужика прячешь? Если так, то на него я точно не горю желанием посмотреть! – спросил он с ехидной ухмылкой и потянул на себя последний рубеж моей обороны. Я смирилась и отступила. Ну не будет же он, в конце концов, силой меня брать?!

– Что ж, смотри, раз так хочется! – я задрала нос не хуже чистокровных эльфов. Выпрямилась в полный рост, но забытое мыло предательски попало мне под ногу, и я картинно раскорячилась, как та самая корова на льду! Вот это позорище! Слезы с новой силой хлынули из глаз, смешавшись с безумным смехом, а равновесие так и не желало возвращаться.





А вот Тим в этот раз не смеялся. Он плавным движением, чутко следя за скользким диверсантом, оказался рядом со мной и подхватил на руки. Промок, но впервые повел себя как настоящий рыцарь!

Аккуратно отошел от мокроты, поставил меня на ноги, завернул в полотенце, снова взял на руки.

– Не приставай ко мне, – хотела пригрозить, а сказала как-то совсем уж жалобно.

Он вынес меня из душа и уложил на кровать и все же дал волю чувствам. Нет, не стал домогаться, он рассмеялся, да так заразительно, что вместо того, чтоб огреть его полотенцем, я заулыбалась сама.

– Какая муха тебя укусила!? – фыркнула я, боясь снова скатиться в истерику.

– Никакая не кусала, – сквозь смех ответил он, и успокоился, явно переходя к серьезному разговору, – из-за чего вы с Ником поссорились? У вас очень теплые отношения, да? – он жестом намекнул на «теплые» как между мужчиной и женщиной. Я все-таки треснула его полотенцем и отрицательно покачала головой.

– Он считает, что у тебя плохая работа. Пытался меня отговорить. Марианна вон считает, что хорошая… – я всхлипнула, – а ведь Ник стал мне ближе родного отца. Не думала, что он может быть так против…

– Работа действительно дерьмовая! – ответил он, но без шуток и ухмылок, инспектор говорил серьезно, – но нужная. Понимаешь, тут как раз четко работает правило: «А кто, если не мы?». Сразу честно скажу, будет тяжело. Порой даже будет казаться, что никому такое не под силу. Но тут мне помогает помнить, ради чего я иду и за что борюсь,– толи, отговаривая, толи, убеждая работать, сказал он.

– Даже если те, кого любишь отвернутся от тебя? – спросила я, усердно стараясь не поддаться слезам, которые нахлынули с новой силой.

– Те, кто тебя действительно любит, никогда не отвернутся! – он старался говорить как можно более уверенно, но голос все равно дрогнул.

– Кто отвернулся от тебя? Зачем ты делаешь вид, что у тебя каменное сердце?

20

Он вдруг уселся на кровать и пересадил меня на руки. Устроился поудобней, прижимая мое продрогшее тело к груди. Я слышала, как бьется его сердце, чувствовала, как перекатываются сильные мышцы. Слезы катились сами по себе. Но они на этот раз были какими-то странными. Мне казалось, что я дома, что мое место рядом с ним, что он и есть мой дом. Я посильнее уткнулась в его грудь. Еще никогда мне не было так легко и надежно с кем бы то ни было…

– Неужели я кажусь таким бесчувственным? – удивился он.

– При чем тут это? Ты можешь быть противным, вредным, гадким, просто отвратительным, но все это напускное. Внутри ты натянут как струна…

– Может это из-за работы, не думала об этом?

– Нет, кто-то сделал тебе больно. И ты никак не можешь с этим смириться, пережить и перелистнуть этот момент. Кто была эта женщина? – надеясь, что я права, продолжила допрос. Он вздохнул и заговорил. Много боли и обиды было в его голосе. Он вспоминал то, что ранило его душу:

– Мои родители из знатной семьи. Я третий сын. Наследники у них были и до меня, а тут Тим уродился… Со старшим братом мы не ладили с самого раннего детства. Я был умнее, хитрее, сильнее. Но я не был первым. И когда мне исполнилось семь лет, родители нашли верный способ избавиться от меня. Я был отправлен в эту самую академию. За моё обучение платили хорошие деньги, и директор усердно терпел все мои попытки отправиться на отчисление.

– Ты так хотел домой?

– Да, – кивнул он, – к тринадцати годам я смирился, что единственный способ выбраться отсюда – выучить всю программу, как можно скорее. Я взялся за ум и вступил в ряды усердных зубрил. В мои пятнадцать я знал не меньше, чем местные учителя. Тогда родители решили забрать меня и женить на немолодой вдове. Тогда мне казалось, что она совсем старуха, а ей было всего двадцать три. И богатая женщина уже успела почувствовать вкус разгульной жизни. Кое-как я убедил семью, что такие родственники нам не нужны. Особенно такое чудо эротических фантазий. Мне намекнули, что тогда мне дома не рады. И я сбежал обратно в академию.

– Но почему сюда? – спросила я, – можно же было путешествовать, искать где-то свое место…

– Я не знал ничего другого, а тут прожил достаточно долго, чтоб привыкнуть. Родители отказались от меня. Я работал и жил здесь. Прибирал на скотном дворе за кров и пищу. Бывшие сокурсники и даже малышня дразнили и унижали меня. Учителя в душе были рады, что зарвавшегося мальчишку наконец-то заставили прочувствовать тяготы и лишения. Много нервов я им потрепал, пока мечтал сбежать, а потом, умничая, сильнее, чем было надо. Хорошо, что кроме них были и друзья.