Страница 2 из 12
Таковы были предварительные распоряжения, длившиеся четыре месяца; все хитрости, все тонкости извилистой политики обоих дворов были исчерпаны при этих продолжительных свиданиях. Мазарини употреблял тысячу и одну уловку своей итальянской хитрости, чтобы ловчее обмануть; дон Люис настойчиво держался своей осторожности, характеризующей его нацию, чтобы не поддаться обману. Наконец мир был подписан и брак условлен, но торжество отложено до 7 июля.
По закрытии конференции герцог Граммон отправился в Мадрид просить руки инфанты; эскуриальский двор принял этого посланника с особенной пышностью, ибо на пире, данном ему кастильским адмиралтейством, подали семьсот золоченых блюд, к которым никто не мог прикоснуться, так как французский посланник должен был ужинать у себя.
Испанский король немедленно отправился с дочерью в Сен-Себастиан, куда и прибыл 27 мая 1660 г. на праздник Тела Господня. Когда по окончании вечера дворянин, вручивший письмо Людовика XIV Марии-Терезии, спросил у этой принцессы, которая велела передать много любезностей вдовствующей королеве, – не имеет ли она чего сказать королю, инфанта отвечала: – Боже мой, разве же я не просила вас три раза передать королеве моей тетушке, что я умираю от нетерпения ее видеть. Скажите только это. – Трудно более тонким образом скрыть нетерпение выйти замуж; но вероятно то, что посланник, отдавая отчет о нетерпении, от которого умирала испанка, не адресовался к тетке.
На другой день оба двора съехались в Сен-Жан-Люз; они соперничали в роскоши и великолепии. Испанцы выказывали больше драгоценных камней, но французы превосходили их в щегольстве и изяществе костюма. Плащи и кафтаны придворных испанского короля отличались массивным тяжелым шитьем, а шляпы кастильских вельмож были плоские, перья жидкие. Одним словом все в костюмах этого двора обличало отсутствие грации и вкуса. Наши же дворяне, напротив, соединяли с блеском и богатством щегольство и изящество. У молодых людей из свиты короля, как Сен Тьерри, Бриен, Кавоа, Вард, Гишь, Пегиллен серые моаровые плащи обшиты были золотыми кружевами или из черной венецианской материи с серебряными кружевами в шесть рядов и подбиты золотой или серебряной тканью, смотря по наружному украшению. Под этими плащами виднелись кафтаны из серебряной или золотой парчи с черными богатейшими кружевами. Шляпы их украшались белыми перьями, схваченными алмазной петлицей.
Молодая королева, как сказывал мне Сувре, была прекрасна, но немного бледна; в больших ее глазах много выражения; как бы там ни говорили, но они совсем не лишены того испанского красноречия, которое обещает много, а обыкновенно дает больше. Талия Марии-Терезии стройна, но теряет от дурно сшитого платья и излишества украшений, которые государыня отбросит, когда ее туалетом займется французская гофмейстерина. Все наши молодые люди кричат против корсета королевы, который безобразит грудь ее. Вероятно мадридские модистки весьма неопытны, чтобы портить подобным образом то, что хорошо, между тем, как парижские так искусны, что умеют и нехорошее выказать в привлекательном свете.
Здесь оканчивается рассказ барона Сувре и я продолжаю передавать свои наблюдения.
Я возвратилась домой усталая, ослепленная, измученная. Король и королева въехали сегодня в Сент-Антуанские ворота, еще недоконченные. Шествие продолжалось двенадцать часов среди ликующего народа. Все парижане с рассвета на ногах, чтобы любоваться один, два, три, даже десять раз великолепным зрелищем. Ни формы, ни цвета домов нельзя было узнать – так их украсили обыватели, каждый по своим средствам. Мостовая покрыта была розами, жасминами, гвоздиками, миртами и множеством других цветов; кареты катились без шума по этим мягким душистым коврам. Королева, блистая нарядом и красотой, проехала через весь Париж, сидя в богатейшей древней колеснице; воздух оглашался звуками музыки, помещавшейся на других, менее роскошных колесницах, среди восторженных кликов народа. Король верхом, следуя возле молодой супруги, казалось, разделял всеобщую радость; возбуждению которой много способствовала мужественная его красота и богатый костюм с драгоценными камнями миллионов на семь.
Но так как во всем в мире есть своя забавная сторона, то в сегодняшней церемонии утешили нас члены парламента. Да и кто не смеялся бы при виде президента, королевского прокурора, советников, секретарей, в своих беретах и судейских мантиях, развевавшихся по ветру, – верхами, со шпорами; привязанными к башмакам, которые ехали впереди двора, словно кавалерийский отряд. Испанская инфанта, которая без сомнения, никогда не видела конного парламента; закрыла рот платком… Я никогда не встречала, более комизма в серьезном.
В этот вечер все дома иллюминованы; везде на дверях отелей, в больших бронзовых канделябрах горят разрисованные и позолоченные восковые свечи. Буржуа привесили у окон разноцветные бумажные фонарики; некоторые вельможи подражали им, только велели нарисовать свои гербы на этих транспарантах.
Оканчивая это описание, я не могу умолчать о словах одной дамы в черном платье, которая стояла возле меня в улице Ферроньери, во время прохода шествия. Дама эта, будучи поражена красивой, благородной наружностью короля, более чем красотой королевы, красноречиво выхваляла блестящие качества этого государя. При взгляде на него, в ее глазах отражалась вся душа; грациозная грудь ее быстро приподнимала черную одежду. Не в состоянии удержаться от необходимости высказать свое удивление, она сказала довольно громко своей соседке: «О, королева должна быть довольна мужем, которого, выбрала»! Я просила знакомых узнать имя этой пламенной наблюдательницы, и мне назвали вдову поэта Скаррона.
Глава II. 1661
Возобновление двора. – Госпожа Соассон. – Старинный вид Лувра. – Тюильрийские собрания. – Сундуки, и сундучки. – Голодный стол у королевы. – Посланник ощупью. – Ужин ограбленного короля. – Комнаты фрейлин. – Больной Мазарини. – Дипломатия и лекарство. – Секретная нота. – Появление «Школы мужей» Мольера. – Пожар в Лувре. – Духовник королевы. – Щекотливость Марии-Терезии. – Монах пожарный. – Описание дворца Мазарини. – Смертный приговор Кардиналу. – Печальное прощанье министра с богатством. – Игорный долг при кончине. – Ужас. – Кокетство умирающего. – Скупость на смертном одре. – Кольбер швейцаром. – Последние советы Мазарини Людовику XIV. – Смерть кардинала. – Его портрет. – Его эпитафия.
Двор принял новый вид, со времени переселения в Лувр молодой королевы: графиня Соассон, назначенная в правительницы дома ее величества, потихоньку обновила весь старинный церемониал, который вдовствующая королева сохраняла потому, что он напоминал ей молодость. Графиня Соассон, привыкшая к итальянской роскоши своего дяди, чрезвычайно недовольна устарелой внутренностью дворца наших королей; эти высокие окна, состоящие из множества мелких стеклышек, обделанных в свинцовый переплет, эти зеркала из многих узких составных частей, когда Венеция присылает нам их в три и четыре квадратных фута; эти столбы, беспорядочно увешанные аркебузами; наконец, все это обветшалое великолепие, которое делается смешным при сравнении его с щегольским убранством во дворце кардинала, до такой степени ненавистно графине, что она согласилась перевести собрания королевы в Тюильри, на что ее величество изъявила согласие.
Дамы нового двора и фрейлины Марии-Терезии, которые все молоденькие и хорошенькие, громко жалуются на отсутствие даже старой мебели в своих комнатах; они хотели бы заменить неуклюжие сундуки, в которые принуждены втискивать свои наряды, сундучки, куда они прятали свои золотые вещи. Но все преобразования не могут совершиться разом. Стол ее величества уже гораздо лучше прежнего, ибо метрдотели регентши были известны во всей Европе своей неловкостью и скряжничеством. Еще не забыли, как в 1645 г. когда королева хотела угостить польских посланников в Фонтэнебло, за первым блюдом недостало говядины. В довершение бедствия, иностранцы эти после пиршества, должны были проходить по длинным галереям и комнатам, которые забыли осветить. Недавно еще господин Лионн получил приказание угостить при дворе первых испанских вельмож, присланных во Францию для заключения мира, и каково же было его положение, когда он узнал, в момент подачи, ужина, что все блюда были на дороге расхищены офицерами и служителями, и эти блюда, отнятые у похитителей в амбразурах окон, в чуланах, в коридорах, появились на королевском столе опустошенными на половину.