Страница 8 из 15
Я мысленно послал Матилалу просьбу о содействии в исцелении Максима, и мой индийский друг понял меня без слов.
– Ты никого не воскрешаешь, друг, – строго обратился он к парню. – Только понапрасну мучаешь себя и тревожишь душу своей покойной жены. Ты препятствуешь ей расстаться с прошлой жизнью окончательно и обрести новое рождение среди людей.
– Но я погибаю от боли и скорби, – глухо проговорил Максим. – Я не могу отпустить мою Анечку и не знаю, как без нее жить дальше.
– Боль утраты, – промолвил я, – это частица вчерашнего счастья, ушедшего в прошлое. Прими эту боль так, как ты принимал былое счастье любви. Не бойся испытать полностью горечь утраты, и для тебя откроется новая страница жизни.
Эти сказанные мною слова разбили стальные оковы горя, сжимавшие сердце Максима. Он рыдал, уткнувшись головой в теплый ствол дерева, под кроной которого мы стояли. Повинуясь неслышному зову, я посмотрел вверх – там, среди буйства свежей листвы мелькнуло милое юное женское лицо, обрамленное копной пышных волос. Я успел заметить прощальную улыбку, светившуюся в прозрачных зеленых глазах. Но Максим не видел ничего, словно ослепнув от слез. Это были исцеляющие слезы – необходимое выражение скорби, возвращающее человека к реальности.
Острое горе нуждается в слезах. Если человек отвергает факт утраты и мысленно пытается удерживать умершего среди живых, ищет призрачной встречи с ним, отгородившись от других людей прозрачной, но непробиваемой стеной, горе разрушает личность, бесповоротно губит здоровье. Необходимо признать существование границы, разделяющей мир мертвых и мир живых, и накрепко закрыть ворота смерти. Только слезы скорби свидетельствуют о подлинности такого признания. Стремясь воскресить невозвратно ушедших, мы рискуем превратить всю нашу планету в аномальную зону, где прошлое, подобно топкому болоту, поглощает реальность и лишает нас будущего.
Вскоре настал день нашей с Матилалом поездки в Героиновый монастырь – буддийский центр лечения и реабилитации наркоманов. Находится этот монастырь недалеко от Бангкока, и поэтому мы планировали совместить поездку с проводами Максима, решившегося покинуть Таиланд и возвратиться к своей обычной жизни на Родине. Теперь я был за него спокоен – эмоциональный кризис миновал, и молодой человек уже не нуждался в целительской помощи.
В Бангкоке мы задерживаться не намеревались и прямо из аэропорта направились к основной цели нашего путешествия – в обитель бхаданты Бхаттха-чана, как звали настоятеля Героинового монастыря. Титул «бхаданта», сопровождающий его имя, указывал, что Бхаттхачан официально причислен к сонму выдающихся знатоков буддийской канонической традиции и достиг состояния святости. Русское слово «досточтимый» лучше всего передает буквальное значение этого титула, служащего также принятой формой обращения к буддийскому монаху столь высокого уровня. Личность Бхаттхачана живейшим образом интересовала меня.
Я попросил Матилала рассказать, как этот достойный господин сделался монахом, и сообщенная им информация оказалась весьма необычной.
Настоятель Героинового монастыря был врачом-гематологом. Он занимался изучением опыта тех российских полевых хирургов времен Великой Отечественной войны, которые переливали раненым кровь, взятую от погибших. Молодой таиландский Врач добился разрешения повторить эти эксперименты. Вначале дело пошло успешно, и Бхаттхачан надеялся в скором будущем опубликовать результаты в медицинском журнале. Но внезапно случилось непредвиденное – один из его пациентов, получивший мертвую кровь, умер от сепсиса. Родственники подали иск, и суд постановил признать врача виновным в летальном исходе. Эксперименты Бхаттхачана были запрещены администрацией той клиники, в которой он работал. Молодой специалист под давлением общественного мнения уволился и посчитал свою медицинскую карьеру оконченной. Тогда-то он и решил уйти от мира, посвятив себя религии. В своем монашеском пути Бхаттхачан достиг больших высот и обладал, как отметил Матилал, психическими сверхспособностями.
Мне, разумеется, не терпелось пообщаться с человеком, совершившим шаг от занятий академической медициной к вершинам духовной практики.
Скорость, с которой служебный джип Матилала мчал нас по шоссе, удивляла – машина была старенькая, неказистая на вид. Водитель, автослесарь по совместительству, содержал двигатель своего железного коня в идеальном порядке. Я выразил удивление, каким образом такая по видимости развалюха продолжает сохранять превосходные качества внедорожника.
– Она только с виду старушка, – засмеялся Матилал. – Вся начинка в джипе новая. Внешний лоск мы не придаем ему специально, чтобы каким-нибудь прохвостам не захотелось его угнать. В экспедиции всякое может приключиться, и надо хоть как-то подстраховаться.
В монастыре нас приняли исключительно приветливо, без обычной для буддийского монашества сдержанности. Матилал, похоже, был здесь своим человеком. Сразу последовало приглашение к обеду, так как наше прибытие совпало со временем монастырской трапезы. Обедали мы в скромных апартаментах настоятеля, хотя сам он на тот момент отсутствовал и должен был появиться позже.
На низком широком столе были расставлены большие миски с рисом и овощными приправами. Сидя на циновках возле стола, присутствующие – мы с Матилалом и два пожилых, но очень бодрых монаха самостоятельно накладывали угощение в свою глиняную чащку. В отличие от северного и северо-восточного районов Таиланда, где едят клейкий розовый рис, здесь-в ходу был белый, содержащий мало клейковины. Ни рыбы, ни креветок, ни мяса к трапезе, как и положено в буддийском монастыре, не подавали. Религиозный принцип воздержания от убийства живых существ соблюдался строго.
Никакого бетеля (жвачки, имеющей легкое наркотическое действие), употребляемого обычно жителями Таиланда после обеда, в Героиновом монастыре, разумеется, также не водилось. Будда запретил своим последователям принимать любые наркотические вещества и опьяняющие напитки. Здесь этот запрет воплощался в жизнь неукоснительно.
После трапезы в келью, где мы сидели, вощел больщеголовый человек в красно-коричневой рясе, державщийся очень прямо. Это и был Бхаттхачан. Обменявщись приветствиями с присутствующими, он обратился ко мне на хорошем английском:
– Досточтимый друг, простите мое вынужденное отсутствие. Я должен был посвятить время одному нашему пациенту, состояние которого требует особенно пристального внимания. Но теперь, если вы не против, мы могли бы уединиться, ибо я имею сообщить вам нечто важное.
Я встал из-за стола и последовал за ним в соседнее помещение, предчувствуя какое-то известие о моем наставнике из Золотой страны. Когда мы удобно разместились возле окна, выходящего в цветущий благоуханный сад, Бхаттхачан молвил:
– Буддийские общины Таиланда и Бирмы тесно сотрудничают. Тайские ученые монахи считаются непревзойденными знатоками канонической философии, а бирманские преуспели в знании религиозной дисциплины и тайных техниках духовной алхимии. Ваш драгоценный друг – досточтимый Са-нита ныне ушел в затвор. В полном уединении он намерен провести два года, готовясь к переходу в бесконечно долгую жизнь. Он знал о том, что вы в должный срок вступите на землю нашей страны, чтобы отсюда начать свой путь в далекий Нагаленд, и поручил мне незамедлительно подготовить вас к этому путешествию.
– Значит, мне не удастся свидеться с досточтимым в Золотой стране, через которую я надеюсь проехать в Нагаленд? – спросил я.
– Нет, на этот раз не удастся. Но благословение Саниты пребудет с вами и сделает вашу дорогу легкой настолько, насколько теперь возможно. Однако это не все, что я уполномочен передать. Досточтимый Санита рекомендует вам прямо отсюда, из нашего монастыря, отправиться к берегам реки Квай и провести там две недели перед путешествием. В течение этого времени вы напишете книгу о своей первой поездке в Золотую страну – о проникновении в тайну долгой жизни.