Страница 5 из 15
Но куда . делись
Мне нечего было ему ответить. Действительно, ситуация сложилась загадочная, и ее не объяснить только отсутствием системы сейсмологического предупреждения. Будучи на собственном опыте знакомым с сейсмоопасными зонами, я знал о невозможности долгосрочного прогнозирования землетрясений и приливных волн. Однако несказанно удивляла та беспечность, с которой официальные инстанции отнеслись к оповещениям. Почему эти сверхважные экстренные сообщения были удалены из памяти компьютеров и кому это могло понадобиться?
Нам с Матилалом стало окончательно ясно – с катастрофой связаны не только необъяснимые странности, но и очень серьезные обстоятельства вселенского масштаба. Во-первых, это был не локальный, местного значения катаклизм, а глобальное событие. Возможно, мощное землетрясение повлияло на Землю как на небесное тело. Или же все обстояло наоборот – сначала замедлилось вращение Земли, а затем возникла тектоническая сшибка в Индийском океане. Может быть, и в самом деле в информационном поле планет накопились следы чрезвычайно вредоносных человеческих деяний и космос послал людям зловещее предупреждение?
Во-вторых, все попытки геофизиков и сейсмологов предварительно известить страны, попавшие в зону катастрофы, оказались безрезультатными. Это свидетельствовало прежде всего о гордыне, объявшей людей. Человечество, вероятно, уверовало в свою абсолютную научно-техническую мощь и полную неуязвимость перед силами природы. Тот факт, что почти ежедневно где-то в мире происходят катастрофы, уже никого не пугает, ибо несчастье обычно бывает связано с каким-то конкретным местом, где почему-то не все в порядке. А в целом, как полагает большинство, природа уже покорена и не способна противостоять действиям человека, ее полновластного господина. Подобные ошибочные убеждения, базирующиеся на непомерной гордыне, разумеется, никем не проговариваются на словах. Но о том, что они прочно засели в голове людей, свидетельствовала преступная беспечность перед надвигавшимся цунами.
И в-третьих, цивилизованное (или считающее себя таковым) население ряда государств Южной и Юго-Восточной Азии оказалось перед ударом стихии более незащищенным, нежели аборигенные племена, тесно связанные в своем образе жизни с природой. Означает ли это, что у аборигенов имеются некие знания или врожденные способности, которые давно утрачены обладателями технических благ цивилизации?
Моя интуиция отвечала на данный вопрос утвердительно. Да, современные люди, оснащенные компьютерами, средствами индивидуальной мобильной связи, способные в течение 10—15 часов перенестись на авиалайнере из одного полушария в другое, торжествуют победу над пространством и восхищаются собственной независимостью от территориальных преград, земных и морских путей. Но, как показала катастрофа в Индийском океане. эта независимость мнимая и на деле ломаного гроша не стоит. Аборигенные племена, полностью, казалось бы, зависимые от мест своего проживания, знают о нашей планете нечто такое, о чем мы даже и не подозреваем, и умело пользуются своими знаниями для выживания. Но какие же это знания и в какой форме они фиксируются в памяти поколений, для которых именно бесписьменная культура является родной?
Вопросов в итоге накапливалось значительно больше, чем ответов. Да и что касается «эпидемии призраков», то и с ней не все оказалось так просто, как это принято объяснять в рамках научной психологии. Профессиональные психологи и психотерапевты безрезультатно потратили месяцы, пытаясь с помощью стандартизированных методик вывести местных жителей из стресса. Наука истолковывала фантомные явления как галлюцинации, порожденные травмированной психикой. Но никакого практического положительного эффекта такой подход не дал. Оставшиеся в живых пребывали в энергоинформационном контакте с погибшими, и неудивительно, что фантомы жертв цунами сделались доступными их восприятию.
У народа таи – коренных жителей Таиланда – был свой традиционный способ прерывания такого контакта с мертвыми, а именно: проведение погребального ритуала, благодаря которому «души умерших успокаиваются». Но в катастрофических обстоятельствах декабря 2004 года реализовать этот способ оказалось крайне затруднительным. Тот факт, что таиландцы называли призраков духами-скитальцами, заставляет задуматься – действительно, энергоинформационные фантомы могут появиться абсолютно везде, где человеческая психика будет настроена в резонанс с ними. Ни от места, ни от времени это не зависит.
Но что же тогда получается? Для народа таи призраки – это реальность, которую бессмысленно опровергать, ибо она есть очевидность, не требующая доказательств. А для чужеземцев, чье мышление базируется на научных представлениях, нашествие призраков – не более чем морок, спровоцированный переживанием потерь.
Наука полагает, что от этого морока следует исцелять живых, но ее рецепты не помогают добиться позитивного результата. Народная традиция предписывает иной путь – «успокоить» мертвых, и именно этот способ «врачевания душ погибших» дает живым желанное исцеление.
Я твердо решил разобраться в этом парадоксе, но аналитическое мышление заходило в тупик. И вдруг возникло понимание – все дело в слове «очевидность», и сознание словно обожгла пронзительная ясность – там, в Нагаленде, я найду ключ к тайне, скрытой в этом слове.
Наши с Матилалом дискуссии продолжались в течение недели, остававшейся до совместного отъезда в Бирму. Они обычно разворачивались во время вечерних протулок, и как-то раз к нам присоединился Максим. Ранее он не стремился к неформальному общению и ограничивался, если потребуется, миссией переводчика при разговорах с местными жителями, не владевшими английским. Он внешне вроде бы не чурался людей, но каждый раз, вступая с ним в контакт, я отчетливо ощущал стоявшую между нами незримую стену. Парень был отгорожен, непрерывно сосредоточен на чем-то своем, словно жил в ином измерении.
Как я вскоре убедился, Макс всецело пребывал во власти тяжких переживаний, скрытых под маской напускного спокойствия. Психологически он отказывался принять факт гибели жены и продолжал мысленный диалог с ней. По сути дела, он непрерывно пытался преодолеть черту, отделявшую мир живых от мира мертвых, стремясь проникнуть силой своего сознания «за грань смертельного круга» (как поется в одной известной русской песне о любви). Он даже не задумывался, насколько это опасно и разрушительно.
Было необходимо вывести парня из этого состояния, но подобная целительская работа требовала времени и колоссальных усилий, а главное – желания самого человека освободиться от гнета горя, вернуться к нормальной жизни. Однако у Максима такого желания, по-видимому, не было.
Тем не менее я замечал, что он тянется к нам с Матилалом, и это вселяло определенную надежду. В тот вечер я искренне порадовался побуждению Максима попросту прогуляться вместе с нами, не обременяя себя никакими обязанностями.
Первые полчаса он в нашем разговоре не участвовал, но все более заинтересованно вслушивался в содержание беседы. Мы анализировали достоверно известные случаи фантомных явлений, и в какой-то момент, когда образовалась пауза, парень вдруг промолвил:
– А вот сидит у меня занозой в памяти рассказ одной моей пожилой родственницы, пострадавшей в начале 50-х годов от сталинских репрессий. Хотелось бы поведать вам обоим эту историю.
Может быть, сумеете объяснить мне ее истинный смысл.
Матилал, ненавидевший разговоры о политике, резко отреагировал на клише «сталинские репрессии»:
– Вы что, Макс, собираетесь втянуть нас с Ру-шелем в какие-то политические дебаты о прошлом вашей страны? Я вне политики и считаю обывательские разговоры о ней праздными и бессмысленными. Прошлое своего государства необходимо уважать, каким бы трагическим оно ни было.
– Нет, Матилал, это не о политике, а как раз о том, о чем вы с Рушелем говорили, – возразил ему Максим, немного смутившись.