Страница 2 из 7
– У тебя гитара не строит.
А. Г.: Да? Эта строит. Поехали-поехали, ничего страшного. За любовь – что движет солнце и светило.
(Песня «Амстердам».)
– Слушай, я обратил внимание, вы даже не представляете, как двусмысленно звучит объявление группы после конца песни: «Крематорий»! Кайф! Слушай, я хочу тебе задать один нелепый вопрос. Ты ж всегда со скрипкой играл или нет?
А. Г.: В первом альбоме еще и флейта появлялась. А потом Миша Россовский – сейчас, к сожалению, уехал давно, но вот он… да, внес скрипку, и как-то так понеслось со скрипочкой. Но все это получилось, потому что начали уже играть на флэтах, когда было время запрета, и мы не могли играть в больших… Вот вы еще играли, по-моему…
– Нет, мы играли, конечно.
А. Г.: Вы играли, в филармонии были, все… А все остальные…
– Нет, в филармонии мы были потом! До этого, пока мы были босо́тые, как вы в 70-е, конечно…
А. Г.: Все-таки… уколол!
– …мы, конечно, играли квартирники. И у нас, я помню, вход был – бутылка портвейна (денег нам никто не давал), ну и какая-то нехитрая снедь – частик в томатном соусе и прочее, прочее. И можно было переночевать, потому что каждый что-то приносил…
А. Г.: Но вы неинтеллигентно как-то очень себя вели!
– Послушай, во-первых, я постарше тебя буду, я раньше начал…
А. Г.: Я поэтому и не сажусь. Видишь, стоя, стою перед тобой!
– А-а! Арменчик, все, что хочешь!
А. Г.: Ну, давайте всем обездоленным, брошенным на произвол судьбы миллионам, разбросанным по этой планете, до которых никому нет никакого дела, всем униженным и оскорбленным…
– Ну, конечно, песня веселая, как водится.
А. Г.: Ну, она задумчивая. Это так – немножко полистаем Шекспира, я б сказал.
(Песня «Пиноккио».)
А. Г.: Мы можем много что сыграть.
– У меня ребята голодные. Они могут играть сколько угодно!
А вообще прикольно! Я сижу и вот получаю удовольствие оттого, что Ара играет на Аниной кухне…
А. Г.: Ну, на кухне – тогда мы сыграем про девушек, вальс еще. Ты знаешь, кстати, рассказ такой. Однажды мы играли на юбилее у Родиона Константиновича Щедрина. Он пришел с Майей Плисецкой. Был юбилей в «Останкино». Нас пригласили, видимо, из-за названия, думая, что приедут крутые «металлисты». Но мы приехали, сыграли один блюз и пару вальсиков. И заходит, значит, Родион Константинович с Майей Плисецкой, говорит: «Ребят, я думал, вы такие сейчас выйдете, а вы-то играете всего лишь вальсок!» Через несколько дней, так как окружение было журналистское: «Родион Константинович назвал жанр, в котором выступает группа «Крематорий», «вальс-рок»!» И после этого к нам это прилипло.
(Песня «Клубника со льдом».)
– Наконец-то оправдали свое название. Это веселая группа, ребята!
А. Г.: Мне смешно, когда говорят: «Крематорий» поет о смерти. Ничего подобного! Мы всю жизнь воспеваем саму эту жизнь. Как сказал Шопенгауэр: «Надо жить так, как будто завтра смерть». То есть жить насыщенно.
– Я хочу вам сказать, вы знаете… Поправь, если я что-то подзабыл. По-моему, вы какое-то время тусовались в «Рок-лаборатории», где-то в середине 80-х. Было такое дело?
А. Г.: Ну, нас забрали. Мы играли концерт в доме Булгакова, в подвале. И нас там взяли. Пришлось написать бумажку, что мы больше не даем концертов, и ждать, пока нам позвонят. Нам позвонили, мы поехали в «Рок-лабораторию», выступили там на фестивале, заняли первое место, нам вручили похожий на фаллос приз…
– И что там было написано?
А. Г.: «Лучшей группе всех времен и народов».
– Играй!
А. Г.: Кто б мог подумать! Самая наша…
– Yesterday-yesterday…
А. Г.: Number two. Самая жизнерадостная песня. Все жизнерадостные, но эта – особенно!
(Песня «Маленькая девочка со взглядом волчицы».)
А. Г.: Спасибо вам! Я полагаю, что если вы все, кто сидит здесь и кто смотрит нас, относитесь к нам с любовью, то знайте, что ваше чувство взаимно всегда!
Из зала: Бис! Еще!
А. Г.: Ну, давайте тогда…
(Песни «Веселый ансамбль», «Безобразная Эльза».)
Гарик Сукачев
«Гарик Иваныч – снег и ветер, огонь и вода, Сцилла и Харибда нашей многострадальной эстрады. А если на это все еще накладывается его дэрэ, то тут вообще тушите свет и забивайте входные двери – на вас надвигается Горыныч!» – Евгений Маргулис.
– Гарик Сукачев на «Квартирнике»!
Гарик Сукачев: Да, это я, это мы. Ребят, между прочим, в этом году – можете тоже как-то аплодировать нам с Саней – двадцать лет «Боцману и бродяге» (совместный проект Гарика Сукачева и Александра Скляра. – Прим. ред.), нашему братскому проекту. Ты, Сань…
– А не погано встретили Саню Скляра? Саня Скляр!
(Аплодисменты.)
Г. С.: Гитару возьми, Сань. Там что у нас? Си-минор мы играем. «Ничего не надо» мы решили спеть.
Александр Скляр: Да ладно?
Г. С.: Да, старик, я тоже не очень помню слова, но песня хорошая, мы вот действительно ее просто не пели с тех пор, как вышел «Боцман и бродяга», вообще ни разу эту песенку.
А. С.: Точно.
Г. С.: Что точно? Я тебе говорю ответственно. Вот сейчас мы споем. Все напрягаются. Поехали! Все как-то внутренне напряглись.
А. С.: Ну, конечно, давно не пели.
(Поют песню «Ничего не надо».)
Г. С.: Ребята, между прочим, можете еще раз похлопать – Сане дали звание заслуженного артиста России.
– В нашем полку прибыло. Сань, скажи, тебе стало лучше жить от этого звания?
А. С.: Я пока еще не понял.
– Я тебе хочу сказать, вот раньше, в советское время, это давало лишних два метра на кладбище и какие-то, наверное, скидки на квартплату. Сейчас, по-моему, нет.
Г. С.: А Дом творчества? А Пицунда, брат?
– Сань, я тебя поздравляю просто так.
А. С.: Спасибо.
Г. С.: Ну давай, вспомним. Мы вспомним «Боцмана и бродягу», да, Сань? Жарко, раздеваться надо. Мы сами не ожидали, что так жарко…
Вообще приятно знаете что? Что здесь свои собрались, потому что чужим людям на самом деле особо никогда не скажешь каких-то вещей, которые говоришь близким друзьям, они знают отчасти, что с тобой происходит, как ты живешь в основном только потому, что твои ближайшие товарищи, то, что называется ближним кругом и так далее. И когда-то Саня написал песню, которую мы сейчас споем, а она меня просто потрясла. И вообще для меня это какие-то вот… Мне приятно это сказать при своем друге, теперь уже у нас, к счастью, наступил тот возраст, когда мы можем это говорить откровенно, не стесняясь. Да и меня, когда Саня эту песню мне спел, она просто смела абсолютно. Я сказал: «Саня, ты написал шедевр, я никогда ничего подобного не напишу, и мне вообще незачем заниматься этим дурацким стихосложением, потому что ты все уже написал, и мне смысла нет, в общем. Или пойти выброситься из окошка, или поехать на рыбалку. Одно из двух». На что Саня, как обычно, сказал: «Ну ладно, Горыныч, чего ты?» Эта песня, которую написал Саня, называется «Гагара с черным пером».
(Песня «Гагара с черным пером».)
– Гарик, с днем рождения, хочу тебе сказать.
Г. С.: Спасибо, брат!
Сергей Галанин: Гарик, друг мой! С днем рождения!
Все ждут каких-то песен…
Г. С.: «Бригады С» – их не будет.
С. Г.: Мы споем еще более какое-то раннее, поэтому, надеюсь, приятно удивим всех.
Г. С.: Друзья, с нами Андрей Орлов по прозвищу Орлуша. Конечно же, он сейчас выйдет чуть позже и прочтет свой великий стих какой-нибудь у нас. Тебе все равно, а нам будет приятно, раз уж мы здесь собрались.
– Среди нас дети, ты помнишь?
Г. С.: Дети пойдут искать торт. Ну, Серега, скажи, что за песенка. Ваня (Иван Охлобыстин. – Прим. ред.), ты хорошо подпевал, на самом деле, так что можете хотя бы оттуда подпевать. У него отвратительный голос, но зато от души. «Птицы поют» – то, что мы споем. Иди к нам. Хочешь, садись со мной? Садись на край, садись, садись, садись.