Страница 28 из 38
- Что такое он... он... говорит, этот? - побледнев еще заметнее и показав набалдашником палки на Дебу, спросил тихо жену Зарубин.
Та тут же подошла к нему вплотную и положила руку на его шею, шепнув:
- Не волнуйся, Ваня, тебе вредно!
А Дебу, обращаясь в это время только к Варе, продолжал, не замечая:
- Допустим на минуту, что союзники пришли к самому Севастополю. Естественно, что их встретят орудийными залпами. Так начинается эта дуэль. Допустим еще, что они в результате этой дуэли возьмут Севастополь через месяц. Есть ли им смысл уходить отсюда дальше в Крым? Решительно никакого! Им выгоднее всего снова укрепиться в нем и ждать, когда его придут отнимать русские дивизии, чтобы снова показать им превосходство своих орудийных заводов и своих инженеров.
- Это - француз! Да! - стукнул яростно палкой и закричал, исказив лицо, Зарубин. - Вы француз, и потому вы... Как вы смеете говорить так? А?.. Как смеете?
И он поднялся, согнувшись и подавши все тело на палку.
- Успокойтесь, Иван Ильич, - кинулся к нему Дебу. - Ради бога, успокойтесь! Я ведь только рассуждаю с точки зрения союзников... То есть пытаюсь найти их точку зрения, - только! Я француз и католик, но по подданству такой же русский, как и вы.
- Вы не смеете, нет!.. Вы... вы - солдат унтерского звания, вот! И вы-ы... не смеете рассуждать! - кричал Зарубин, краснея и дергая шеей.
- Рассуждать я все-таки должен, хотя я и солдат, - примиряющим тоном обратился Дебу не только к нему, но и к Капитолине Петровне. - А говорю это затем, чтобы убедить вас поскорее отсюда уехать, так как мне будет больно, если из вас кто-нибудь погибнет. Понимаете? Очень больно! Вот почему говорю.
- Но ведь князь пошел же не допустить союзников до Севастополя, и он не допустит! - больше вопросительно, чем убежденно сказала Капитолина Петровна.
- Будем верить, будем надеяться... когда на это никто уже не надеется и Севастополь укрепляют, как умеют и могут. Но что вам мешает уехать хотя бы на время, не понимаю.
- Куда же мы поедем из своего дома? - уже с тоской в голосе сказала капитанша. - У нас ведь нет никакого имения, а дом мне от матери перешел по наследству... Здесь они у меня родились все, - кивнула она на Олю, и вдруг слезы навернулись ей на глаза и покатились одна за другою по полным гладким щекам.
Оля подошла к матери и поцеловала ее в подбородок, Варя отвернулась к окну, плеснув по покатым плечам косою, а сам Зарубин, одетый ввиду прохладной погоды в старый флотский сюртук, продолжал еще смотреть на Дебу яростными глазами, когда вбежал, запыхавшись, пятнадцатилетний сын его Витя, юнкер флота, и, не снимая белой бескозырки с лентами, крикнул ломающимся голосом:
- Сусловы уезжают, мама! Я сейчас видел!
- Куда же они уезжают? - спросила Варя.
- Не знаю. Говорят, пока еще можно проехать... "Громоносец" и "Херсонес" вышли за боны, - теперь на открытом рейде... И "Бессарабия" тоже.
В семье Зарубиных знали, что эти три парохода военного флота и что это утешительно: отважились выйти из бухты! А мальчик продолжал так же возбужденно:
- А что делается на улицах - не-ве-роятно!.. Везде роют траншеи! И на Театральной площади тоже!
- И на Театральной даже? Надо пойти посмотреть... А потом в свой батальон зайти, - сказал Дебу, подвигаясь к двери, и добавил, выходя: Вот видите, Сусловы уехали, а им ведь труднее вашего было собраться, Капитолина Петровна. Эх, начинайте-ка скорее укладываться, чтобы не было поздно потом! Раз надо бежать, бегите!
II
Южная бухта делила Севастополь на две очень неравные части: по одну сторону, ближе к скрытым в земле руинам Херсона, расположился довольно правильно разбитыми кварталами собственно город, по другую - морские казармы, порт с его сложным хозяйством, мастерскими и доками, примыкающими к небольшому заливу - Корабельной бухте. По соседству с Корабельной бухтой и доками селились отставные шкиперы и боцманы, построив Корабельную слободу в несколько улиц. Невдали от нее расположены были крепкие, из местного белого камня, двухэтажные постройки морского госпиталя - в одну сторону, а в другую - Малахов курган с башней на пять орудий. Эти две части Севастополя находились между собою в постоянном и очень оживленном сношении: ялики морского ведомства беспрестанно сновали с одного берега на другой.
Но Северная сторона, лежавшая за Большим рейдом, была почти совершенно пустынна. Не привлекавшая поселенцев, она не привлекала внимания и крепостного начальства. Там было только несколько фортов, охранявших вход в Большой рейд с открытого моря, причем один из этих фортов был построен еще при адмирале Лазареве с разрешения Меншикова отставным поручиком артиллерии Волоховым на свой счет. Этот форт, глядевший в море, так и назывался Волоховой башней.
Однако не нашлось других отставных поручиков артиллерии, чтобы построить хотя бы слабые укрепления поясом по Северной стороне от Волоховой башни до конца Большого рейда - на семь верст. Линия фортов там, правда, намечалась, но давно - лет двадцать назад, - и только на карте.
Теперь же первое, что, к удивлению своему, отметил, выйдя от Зарубиных, Дебу, было то, что дюжие вороные артиллерийские кони везли одно за другим несколько орудий в направлении к Царской пристани, откуда их могли переправить не иначе как только на Северную сторону. На улице от грузно цокающих по гладкому булыжнику подков и от подпрыгивающих дебелых зеленых колес с толстыми железными шинами стоял грохот. Из окон, отставляя цветочные горшки и отстраняя занавески, высовывались любопытные женщины.
Рядом с последним орудием ехал верхом знакомый Дебу артиллерист, штабс-капитан Кушталов. Ему крикнул Дебу, поднимая над головой шляпу:
- Куда? На Северную?
- Укрепляемся про всякий случай, - приставив руку ко рту, чтобы Дебу сквозь грохот расслышал слова, ответил Кушталов, проезжая.
А в обратную сторону, явно на Симферопольскую дорогу, двигалась длинная арба, запряженная парой мелких деревенских лошадок. Возчик шел рядом, с вожжами в одной руке и с кнутом в другой, а на тяжело груженной разными домашними вещами арбе важно сидела пожилая женщина в ковровой шали - экономка ли, нянька ли чья, а рядом с нею солдат с неизгладимой печатью денщика на широком сытом рябом лице. Выше других вещей на арбе желтело узенькое плетеное детское креслице, без которого как же было обойтись в Симферополе или Николаеве счастливому семейству, очевидно уехавшему из обреченного города раньше.