Страница 15 из 20
–Я не голодна, сынок.
«Увести бы Оттавию в Америку, украсть и увести…Но нет, моя карьера, Джозеф, имение в горах…»– гнал мысли о побеге барон.
Оттавия проявляла интерес к этому красивому, образованному человеку, который по непонятным причинам искал её дружбы.
После чаепития Норман купил пару безделиц, поцеловал руку хозяйке и откланялся.
На следующий день чета Сэндлер была на приёме у Драммондов.
Норман нечаянно услышал разговор сестры тестя Тины Бонэм с другой дамой.
Родственница обращала внимание подруги на поведение общей знакомой:
–Эта вертихвостка вдова Вирджиниуса Беула опять с бокалом вина не отходит от хозяина дома. Была бы Августа поумней и побойчей, сама бы увлекла мужа разговорами.
–Ходят слухи, что Бернхард Драммонд уморил её мужа передозировкой лекарств, и теперь хаживает к свояченице без опаски.
Хозяйка приёма пела под аккомпанемент Билинды какую-то жалостливую шотландскую балладу.
Сэндлер перехватил взгляд Беулы и Бернхарда.
Наклонился к уху жены и шёпотом спросил:
–Мне кажется, или это на самом деле? Что Спенсер посматривает на Берни, как на дорогую собственность?
Наяда после своей свадьбы сблизилась с Беулой, и была посвящена в её тайну.
Потому потешила слух мужа:
–Да, они любовники.
–Значит, сплетники не лгут. Забавно.
–Но ведь и ты женился на сестре жены.
–Вот именно: женился, а не завёл грязные шашни. Берни Драммонд – жёсткий прагматик, как это Беула могла влюбиться в такого чванливого ублюдка?
–В погоне за вниманием мужчин леди, наверное, закрывают глаза на мелкие недостатки.
–А, может, женщинам интереснее расшевелить бесчувственного субъекта? Бегают же некоторые за монахами…
–Зато мужчины предпочитают легкодоступных шлюшек.
Затем дома Норман заикнулся о наболевшем:
–Надо пригласить на очередной бал к нам чету Боу. Бедняжка Оттавия заперта в доме с выводком мужа и своими близнецами.
–Насколько я знаю: она не вылазит из своих магазинов, даже заменяет заболевших продавцов.
–Боу нигде не бывают, а красота должна светить, ею должны восхищаться. Красота должна вдохновлять поэтов, музыкантов, скульпторов и художников.
–Нет, надо пресечь на корню наглую попытку внедриться в круг нашего общества женщине из низов сословия.
–Но Оттавия вышла замуж за дворянина, а значит, стала частью Высшего Света.
–Скажи мне, Норман, ты тоже боготворишь эту выскочку-итальянку?
–А кто ещё о ней говорит?
–Бернхард отзывается о ней, как о святой. Все, кто видел её, уверяют, будто это ангел сошёл с неба и сияет неземной, возвышенной красотой. Но ты не ответил на мой вопрос. Ты присоединяешься к общему мнению?
–Да по сравнению с Оттавией все остальные дамы нашего города – накрашенные пугала!
–Никаких балов на ближайшее время у нас не предвидится. Ты же знаешь: после нашей свадьбы здоровье матери неожиданно пошатнулось.
Клан Драммондов провожал на пристани главу семейства, старик снова собрался в плаванье.
Беула Спенсер причитала:
–В Вашем преклонном возрасте разве можно так подвергать жизнь опасности и лишениям в длительном путешествии?
–Дорогая родственница, истинным англичанам никогда не сидится дома: кровь викингов зовёт завоёвывать новые земли,– шутил Айвор.
Августа по-дружески обняла сестру. Беула поёжилась от её прикосновений: совесть больно уколола сердце.
Внуки Драммонда-старшего бегали по борту корабля и весело смеялись.
–Билинда! Залман! Мы едим домой, идите сюда!– окликнула их мать.
–Мы поедем с дедушкой! Мы тоже хотим в дальние страны!– запротестовал Залман.
–Пусть дедуля нас хотя бы покатает,– поддержала сестра брата.
–Вот вернусь из плаванья, и займусь вами,– обещал Айвор внукам,– Выращу себе замену. А сейчас: марш на берег! Мне нужна дисциплинированная команда, а не нытики на корабле!
Дети с неохотой покинули барк, поцеловали деда, и стали вместе с роднёй махать ему вслед.
Джобет таяла на глазах, она отказывалась от пищи, пребывала в плохом расположении духа. Последнее время женщина уже не вставала.
Дочь часто приходила к ней, уговаривала что-либо съесть, но мать гнала её.
Остин навещал супругу очень редко, его раздражал вид больных людей, тем более он считал, что Джобет сама усугубляет недомогание своей отрешённостью.
У постели больной неизменно дежурила её любимая служанка Джоанна, молчаливая и скромная, преданная и отзывчивая.
Даже Джозеф не радовал Джобет, она просила унести шумного ребёнка.
Как-то Джоанна отпросилась на пару дней. Её сменила дочь больной.
Мать молчаливо лежала, отвернувшись.
Неделю назад Руперта Буркса послали за Орином по просьбе Джобет.
–Ты…и Граветин…– вдруг глухо заговорила больная,– Вас было двое там, у реки. Что же произошло на самом деле?
Женщина повернула своё потемневшее лицо к дочери.
–Мама…мама…– залепетала Наяда, заливаясь слезами,– Ты мне не веришь? Да, я любила Нормана, но Граветин была мне сестрою…
–Ты презирала бедняжку за её неказистость, а после ненавидела за то, что та опередила тебя, признанную красавицу, в браке. С крошкой Джозефом ты никогда не играешь! Что, слишком похож на мать?
–И из-за этих низменных мыслей Вы вгоняете себя в гроб?– слёзы девушки высохли, она зло смотрела на Джобет.
–Все вы, красавцы, хотите для себя лучшей доли. Что Остин, что ты…– осуждала больная своих близких, затем более спокойно наставляла дочь, её голос с каждым словом слабел всё больше,– Ты не любишь Нормана. Ты просто хотела заполучить того, кто не обратил на тебя должного внимания… подумай, как будет болеть твоё сердце и рваться вслед тому, кого ты действительно по-настоящему полюбишь…
–Я люблю Нормана,– упрямо заявила дочь.
–Подъехала карета… Глянь, это, наверное, Орин…
Наяда подбежала к окну.
Мрачный брат выходил из кареты.
–Орин!– воскликнула сестра и вернулась к матери.
Джобет невидящими глазами смотрела в потолок.
–О, мама! Ты не дождалась своего сына!
И Наяда разрыдалась.
Следующий год прошёл у Филдингов в трауре.
Оттавия Малевольти почти безвылазно просидела дома три года, воспитывая подрастающих дочек. Никакие няни не справлялись со своевольной Джессикой. Чем быстрее девочка росла, тем шаловливей становилась. И, скрипя сердцем, Оттавии пришлось нанять нескольких управляющих в магазины. Теперь ей приходилось следить за бизнесом только по бумажным отчётам.
Филдинги ещё несколько лет не устраивали праздников и не принимали у себя большое количество гостей из-за болезни младшего Сэндлера, у мальчика то начиналось кровотечение из носа, то рвота, то сильнейшая простуда. С ребёнком сидела то Джоанна, то Руперт.
17 апреля 1.807 года.
После очередного заседания суда, Остин Филдинг пребывал в угрюмом настроении за ужином дома.
Зять за столом обсуждал выгодное для Англии первенство на море:
–После Трафальгарской битвы в 1.805 году Атлантический океан можно переименовывать в Английский.
–Горацио Нельсон был самым выдающимся вице-адмиралом,– вздохнула Наяда.
–Да, как мы тогда разгромили франко-испанский флот!
Заявление Филдинга прозвучало, как приговор самому себе:
–Я ухожу с поста судьи.
–Но, папа, Вы только и жили делами горожан,– ахнула дочь, держась за свой округлившийся живот.
–Сегодня я узнал, что обвинил мистера Чосера ложно.
–Виновато не правосудие, а следователи, они не дознались истины!– выгораживала работу отца дочь.
–Вы такой деятельный человек, дорогой тесть, что не сможете просто так бездельничать дома,– отмахнулся Норман от старика.
–Чосер погиб в изгнании, он страдал и болел, хотя в жизни ничего предосудительного не совершил! Его спутали с другим джентльменом!– не унимался Остин.