Страница 13 из 20
Отта про себя хмыкнула: «Каким отстранённо-деловым сделал доктора один удар вазы».
За ужином собралась вся семья. Притихшие дети. С красными от слёз глазами Виндэлия.
Помолившись, Боу рыкнул:
–Всем есть!
Дети заскребли ножами по тарелкам.
Виндэлия лишь отпила сок из высокого стакана, и задумчиво поставила сосуд обратно на стол.
Отец упрекал её:
–Ты – разгильдяйка и транжира, хозяйство вела ужасно! Тратила, не считая. Ты оставила сыновей без гроша! К чему дом полный картин и статуй, если нет денег в наличии заплатить за аренду земли? Придётся продавать из твоего дома все безделушки, которые ты накупила без надобности.
–Делайте что хотите, папа,– слабым голосом отозвалась старшая дочь.
–Я не удивлюсь, если окажется, что дом заложен, а банковские счета заморожены. На чём строил семейный достаток твой муж?
–Играл на бирже, привозил бренди из Франции.
–Контрабандист! Весёленькие дела! А с виду и не скажешь, что этот толстый увалень был рисковым парнем. Ну вот, он при жизни не боялся оставить детей без отца, а ты по нему слёзы льёшь! А могли его и в тюрьму за махинации с законом упечь! Вот было бы позору!
–Теодор был добрым, спокойным человеком,– защищала память мужа Виндэлия.
–Не пойму, как за одиннадцать лет вы не надоели друг другу?– дивился глава семьи.
–Теодор часто был в плаваньях,– глаза женщины вновь наполнились слезами.
–А, так вы редко видели друг друга…он, то на бирже торчал, то в море пропадал…
–Да, очень редко виделись,– заревела дочь.
–Возьми себя в руки! Ты должна быть сильной ради сыновей!
Но она не слышала воззваний отца, её душевное состояние опять «расклеилось».
–Я провожу её наверх,– приподнялась Оттавия.
–Сиди. Эй, Сьюзан, отведите миссис Торнтон в гостевую комнату,– подозвал Боу служанку.
Он проводил глазами унылую фигуру старшей дочери, и принялся не торопясь, но напряжённо, пережёвывать пищу.
Когда подали чай, собирать тарелки со стола пришла Сьюзан.
–А с кем Виндэлия?– резко спросил Освальд, его рука с чашкой задрожала.
–Сэр, миссис Торнтон выгнала всех слуг и заперлась.
Боу вскочил, опрокинув стул, и побежал наверх к комнате Виндэлии. Одна любопытная служанка постарше прошмыгнула следом. Её крик заставил Оттавию помчаться туда же.
Она застала мужа стоящим на коленях у постели дочери, лицо он уткнул в одеяло и глухо стонал. Отта увидела, что пузырёк со снотворным пуст. Виндэлия казалась спящей.
–Что Вы сидите!? Надо позвать доктора делать промывание,– советовала Малевольти, её голос дрожал от страха.
–Да, пусть бегут за врачом,– пробормотал Освальд.
–Врача! Врача!– выбежав, заполошенно закричала Отта.
Затем она вернулась в злополучную комнату.
–Мистер Боу, делайте же что-нибудь! Искусственное дыхание, массаж сердца!– закричала она на сквайра.
Оттавия подскочила к окну и распахнула створки. Подбежала к Виндэлии и затормошила ту за плечи, схватила за руку и вскрикнула, рука падчерицы была ледяной.
После двойных похорон Освальд Боу через два дня сказал детям за обедом:
–Четверо мальчиков-подростков в одном доме – это слишком шумная компания. Надо будет отправить вас в военное училище в Сэндхерст, у меня там двоюродный брат преподаёт.
–Но, папа, нам больше нравится коммерция!– возразил Артур.
–Я полагаю: ваша мачеха справится одна,– подобострастно произнёс глава семьи.
–Не отнимайте у меня детей,– взмолилась Оттавия, её ужасала мысль, что те, к кому она привязалась, и кто любит её, уедут, и она останется одна в чужом большом доме,– Да и мальчики будут скучать вдали от дома.
–Торнтоны, а вам хочется в армию?– поинтересовался Освальд у внуков, не обращая внимания на жену.
–Маршировать скучно,– поморщился красивый шатен Алан.
–Наставлять на безоружных негров винтовки – подло,– отозвался белёсый Тимоти.
–А я сказал: всех в армию!– вышел из себя Боу-старший.
Ночью мальчики Алан и Тим перешёптывались в кровати.
–Цирк-шапито разъезжает по всем странам. Мы увидим мир,– мечтал старший.
–Но возьмут ли нас?– сомневался белокурый брат.
–Разве мои учителя по фехтованию не хвалили меня за подвижность и гибкость? Буду гимнастом. Да и для тебя работа найдётся.
–Но кто рискнёт взять в цирк детей из дворянской семьи?
–В цирке артисты всегда используют псевдонимы. Нас никто не найдёт,– уверял младшего брата Алан.
–Мы скажем, что сироты, нам даже врать не придётся,– радостно согласился Тим.
–Лучше жить в цирке, чем маршировать на плацу.
–Лучше жить в цирке, чем есть хлеб деда, и быть ему обязанными. Сами заработаем, да, Алан?
–Да, Тимоти.
В кабинет Освальда утром вошла Отта.
–Алан и Тим…– глотая слёзы, еле выговорила она.
–Что? Заболели?– испуганно вскричал Боу.
–Убежали из дому…– закончила фразу жена.
–Ты их обижала? Может, била?!
–Нет, нет,– отрицая, рыдала Оттавия, ей было жаль этих осиротевших мальчиков,– Разве не Вы пугали их военным училищем?
–Заткнись, дрянь! Какой стыд! Что скажут люди? Я, пожалуй, сообщу всем, что отправил Торнтонов учиться.
В это время шло бракосочетание Нормана и Наяды. Гостей пригласили мало, торжества наметили очень скромные.
Шествуя к алтарю, Сэндлер думал: «Очень хорошо, что из-за траура Оттавия не присутствует на моей свадьбе. Если б я встретился с ней глазами, то не смог бы сказать Наяде слов верности, не смог бы сказать священнику, что беру в жёны по собственному желанию ту женщину, что стоит в белом платье. Как там сейчас Отта? Бедняжка, теперь у неё семь детей в доме… Пожалуй, ей придётся оставить торговлю и заняться воспитанием детей, она застрянет в доме Боу, и я не увижу её… Но, может, так будет лучше? Мне надо забыть её. Нет, не хочу и не могу! Она, как манящая, прекрасная фея тянет к себе своими колдовскими чарами».
Сестра Иллария, не рискнувшая открыть обезображенное лицо, пряталась за густой вуалью. Заметив, что брат обратил на неё внимание, кивнула ему.
Но после, будучи гостьей в доме Филдингов, она улучила момент и перехватила Нормана в коридоре.
Пользуясь тем, что вокруг никого нет, Иллария, положив ладонь на локоть брата, молвила:
–Я не вижу радости на твоём лице. Зачем ты цепляешься за этот дом? Или этот брак опять важен для успешного продвижения по службе?
–Всё хорошо, дорогая сестра.
–Но мне почему-то кажется, что этот брак не принесёт тебе счастья. Невеста красива и спесива, она не в состоянии любить кого-то, кроме себя.
Вечером, уединившись с новобрачной в спальне, Норман заметил на её лице смущение.
–Стесняешься?
–Да,– пролепетала та.
–Я отвернусь, а ты раздевайся и ложись,– пошёл навстречу её боязни Сэндл.
После раздевания Наяда зажмурилась и лежала в ожидании.
Супруг тоже скинул одежду, усмехнулся тому, что суженая даже не предприняла попытку подглядеть.
Он лениво залез под одеяло. Жена, как испуганный, лесной зверёныш зажалась и отодвинулась на край кровати. Но требовательные руки мужчины достали её, сняли ночную сорочку, ощупали.
После интима Нормана подмывало спросить: «В чём выражается твоя любовь, дорогуша, если ты даже прикоснуться ко мне боишься?»
Утром Сэндлер проснулся, а жены в постели уже не было. Встал, помылся, оделся, спустился в столовую к завтраку.
Тёща с кислой миной едва кивнула.
Тесть радостно улыбался, подмигивая.
Наяда отчего-то была недовольна, мужа будто и не видела. «Ого, да она – стерва»,– изумился Норман.
Новоиспечённая миссис Сэндлер скомкала салфетку для чаепития, что лежала перед ней, швырнула этот кусок ткани в лицо служанки, отчитывая неряху:
–Грязно, как в доме у рабочих с окраин!
Служанка жалко съёжилась.
–Дорогая, зачем кричать? Если прислуга не справляется, может, нанять ещё несколько рабочих рук?– сделал замечание Норман.