Страница 152 из 282
– Когда это кого останавливало?
– А что с данными и образцами которые, как пишет Иваркин, должен был забрать Вареников?
Пастухов ещё раз пробежал глазами записи и пожал плечами.
– Прояснить это нам может только сам Вареников.
– Значит надо выходить с ним на связь.
– Надо. Сергей Захарович? Похоже это ложится на ваши плечи. Мы народ кабинетный, так что будете отдуваться за всех. С вашим начальством я вопросы порешаю – обеспечим вам максимальную свободу действий.
– Слушаюсь! Когда прикажете начинать?
– Прямо сейчас. Но действуйте аккуратно. Вареников, конечно, не дезертир и не предатель, но он не в курсе разоблачения вражеской агентуры и последним указанием от Иваркина было никому не доверять и уклоняться от любых контактов с нами и теми, кто будет интересоваться делом «Фелиции». К тому же его окружение меня настораживает. Особенно вот эти двое.
Пастухов продемонстрировал Ковалю фотографии.
– С ними надо быть предельно осторожным. И с киттами тоже.
– Так точно. Есть быть предельно осторожным.
– Хорошо. Тогда идите – отдыхайте, готовьтесь?
Встав и отдав воинское приветствие Майор вышел из кабинета. Пастухов вздохнул и обвел взглядом оставшихся.
– А мы по своим каналам тоже кое-что предпримем. Устроим тем, кто эту кашу заварил, небольшую встряску, а то, они, поди, расслабились. Решили что им это с рук сошло. Да, Семен Николаевич?
– Согласен. Надо чтобы они побольше думали о своём здоровье и поменьше о гадости всякой. У меня уже и план на такой случай заготовлен. Вам понравится – вы такие многоходовки любите. Алмаз Асланович подсобит. Верно говорю?
Алмаз Асланович степенно кивнул и многозначительно улыбнулся.
3. Разум и чувства
«Интернационал» стоял на якорях возле островка, на котором проходили переговоры и готовился к переходу на Доминис. Не то, что бы данная идея всем нравилась – архипелаг Доминис имел весьма неоднозначную репутацию, но Капитан дал понять что ради старой-доброй четырехдюймовки, для которой уже и место на носу заготовили, он готов явиться хоть в Бездну. Но, ввиду уже упомянутой репутации данного места, решено было привести бортовое вооружение в полную готовность и потренировать экипаж.
Ответственным за последнее был Ур. Прямо сейчас с кормы раздавались его вопли, слыша которые, было сложно представить, что их издает существо размером с свернутый мехом наружу полушубок.
– Уроды мамины! Набрали, бля, по объявлению, а я мучаюсь! Вам сколько раз повторять: первое, что вы должны сделать, это подать сигнал тревоги! И только потом начинать стрелять, прятаться, звать маму и прочую херню, которую вы тут мне исполняете! Объясняю специально для приматов: если вы успели поднять тревогу, то к вам сбегутся остальные долбоебы и противнику придётся прорываться через огонь как минимум пяти, а то и десяти стволов, включая пулеметы, чтобы добраться до вашей задницы!
– Но ведь все и так услышат выстрелы? – удивился Марио.
– Ты во сне с койки навернулся чеплашкой об рундук и даже не проснулся! Залез обратно и снова захрапел! Тебя прямым попаданием хер добудишься, не то что пальбой на палубе. Для этого и существует тревожная сирена – чтоб все точно из коек повылетали! Для демонстрации этого я устрою вам внезапную ночную тревогу.
– А может не надо? – робко поинтересовался Федор.
– Надо, Федя! Надо! А теперь я закрываю глаза и тыкаю наугад в кого попаду. И если он мне не расскажет обязанности вахтенного, то все отжимаются двадцать раз! Поехали…
Капитан, который ради такого подменил вахтеного, благодушно взирал на сие с мостика. От понимания того, что весь личный состав плотно занят полезным делом, в его душе разливалась благодать.
Старпом с Доктором копошились в радиорубке. Туда уже был затянут толстенный кабель питания прямиком от генератора и натащено каких-то приборов, так что им внутри места уже не было. Поэтому они расположились снаружи, и увлеченно паяли какую-то хрень. На вопрос Капитана: «А не ебнет?», был дан не слишком уверенный ответ: «Вроде не должно…»
…
Лисса сидела у себя с книгой и пыталась понять, что же ей не хватает. Она всегда считала себя законченными социофобом и интровертом, но сейчас, имея отдельную каюту и массу времени на чтение, с удивлением обнаружила что то, что все плотно заняты, а она находится в стороне от всей этой активности, её дико бесит.
На пассажирских судах всегда находились болтуны, ищущие общения, и она могла гордо и язвительно пресекать их попытки присесть на уши. Могла, как бы невзначай, отпускать едкие реплики, формально находясь в стороне от дискуссии.
Но тут не было ни того, ни другого. Экипаж жил жизнью улья, где у каждого были чётко определённые задачи и обязанности, которые не обсуждались, а споры и разговоры шли на такие темы, где она не понимала не только сути, но и половины терминов.
Для праздных разговоров был выделен час перед сном, однако с ней общаться никто особо не рвался. Все сидели по своим компаниям и обсуждали все так же далекие от её понимания вопросы.
В общем, ей не хватало общения. Сделав этот пугающий вывод, Лисса подошла к зеркалу, высунула язык, внимательно осмотрев его на предмет высыпаний, пощупала лоб, пульс, после чего взяла книгу и пошла в кают-компанию, где Барабашка прибиралась после приема пищи и, увидев Лиссу, радостно принялась рассказывать, как у неё началось утро.
Лисса немедленно пожалела, что покинула свой приют одиночества. Некоторое время она флегматично листала книгу, внутренне содрогаясь от того, что её интеллектуальной натуре не хватало вот этого… Потом не выдержала и, подняв голову, с нейтральной улыбкой осведомилась:
– Ты понимаешь, что ты тупая?
– Ага! – засияла Барабашка, радостная, что на неё обратили внимание, – Зато я готовлю хорошо!
– Прелестно… Компенсируешь одно другим?
– Наверное. Я вообще много всякого умею – готовить разную еду могу… А ещё штуки всякие делать!
– Типа фелляции?
– А это как? – Барабашка озадаченно уставилась на Лиссу.
– Это ртом… – мрачно пояснила та.
– А это так называется?
– Это по-разному называется. Суть одна.
– Почему одна? Я по-разному умею!
– Не сомневаюсь… Для этого много ума не надо.
– А ты что умеешь?
– Я?
Вздохнув, Лисса устало поправила очки и, пробормотав: «Это просто выше моих сил», хищно посмотрела на Барабашку.
– Ты знаешь, что такое «флагелляция»?
– Ага – это когда ртом!
– Не «фелляция», а «флагелляция».
– Тогда не знаю… – Барабашка озадаченно захлопала ресницами. – А как это?
– Как бы тебе объяснить-то… – Лисса умолкла в притворной задумчивости. – Может, проще показать?
– Давай!
– Пойдем к тебе в каюту – там будет удобнее…
…
Спустившись за деталями, Старпом с Доктором застыли, прислушиваясь. Потом Старпом, хмыкнув, подошёл к двери и постучал. Открыв, раскрасневшаяся и растрепанная Лисса некоторое время, тяжело дыша, молча смотрела на него, потом протянула широкий поясной ремень.
– Не смогла себе отказать. Делать больно тупым людям – это моя слабость.
– «Лисса! – гневно поинтересовался из-за плеча Старпома Доктор. – Как ты могла так поступить?»
– «Но, дядя, как я могла удержаться?»
– «Ты понимаешь, что это выходит за всякие рамки?»
– Да я не против, собственно…
Жестом попросив их повременить с пререканиями, Старпом вошёл и заглянул в лицо Барабашке, которая без сил висела на подлокотнике кресла голой и очень красной задницей кверху.
– Наслаждаешься?
– Аха… – закатив глаза, Барабашка слабо кивнула.
– Хорошо. Продолжайте…
– В смысле? – Лисса и Доктор удивлённо уставились на Старпома.
– Дамы получают удовольствие от процесса. Я получаю удовольствие от пикантности момента. А вам, Ганс, думаю будет небезынтересно после обследовать психическое состояние вон той голозадой особы. Похоже, помимо прочего, у неё искажено восприятие боли. Думаю, это как-то связано с её общим состоянием.