Я – Тайига

– Вы оба больны на всю голову, – вспылила я. – Затрещина – это твой единственный правильный поступок. Нечего было в нашу келью лезть и руки распускать.

– С чего ты взяла, что он руки распускал? Он просто не хотел упасть. Ослаб, вот и держался за меня. А потом, мне было совсем-совсем не больно. Даже приятно.

– Ты про поцелуй?

Подруга зарделась и невольно провела по губам.

– Ну, поцеловал. Не казнить же его за это? Посмотри, – она нежно освободила его лицо от слипшихся прядей. – Он же на ангела похож!

– Вот и давай отправим этого ангелочка туда, где ему место, – буркнула я. – Чтобы сам не мучился и другим проблем не создавал.

И вдруг поняла – а мне нравится эта идея! А что? Он и так уже на ладан дышит. Если подушку к лицу приложить да надавить посильнее… Я явственно представила себе, как сестра Пира влетает в наш учебный класс. Вся красная, с засученными по локоть рукавами и пучком розог в мужеподобной руке. «Мадемуазель Волковская, не могли бы вы объяснить, что на вашей кровати делает мужчина? Мадемуазель Савойская, вас мне тоже очень интересно послушать!» Мы со своих мест тихонько так поднимаемся, капюшоны пониже опускаем и начинаем поскуливать на тему: «Знать не знаем, ведать не ведаем. Уходили – никого в келье не было. Не виноватые мы. Он сам пришел». И тогда наша классная дама сестра Агнесс вмешивается (она нас всегда защищает): «Оставь, Пира, девочек в покое. Не видишь разве…»

– Да как ты могла даже подумать такое?! – взвилась подруга. В этом негодовании все черновые наброски нашего будущего спасения сгорели как сухая труха. – Он ведь кому-то брат или сын…

– Или муж, – поддела подругу раздосадованная я.

Но Нора не обратила на подковырку внимания. Вновь склонилась над шалопаем. И ведь нет, чтобы просто очередной раз увлажнить лицо. Надо елозить мокрой тряпкой по щекам и шее, испуская при этом томные вздохи. Я почувствовала, что меня сейчас стошнит, и отвернулась. И почти сразу услышала стон:

– Пить…

– Лира, чего застыла! – встрепенулась подруга. Она приподняла парня и села на кровать, устраивая на своей груди его голову. – Не слышишь, он пить хочет?

Скрипнув зубами, я плеснула в кружку остатки воды из кувшина и приблизилась к полоумной подруге с ее недобитым ангелом. Тот сделал несколько жадных глотков, а потом художественно обмяк. Только теперь это был не обморок. Дыхание выровнялось, и мышцы на лице расслабились. Наш ангел пожелал задержаться на грешной земле, чтобы малость вздремнуть.

– Ты выживешь. Увидишь. Обязательно выживешь! – выдохнула Нора, судорожно прижимая к себе парня.

Да так сильно сжала, что на мгновение в душе вспыхнула надежда – сейчас придушит. Не придушила. Когда парень протестующее хрюкнул, поспешила уложить хворого на подушку и заняла недавно покинутый пост у изголовья кровати, вновь бухнувшись на колени.

Уж не знаю, чего она так уперлась в спасение этого оболтуса? Обхаживая его, подруга подкладывала всем нам большую свинью. Так парень бы просто умер, не приходя в сознание. А вот если выживет… Несанкционированное проникновение в Институт – это гарантированная дыба! Что же касается нас с Норой – вряд ли мы в этот раз отделаемся жесткой поркой. Чем я больше размышляла, тем отчетливей осознавала это. Как только парень проговорится (а дыба очень многих делает болтливыми), каким образом он проник в келью, отцам-инквизиторам не составит труда выяснить все обстоятельства этого дела. И связать с пропажей Зверя. И тогда…

Я отчетливо ощутила, как языки пламени лижут кожу. Поспешила отхлебнуть из кувшина, но он оказался пуст. Покосилась на подругу. Попытаться достучаться до ее разума? Бесполезно – не услышит. А если услышит, то не поймет. Склонилась в три погибели, дура малахольная, пряди волос у своего «ангела» перебирает. Подружка, называется. А я для нее больше не существую. Почти шесть лет дружбы псу под хвост.

К моему страху за будущее тут прибавилась еще и обида на такое вероломство.

– А ты заметила, – как ни в чем не бывало обернулась ко мне подруга, – у него глаза как у тебя: цвета весенней листвы. Вот ты зла ему желаешь, а вы ведь так похожи! Словно близняшки. Только у него лицо более жесткое. Волевое…

А я, значит, размазня?!

– И кожа нежная и бархатистая, – продолжала упиваться созерцанием этого типчика Нора. – Знаешь, Лира, когда я смотрю на него, такого бедного, несчастного, мне кажется, что это тебе плохо…

Парень всхлипнул во сне, и подруга тотчас склонилась над ним, поправляя подушку. И тут мне в голову пришла идея. Сначала она мне показалась бредом. Потом, при некотором размышлении – полным бредом. Но что еще оставалось нам делать? Не убивать же, в самом деле, его?

Я приблизилась к парню и по-новому взглянула на него. Ну, допустим, меня он повыше будет, да и в кости шире. И его лицо все-таки с девичьим спутать сложно. Вон какая щетина на щеках проступила! Хотя щетину сбрить можно. У нашей соседки усики растут, поэтому ей разрешили в виде исключения бритву в келье держать. Да и в полумраке эта растительность на лице видна лишь, если хорошо приглядеться. А Пиру наши лица особенно никогда не интересовали. Вот попы – это да…

– Ничего, нам бы только день простоять, а потом он поправится и навсегда исчезнет из нашей жизни, – ободрила себя я и решительно отпихнула подругу в сторону.

– Лира, ты что делаешь? – изумилась она, когда я принялась стаскивать с парня балахон послушника.

Колокольный звон, извещающий начало дня, заставил меня подпрыгнуть.

– Нет времени объяснять, – пропыхтела я, собирая все свое мужество в кулак.

Я честно пыталась жмуриться, чтобы не видеть обнаженный торс. Но в последний момент не удержалась. Когда балахон был отброшен в сторону, взгляд предательским образом выхватил потную полоску рыжеватых волос вдоль грудины, рельефные кубики на животе… Ой! Торопливо вскинула глаза… Сердце пропустило пару ударов, а потом ухнуло куда-то вниз. На правом плече пылала ярко-красным свежая татуировка.

Как наяву я вновь увидела тот проклятущий сон. Точнее, впервые досмотрела его до конца. Тьма на троне поднялась, обретая очертания мужчины могучего сложения с короной на голове. Он поднял руку и произнес последние слова заклинания: «Йа тайига». И стоящий перед ним пленник кулем повалился на пол…

– Лира? Лира, что с тобой? – встревоженный голос подруги заставил меня очнуться.

Плечо жгло огнем – словно не нашему болезному, а мне недавно вырезали эту татуировку. А в голове гудел колокол, монотонно повторяя: «йа тайига», «йа тайига», «йа тайига»…

– Все хорошо, – выдохнула я.

Это все от трехлунья. От него я всегда становлюсь слишком впечатлительной. Мысленно попросила у Святой Троицы прощения и решительно развязала шнурки портков.

– Лира! – в ужасе взвизгнула подруга.

Чтобы вернуть подругу в адекватное состояние, пришлось, невзирая на головную боль, привести сумбурные мысли в относительный порядок и посвятить Нору в свой план.

– Сама говоришь, парень похож на меня. Так пусть мной и побудет до тех пор, пока в себя не придет. Скажешь (взгляд метнулся на измазанную кровью простыню), что у меня нечистые дни начались. Пара дней у него будет, чтобы отлежаться и свалить отсюда.

Нора заметно приободрилась, а на губах вспыхнула столь любимая мною улыбка. Правда, она почти сразу померкла. Подруга с тревогой посмотрела на меня:

– А как же ты?

– Сад густой, а местами даже непроходимый, – успокоила я ее. – Найду, где спрятаться.

– А кушать что будешь? – распереживалась Нора.

– Так ведь лето. Всяких ягод-корений пруд пруди – с голоду не умру. Ну а ночью к нашему жасмину придешь, что-нибудь пожевать принесешь да новости расскажешь.

На том и порешили. Мы быстро облачили парня в мою ночную рубашку и нацепили на голову чепец. Я оправила на себе непривычно просторный балахон послушника монастыря Святого Иеремии, чмокнула на прощанье Нору в щеку и вылезла через окно в сад. А напоследок пообещала принести нашему хворому целебных травок.