Страница 2 из 4
– Для сиделки поставим стул. Пусть сидит. Больничная койка – для пациентов. Нарушаю ради вашей же пользы. Надеюсь на положительную динамику. Извините, Елена, у меня дела.
Елена Эдуардовна задержалась в дверях.
– Зуля! Ты продолжаешь читать! А с вами, – она выстрелила в больного Артамонова из указательного пальца, – мы ещё разберёмся!
Хлопнувшая дверь палаты заставила вздрогнуть всех, кроме писателя Кривобокова. Артамонов сунул руку в ладошку сиделке:
– Санёк. Будем знакомы! Ты узбечка? Я узбеков люблю! Отличные ребята! А имя у тебя вроде татарское. Татары тоже хорошие ребята! У меня друг татарин, классный мужик!
– Папа назвал. Он в Казани долго работал, – закивала Зуля.
Артамонов присел на край писательской постели, потрогал «запертого» за ногу.
– Чё, правда всё слышит?
– Я не знаю, – пожала плечами Зуля. – Лена Дурдовна велела читать ему роман. Он роман писал и в аварию попал. Она говорит, что он всё слышит и понимает и так быстрей поправится.
– Такое духоподъемное произведение? А ну, почитай, я тоже хочу послушать!
Зулейха взяла на колени листы и стала читать:
– «Пароход качнуло, когда он прикрывал дверь своей каюты. Положив трость на комод, молодой человек взглянул в иллю… иллюми минАтор. За стеклом поплыли огни убегающего берега, когда он стягивал перчатки. Это давалось с трудом. По последней моде они туго облегали ладони. Подойдя к столу, он сел и зажёг свечи в канде..канделябрЕ. Их мерцающий свет гипно..тически действовал на него, и он опять начинал растворяться в своих воспоминаниях. На столе стоял саквОяж. Руки машинально потянулись к нему и извлЕкли толстую тетрадь, переплетённую в коричневую кожу. Длинные пальцы с ухоженными ногтями перелистывали страницы, пока не добрались до чистых страниц. Это был его дневник. Как часто он спасал его, когда, не имея привычки делиться переживаниями с другими, вписывал в него свою душу…»
– Вот его душу мать! Подойдя к столу, он сел! КанделябрЯ полная! Руки машинально извлЕкли! Умора! Это я еще на Петросяне со Степаненкой сэкономлю! Не потрахаюсь, так поржу! А может, еще и потрахаюсь, чем Кривобоков не шутит! – захохотал Артамонов и в прихрамывающем грузинском танце прошёлся по палате: – Вот свезло мне! Ай, свезло! Асса!
Зулейха, бросив чтение, испуганно наблюдала за буйным соседом, который, сделав круг, снова навис над Кривобоковым.
– Ну, и чего? Как он? Оживает?
Напряжение явственно читалось на бледном лице слушателя. Веки были напряжены, словно он терпел давнюю боль, к которой почти привык.
– По-моему, он хочет в туалет. По очень большому и очень давно! – вынес вердикт Артамонов.
– Да, да, щас щас! – засуетилась Зуля, доставая из-под кровати утку.
– Так, я за вещами! – брезгливо сморщившись, выскочил из палаты Артамонов.
Зуля едва закончила гигиенические процедуры, когда новый сосед ввалился с хохотом, сумками и стулом.
– Это шестьдесят девятая палата, прикинь! Номер у нее такой! Аха-ха! Тебе не смешно, Зуль? А ему? Ему стопудов смешно. Тот ещё ходок был. Когда ходил . Не под себя, а налево! – Артамонов затряс хохотом стул. – Я тебе креселко приволок, присаживайся.
Он приткнул пластиковый стул в ногах писательской недвижимости. Зуля в нём тут же угнездилась, а Артамонов завалился поверх одеяла на своё новое койко-место, но сразу сел: – Не, так я его не вижу. Надо шестьдесят девять. Мы ж в какой палате! – Он перелег наоборот, проверил обзор, растянулся, с кряканьем пошевелил пальцами ног в носках «найк».
– Какой же кайф, Зуленька! Ты себе не представляешь! Носишься, носишься как раненая в жопу рысь, одно заткнешь, другое валится. И тут вдруг бах-бабах! Авария, перелом со смещением, больничка, операция, другая больничка. Кажется, ну всё, жизнь кончилась, пришёл пиздец! А, оказывается, у всего этого есть и другая, наиприятнейшая сторона. Лежу, тепло, светло, питание трехразовое, постель чистая, девушки вокруг красивые, а ежели куда позовут, я и на одной ноге допрыгаю. Да еще и шоу-программа, анимация, так сказать, нежданно-негаданно нарисовалась! Лафа, а не жизнь!
Зуля, на всякий случай, скривив улыбку, помяла в руках листы с романом.
– Да отдохни ты от читки своей. Меня самого распирает на истории! У меня ж, можно сказать, в мирной жизни рот не закрывается, в хорошем смысле, а тут молчу второй день. А привычка – вторая натура. Знаешь такое выражение? Я обычно за день так наговариваюсь, что к вечеру еле языком ворочаю. Полностью морально истощён, будто не в гараже с техникой ковыряюсь, а научные консилиумы провожу. За день ко мне человек пять зайдёт и с каждым по часу бурных дебатов. Я как тот чистильщик обуви из дебильных комедий с Лесли Нильсеном, когда он был полицейским и в самых тупиковых ситуациях обращался за консультацией к чистильщику обуви, который знал про дела всех мафий, все нюансы личной жизни всех, от бандитов до политиков. Так к нему в очередь стояли люди не для чистки ботинок, а для консультации. За следователем Нильсеном была многодетная мать с семейной консультацией, следующий был сексуальный маньяк с вопросами по психологии, потом какой-то инженер со своими чертежами космических ракет и т.п. И все они уходили удовлетворённые исчерпывающей консультацией гуталинщика.
Зулейха выдавила страховочную улыбку.
– Подожди, сейчас улыбнёшься шире! – напугал Артамонов. – Вот тебе, к примеру, мой последний, то есть крайний, день на работе. Слушай!
С утра зашёл сосед, Сигизмундыч. Зовут его Андрюха, фамилию никто не помнит, какая-то еврейская, поэтому и кличка такая. Ему сорок пять, первые трудовые свои пять-семь лет он проработал мясником на рынке, потом, в девяностых, заключал фиктивные браки в какой-то мудроватой схеме отжимания квартир, для тех времен простых решений всех проблем по-Сталински: «нет человека – нет проблемы». Он вовремя улизнул из лап правосудия и почти улизнул от лап мафии, отдав всего лишь две свои квартиры, а третью продал и деньги вложил в авто бизнес, открыл у нас в гаражах ремонт субариков. Жил у жены, родили они дочку, но вот оказия, жена ушла к другому, а его выгнала на улицу. Он снял жильё, прописавшись к родителям в однушку, освоил профессию парикмахера-визажиста, отвалил кучу денег за блатное обучение и протеже. Стрижёт звезд ТВ и эстрады по пятьсот долларов за голову. Устроился, в общем. Но дочку любит и жену, видимо, тоже. Ну и приходит ко мне теребить старые болячки. Я и раньше пытался спасти его брак, но он ни за что не желал даже говорить с женой о том, что ей, возможно, не хватает в сексе. Он вообще такой насильственно разговорчивый, ебун вербальный, самозабвенный. Я с трудом могу слово вставить, когда он вещает. Причем вещает нудно, с кучей слов паразитов и интригующих оборотов типа: «И что ты думаешь, было дальше?» или «Шесть тыщ долларов зарплата у нелегала в Америке, это как, по-твоему, нет, ну как, по-твоему, серьезно, это нефигово, а?» Зато от самовлюбленных дамочек он просто в восторге, они его, мол, слушают, не перебивая! Я не стал ему говорить, что они как раз, в отличие от его жены, вообще его не слушают, улыбаются своему отражению, и он не способен привлечь их нарциссическое внимание. Так мало того, что я отвлекаюсь на него и его проблемы, так теперь меня одолевают вопросами о гомосеках, ведь его клиенты на 99% такие. Ладно. Дальше я беседовал с соседом, дедушкой одним, о том, кто хуже, Сталин или Гитлер, Гимлер или Жуков, и о прочих вопросах фашизма черного и красного. Это ещё час. Потом с другом Колей спорили о политике Украины, о том, сколько детей должно быть и приемлем ли аборт в семье православного отставного ГАИшника, а то он чуть четвертого жене не подарил, о преступности, о его успехах в суде. Он накануне ТВ звездой стал с делом о похищении человека – сумасшедшего старичка учителя танцев, имеющего 4-х комнатную квартиру на Ленинском и убийстве матери потерпевшего, обманутого на две квартиры, чьи интересы он и представляет. Одного действующего следока и двух бывших ментов – участников банды уже год держат в тюрьме, а четвертый мент – главарь банды, в розыске. Дело на двадцать томов уже. Суды только начались, обвиняемые рисуют могилку и показывают ее втихаря Коле со своего зарешеченного места. В него и стреляли они же, троих старших следователей по этому делу отстранили и одного уволили из-за того, что те коррумпировались и не хотели возбуждать дело. Но Коля – танк, пока не дожмёт, не остановится, тем более, когда на кону в качестве премии за его труды, потерпевший отдает ему 3-х комнатную квартиру на Таганке, собственником которой в настоящее время является один из участников банды, тот, что в розыске. Ладно. Вечерком еще несколько человек заходили с разными вопросами, от ремонта парогенератора в отопительной системе коттеджа, до совета по куни, которые я даю полушепотом, при закрытых дверях, взяв клятву о неразглашении. Клятва действует плохо, поэтому приходится давать консультации от третьего лица, мною якобы случайно услышанные…