Страница 5 из 10
Пейсли был типичным политиканом, Крысоловом-дудочником из сказки братьев Гримм. Этот искатель народной популярности водил своих последователей по католическим районам, провоцируя мятежи в любом месте, где ему только стоило появиться. Зловещим низким голосом – бас-профундо – он вещал о том, что католики – это отбросы, что они «плодятся, как кролики, и множатся, как паразиты». Он бросался в глаза, сеял распри, обострял разногласия. На самом деле он был до такой степени несимпатичен и излучал такую неприкрытую ненависть, что некоторые республиканцы полагали, что, если хорошо подумать, просчитав все плюсы и минусы, то можно прийти к выводу, что Ян приносит пользу их движению. «Зачем нам устранять Пейсли? – спросила как-то Крисси, мать Долорс. – Он наш самый большой актив».
Несмотря на то что население Дерри в основном составляли католики, в изобретательном воображении лоялистов город был живым памятником протестантского сопротивления. В 1689 году протестантским силам, верным новому королю Вильгельму Оранскому, удалось удержать город во время его осады католической армией, выступавшей за Якова II. В какой-нибудь другой части мира такое потускневшее со временем событие могло бы удостоиться разве что информационной доски. Но в Дерри победу в небольшой стычке праздновали каждый год, с демонстрациями, проводимыми местными протестантскими организациями. И вот сейчас, по мнению Пейсли и Бантинга, протестующие студенты, которые запланировали марш в Дерри, должны встретить здесь следующим утром нечто похожее на то, что было во времена осады.
Эти защитники гражданских прав, возможно, лишь притворяются мирными демонстрантами, говорил Пейсли своим сторонникам, а на самом деле это просто замаскированные «солдаты ИРА». Он напомнил о роли Лондондерри как оплота, противостоящего папистским посягательствам. Готовы ли они снова встать на защиту города? Раздались крики: «Аллилуйя!» У Пейсли была привычка завести толпу и ретироваться прежде, чем полетит первый камень. А назначенный на пост его адъютанта Майор Бантинг говорил собравшимся, что каждый, кто «считает себя мужчиной», должен вооружиться и предпринять «такие защитные меры, которые кажутся ему подходящими».
И вот под прикрытием ночной темноты местные мужчины, собравшись в полях у дороги в Дерри, начали заготавливать камни – целый арсенал. Один из фермеров, поддерживающий борьбу с католиками, пригнал трактор для подвоза снарядов. И это были не мелкие камешки, а крупные булыжники из нового карьера; их сложили кучками на рассчитанном расстоянии в местах, подготовленных для засады.
«Мы с самого начала заявили, что наш марш не связан с насилием, – напомнил Имон МакКанн Долорс и другим протестующим в последнее утро мероприятия. – Сегодня наше благочестивое намерение подвергнется проверке». Демонстранты снова двинулись вперед; они шли медленно, с ощущением усиливающегося трепета. Идти приходилось по узкой деревенской дороге, окруженной высокими изгородями. Впереди, у моста Бернтоллет – старого каменного сооружения через реку Фоган, образовалось бутылочное горлышко. Долорс с Мариан и другими молодыми демонстрантами продолжали свое движение к мосту. Затем за мостом, на возвышенности, появился мужчина. На его руках были белые повязки, и он театрально размахивал ими, подавая замысловатые сигналы, как матадор, подзывающий невидимого быка. Вскоре к нему присоединились другие – крепкие молодые люди выходили на возвышение над дорогой и, собравшись в небольшие группы, смотрели сверху вниз на демонстрантов. Теперь на дороге скопилось несколько сотен человек, стиснутых изгородями – бежать некуда. А в полях появлялось все больше и больше людей с белыми повязками на руках. Уже полетели первые камни.
Бернадетту Девлину, другу Долорс, который был одним из организаторов марша, показалось, будто опустился «занавес» из снарядов. Вокруг словно из воздуха материализовались мужчины и парни, они выкрикивали оскорбления, бросали камни, кирпичи, молочные бутылки. Некоторые из атакующих расположились значительно выше дороги, другие же засели за изгородями, идущими вдоль нее. А были такие, кто наступал спереди, оттесняя демонстрантов от моста.
Люди, идущие в авангарде, рванулись к мосту, в то время как задние ряды повернули, чтобы обойти баррикаду. Но Долорс и Мариан оказались в середине.
Они перелезли через забор, однако камни продолжали лететь в них. В этот момент мужчины начали быстро спускаться вниз и атаковать демонстрантов. Долорс казалось, что она стала участником сцены из голливудского вестерна – будто индейцы наводняют прерии. Головы кое-кого из нападавших защищали мотоциклетные шлемы. Они спускались вниз, размахивая дубинками, ломами, свинцовыми трубками и палками. Некоторые мужчины вооружились деревянными досками, утыканными гвоздями; они бросались на демонстрантов, стараясь нанести как можно больше ран. Люди, натянув на голову куртки, чтобы хоть как-то защититься, ничего не видели, спотыкались, беспорядочно перемещались и в поисках защиты хватались друг за друга.
Тех, кто пытался бежать в поля, швыряли на землю и пинали до тех пор, пока они не теряли сознание. Кто-то схватил лопату и ударил по голове молоденькую девушку. Двух фотографов из газеты тоже избили и забросали камнями. Нападавшие выхватили у них пленку и сказали, что, если они не уберутся отсюда, то их убьют. А в центре событий был Майор Бантинг – гранд-маршал, машущий руками, как дирижер; рукава его пальто покрылись пятнами крови. Он выхватывал лозунги из рук демонстрантов, и кто-то поджигал их.
Протестующие не сопротивлялись. Они заранее условились о ненасильственном характере акции. Долорс Прайс окружали молодые люди с ранами на лицах и кровавыми подтеками вокруг глаз. Она шлепнулась в реку – ее окатило ледяной водой. На расстоянии было видно, как другие демонстранты тоже летят с моста в реку. Пытаясь сопротивляться течению, Долорс не могла оторвать взгляд от одного из нападавших – мужчины с дубинкой; всю оставшуюся жизнь, возвращаясь к этому моменту, она будет помнить его глаза, горевшие ненавистью. Она просто смотрела в эти глаза и молчала.
Наконец офицер из Корпуса королевских констеблей Ольстера вошел в реку, чтобы прекратить драку. Долорс схватила его за куртку и не отпускала. Но даже и тогда, когда этот сильный коп помог ей выбраться на безопасное место, страшная бойня все еще продолжалась. В тот день здесь присутствовало несколько дюжин констеблей из Корпуса, но большая часть из них предпочитала не вмешиваться. Позже было высказано предположение о том, что нападавшие потому и надели белые повязки на руки, чтобы друзья из полиции не путали их с демонстрантами. На самом деле многие из людей Майора Бантинга – те самые, что и затеяли избиение, – были членами спецподразделения В.
После, по дороге в больницу Алтнагелвин, что в Дерри, Долорс плакала, охваченная странной смесью облегчения, отчаяния и разочарования. Когда в конце концов они с Мариан вернулись в Белфаст и появились, избитые, в синяках, в маленьком домике на Сливгаллион-драйв, Крисси Прайс выслушала рассказ об их страданиях. По окончании его она задала лишь один вопрос: «А почему вы не дали сдачи?»
Глава 3
Беспорядки в Ольстере. Изгнанники
Джин МакКонвилл почти не оставила следов. Она исчезла в смутное время, а ее дети, видевшие это, были столь малы, что ничего вразумительного рассказать не сумели. Уцелела, однако, одна фотография Джин – снимок, сделанный у дома в Восточном Белфасте, где в середине 1960-х жила ее семья. Джин стоит вместе с тремя своими детьми, а ее муж Артур присел на корточки на переднем плане. Она смотрит в камеру, руки сложены на груди, губы улыбаются, а глаза щурятся от солнца. Единственное, что врезалось в память детей, вспоминающих о маме, – это булавка – обычная голубая булавка, которую она носила на одежде, потому что кто-нибудь из детей то и дело терял пуговицу или иным способом нуждался в «срочном ремонте». Мамина булавка всегда спасала их.