Думаю, как все закончить

Он сказал: «Я Дуг. Дай мне минутку, держи ключи», – и бросил мне ключи, которые я поймала, прижав обе руки к животу, как будто меня ударили под дых. Дверь с грохотом захлопнулась.

Поначалу я оцепенела. Я была ошеломлена. Кто этот парень? Я ничего о нем не знала. Мы говорили по телефону, вот и все. Я посмотрела вниз на металлический брелок для ключей в руках, простую большую букву «J».

Я замолкаю. Бросаю взгляд на Джейка:

– Кажется, тебе скучно. Знаю, что деталей слишком много, но я их помню и пытаюсь рассказать правдивую историю. Тебе кажется странным, что я помню столько мелочей? Тебе скучно, потому что я рассказываю все?

– Просто рассказывай дальше. Почти все наши воспоминания – вымысел, причем сильно отредактированный. Так что продолжай.

– Не уверена, что согласна с этим, насчет воспоминаний. Но я знаю, что ты имеешь в виду.

– Продолжай, – отвечает Джейк. – Я слушаю.

– Прошло еще восемь минут, я, по крайней мере, дважды посмотрела на часы, прежде чем Дуг появился снова. Он рухнул на пассажирское сиденье и шумно вздохнул. Он переоделся в поношенные синие джинсы с дырками на коленях и клетчатую рубашку. Сиденья в его машине были покрыты рыжей кошачьей шерстью. Кошачья шерсть была повсюду.

– Так уж прям повсюду.

– Да, шерсти было в энной степени. Еще на Дуге была черная бейсболка, сдвинутая на затылок, со словом «Ядро» спереди, вышитым белым курсивом. Казалось, он создан для того, чтобы сидеть, а не стоять или идти.

Он ничего не сказал, и я приступила к рутине, которую до этого отработала с папой. Сдвинула сиденье вперед, трижды поправила зеркало заднего вида и убедилась, что ручник не поднят. Положила руки на руль на десять и два часа и выпрямила спину.

«Я никогда не любил дождь», – сказал Дуг. Это были его первые слова в машине. Он не упомянул про обучение, не спросил, как долго я практиковалась. Теперь, когда мы оказались в машине вдвоем, я увидела: он смущен и даже нервничает. Его колено неустанно подпрыгивало.

«Хотите, чтобы я с чего-то начала?» – спросила я.

«Это все дождь, – сказал он. – Сбивает с толку. Думаю, придется его переждать».

Жестами Дуг велел мне остановиться на первом же подходящем месте слева от нас. Это оказалась парковка возле кафе. Он спросил, не хочу ли я чего-нибудь – кофе или чая, – а я ответила, что нет. Некоторое время мы просто сидели молча, слушая, как дождь барабанит по машине. Двигатель все еще работал, чтобы стекла не запотевали, и я включила дворники на низкую скорость.

«Так сколько же тебе лет?» – спросил он и предположил, что семнадцать-восемнадцать. Я ответила, что шестнадцать.

«Ну, ты достаточно взрослая», – сказал он. Его ногти походили на мини-доски для серфинга; длинные, узкие, грязные мини-доски для серфинга. У него были руки художника, писателя, а не инструктора по вождению.

– Если тебе нужно сделать перерыв в рассказе, чтобы сглотнуть, моргнуть или отдышаться, валяй, – говорит Джейк. – Ты прямо как Мэрил Стрип, полностью вошла в роль.

– Отдышусь, когда закончу, – отвечаю я. – Он опять упомянул, что шестнадцать лет – это не молодость, и вообще возраст – странный, неточный критерий зрелости. Потом он открыл бардачок и достал маленькую книжечку.

«Хочу тебе кое-что почитать, – сказал он, – если ты не возражаешь, раз уж мы тут застряли, и все такое».

Он спросил, знаю ли я про Юнга. Я сказала, что не особенно, хотя это было не совсем правдой.

– Твой инструктор по вождению оказался юнгианцем?

– Погоди, это не все. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы найти нужное место в книге. Он откашлялся и прочел мне такую строчку: «Смысл моего существования – это тот вопрос, который задает мне жизнь. Или наоборот, я сам и есть этот вопрос, обращенный к миру; не ответив на него, я останусь с чужими ответами, и это уже буду не я»[2].

– Ты это запомнила?

– Да.

– Как?

– Он дал мне книгу. Я ее сохранила. Она все еще у меня, где-то лежит. Он в тот день был в настроении делать подарки. И сказал: опыт важен не только для вождения, но и для всего. «Опыт превосходит возраст, – таковы были его слова. – Нам приходится искать способы обретения опыта, потому что именно так мы учимся, именно так мы познаем».

– Какой странный урок.

– Я спросила, почему ему нравится его работа. Он сказал, что выбрал ее не от большого желания, но в связи с практическими соображениями. Сказал, что вошел во вкус и теперь ему нравится сидеть в машине и разговаривать с людьми. Сказал, что любит головоломки. Сказал, что ему нравится ехать в машине и направлять другого человека – дескать, это метафора. Он напомнил мне Чеширского Кота из «Алисы в Стране чудес», только такую, более застенчивую версию.

– Забавно, – говорит Джейк.

– В смысле?

– Я и сам когда-то слегка увлекался Юнгом. Чтобы по-настоящему познать себя, мы должны в себе усомниться. Мне всегда нравилась эта идея. В любом случае извини. Продолжай.

– Ладно. Пока мы ждали, он сунул руку в карман и выудил оттуда две странного вида конфеты. «Оставь себе эту, – сказал он, указывая на одну из них. – Прибереги для другого дождливого дня». Потом взял другую и развернул блестящую бумагу. Сжал пальцами и разломил пополам. Протянул мне кусок побольше.

– Ты его съела? – спрашивает Джейк. – Тебе не показалось странным, что этот парень предлагал тебе конфету? И тебе не было противно, что он дотронулся до нее?

– Я как раз хотела об этом сказать. Но да, было странно. И да, противно. Но я съела.

– Продолжай.

– На вкус ничего особенного. Я вертела леденец на языке, пытаясь решить, сладкий ли он вообще. Не могла понять, нравится он мне или нет. Дуг сказал, что получил конфеты от одной из своих учениц. Она путешествовала где-то в Азии и эта разновидность леденцов там одна из самых популярных. Эта ученица их любила, но сам он не считал их чем-то особенным. Собственный кусок леденца он жевал, хрустел им.

И внезапно я почувствовала вкус. Неожиданный, резкий привкус. Это было неплохо. Мне начало нравиться. Дуг сказал: «Ты еще не знаешь самого интересного. На каждой обертке этих леденцов напечатано несколько строк по-английски. Они переведены слово в слово, поэтому смысла в них маловато». Он вынул из кармана обертку, развернул и показал мне.

Я прочитала вслух то, что было напечатано на внутренней стороне. Помню наизусть: «Ты новый человек. Как сладость нельзя забыть, особый вкус. Вернуть поворот аромат».

Я перечитала эти строки несколько раз про себя, потом еще раз вслух. Он сказал мне, что время от времени разворачивает конфеты, но не для того, чтобы поесть, а просто потому, что ему нравится читать стихи, думать о них, пытаться понять. Он сказал, что не любит поэзию, но эти строки так же хороши, как и любое стихотворение, которое он когда-либо читал. Он сказал: «Есть в жизни вещи – их не так много, – которые можно назвать реальными, доказанными лекарствами от дождливых дней, от одиночества. Такие вот головоломки. Каждый из нас должен решить свою собственную». Я никогда не забуду, как он это сказал.

– Такое запоминается. Я бы тоже не забыл.

– К этому моменту мы простояли на парковке уже минут двадцать, и все еще толком не поездили. Он сказал мне, что ученица, которая дала ему конфеты, была уникальна, что она была безнадежна за рулем, водитель бы из нее вышел просто кошмарный. И какие бы советы он ей ни давал, как бы ни повторял указания снова и снова, она просто не могла ничего взять в толк. И он с первого урока понял: экзамен ей не сдать ни за что на свете, она худший водитель в целом мире. Давать ей уроки бессмысленно и в некотором роде опасно.

Но Дуг с нетерпением ждал очередного урока, потому что они с этой девушкой вели долгие-долгие беседы, полноценные дискуссии. Он рассказывал ей о прочитанном, она отвечала тем же. Это был обмен на равных. Он сказал, иной раз она говорила такие вещи, которые просто сводили его с ума.

2

К. Г. Юнг «Воспоминания, сновидения, размышления» (пер. В. Поликарпова).