Страница 23 из 57
— Константин! — а потом добавил что-то уже по-румынски, явно не ему, или же Костя просто не разобрал русских слов.
Крыша дрожала, словно под ударами града. Звать Богдана пустое. Ему нужна помощь. Может, Анна обезумела от боли и решила спрыгнуть с крыши, чтобы положить всему конец? Костя попытался встать на подоконник, чтобы ухватиться руками за наружный выступ и дотянуться до крыши. Залезть он не залезет, но даже если Анна увидит только его голову, она не станет прыгать. Увы, руки соскальзывали. Костя попытался очистить от снега черепицу, но только пальцы отморозил. Богдан вновь выкрикнул его имя. Костя оттянул рукава свитера до пальцев и ухватился за менее скользкую черепицу и уже думал подтянуться, как получил в лицо снегом. И отряхнуться не успел — комья посыпались с крыши настоящим снегопадом, под которым Костя даже закачался.
— Богдан! — успел выкрикнуть он до того, как огромная снежная шапка опустилась ему на глаза. Или лапа… От него оттолкнулся волк и спрыгнул вниз, увлекая за собой. Костя падал спиной в ледяную пустоту, но даже испугаться не успел — так быстро оказался в снегу. Ледяная корка хрустнула под его весом, и он провалился в сугроб. Через секунду перед глазами промелькнули валенки, и стало нечем дышать. Ворот свитера впился в шею — но Богдан медлил, не вытаскивал, а потом ослабил хватку, и Костя вновь погрузился затылком в снег.
— Сильно ушибся? — навис над ним Богдан, и от жёлтого огня его глаз стало светло, как днём.
— Не знаю, — прохрипел Костя, чувствуя на губах ледяную корку. — Кажется, всё цело.
— Тогда сам вылезай!
Костя не успел даже снег сплюнуть, как валенки исчезли. «Вот козёл!» — разозлился Костя и попытался подтянуть ноги — снег только сильнее просел, но всё же, набрав его себе и за шиворот, и в носки, Костя выпрыгнул из сугроба и съехал, как с горки, прямо под ноги Богдана. Румын держал подмышкой вырывающегося волка — вернее, волчонка, размером с полугодовалую овчарку, то есть солидную уже тварь.
— Зачем ты в окно полез? Жить надоело?
Богдан заорал так, что Костя приготовился ловить волка, но тот лишь подкинул его в воздухе, чтобы держать стало легче — волчонок вырывался и скулил. Костя видел, с каким трудом Богдан удерживает его в руках.
— Я же послал тебя спать! Как ты оказался на окне?! Что ты там делал?!
Ярость Богдана была непонятна. От его крика всё переворачивалось в Косте, но он постарался ответить ровно:
— Вы же сами позвали меня. Но я не сумел залезть на крышу — волк сбил меня.
— Я? Тебя? Позвал? Куда? На крышу? Сдурел? Я сказал, чтобы ты не выходил из комнаты, пока я выгуливаю волка! Убирайся отсюда! И молись на этот сугроб! Пошел прочь! — заорал Богдан уже не своим голосом, когда Костя не двинулся с места.
Глупо сейчас объясняться. Ноги примёрзнут к снегу, и будешь тут снеговиком стоять до утра. С этими дурацкими языковыми барьерами всякое послышится. А мог бы и шею свернуть или без спины остаться. Спасибо, что обошлось!
Костя как мог отряхнулся на крыльце. Носки все в снегу снял и повесил на рога оттаивать. Завтра первым делом забрать их надо, чтобы вид не портили, а в темноте никому они не помешают. В очаге ещё теплился огонь, и Костя, не найдя подле корзины коробка со спичками, решил зажечь прутик, но не успел поднести к огню, как тот исчез из рук.
— Теперь решил подпалить себя? Идиот!
Богдан замахнулся вырванным прутом, и Костя инстинктивно пригнулся.
— И верно! — Богдан бросил прут в корзину к остальным, приготовленным для растопки. — Отстегать бы тебя как следует. Может, ума б прибавилось!
Костя выпрямился и плечи расправил, чтобы не теряться рядом с массивной фигурой Богдана.
— Ведь как чуял, что не спать пошёл! — разошёлся румын не на шутку, и Костя решил, что с объяснениями тянуть больше нельзя. Иначе до драки недалеко.
— Богдан, хватит! Послушайте меня! Я только хотел растопить камин в комнате. Жутко холодно. А коробок пустой. Пошел вас искать и услышал шаги на крыше, а потом мне послышалось, что вы меня позвали. Вот и все… И, — Костя замолчал на секунду, — я рад, что внизу был сугроб. И ещё… Как там Анна?
Всю Костину тираду Богдан простоял нахохлившись, а тут сразу сдулся.
— Лучше. Давай считать, что лучше, — добавил он совсем тихо. — Держи спички,
— Костя поймал коробок. — Не выходи из комнаты. Сейчас мой волчонок чуток побегает, и я закину его на чердак.
Богдан уже шагнул к двери, когда Костя его остановил:
— Я подумал, что нам лучше уехать, пока я тут действительно дом не спалил. Вы нам очень помогли, спасибо. Но сейчас вам не до нас. Диплом можно и по одной сказке написать. Вот завтра и уедем, хорошо?
Богдан потёр нос, и даже впотьмах Костя отметил на лице румына неприкрытое недовольство.
— Вы можете попробовать уехать, — усмехнулся Богдан, и от его смешка Косте сделалось не по себе, и он бросил с открытым вызовом:
— Что значит — можете попробовать?
— А то и значит! — рявкнул Богдан. — На завтра обещают снегопад.
— Кто обещает? — подхватил издёвку и Костя. — У вас радио вдруг появилось? Богдан хохотнул в голос.
— Небеса обещают, дурень. Давай, проваливай. И осторожней со спичками.
Костя проглотил насмешку и пошёл к лестнице. Богдан хлопнул входной дверью, и со двора донёсся его вой. «В этой глуши рехнёшься», — покачал головой Костя, — «И с волком станешь разговаривать, как с человеком, и с человеком выть», — вспомнил он концерт у колыбели с волчьим чучелом.
Костя влетел по ступенькам с такой скоростью, будто научился видеть в темноте. Даже в коридоре посветлело. И только через секунду Костя понял, что свет идёт из их комнаты. Он подлетел к открытой двери и увидел Анну. Она стояла над кроватью и светила керосинкой в лицо спящей. Варя зашевелилась раньше, отгораживаясь ладонями от яркого пламени, чем он крикнул, сам не понимая, отчего с такой злостью:
— Что вы здесь делаете?!
Анна отдёрнула руку и схватилась за намотанный вокруг шеи платок. По-прежнему в перчатках, только простоволоса, и вместо двух кос, одна, да жгучий волос вдруг стал совсем седым на висках. Надо ж так! В один день…
— Я только хотела проверить, что с ней всё хорошо, — затараторила она и засеменила к Косте, продолжавшему стоять на пороге. — Она плакала…
Варя уже скинула одеяло и подтянула к подбородку ноги, пытаясь проснуться.
— Я не плакала. Я спала…
— Может, тебе снился дурной сон, — обернулась Анна, чуть ли не душа себя платком.
— Возможно, — Варя затрясла головой, пытаясь скинуть остатки сна. — Со мной всё хорошо. Костя…
И тут она заметила его снежный вид, который, казалось, и на Анну только сейчас произвёл впечатление.
— Ты откуда такой? — спросила хозяйка, наморщив лоб.
— С Богданом волчонка выгуливал, — почти не соврал Костя и прошел к окну: там теперь откуда-то взялся второй волк, огромный, страшный, а самого Богдана не было видно. — Ах, я же окно не закрыл…
— Так это ты его открыл? Я уже закрыла.
Он обернулся к Анне. Та продолжала держать керосинку на вытянутой руке. Костя скосил глаза на пустой стол — это была их лампа.
— Прости, — Анна верно истолковала растерянный взгляд парня и, шагнув к нему, протянула керосинку. — Весь мокрый, бедняжка. Я принесу тебе целебного отвара, чтобы согреться. Гляди, — Анна провела когтистой перчаткой по его лбу и сказала, будто действительно могла что-то почувствовать через мех: — Горишь весь. А-ну-ка живо переодевайся в сухое. Я быстро обернусь.
И ушла в темноту, не взяв лампы. Варя продолжала тереть глаза.
— Ты чего, одеться не мог?
— Не думал, что волк меня собьёт, — опять почти не соврал Костя, стягивая свитер с налипшими комочками снега. — А тебе как спалось? Не дрожи. Я сейчас разожгу огонь.
И, не сменив джинсы на сухие, Костя достал коробок и чиркнул спичкой. Поленья занялись быстро.
— Я, наверное, действительно кричала. Мне снова волк померещился. Он прыгал по кровати, будто кого-то искал, но не меня…