Параша Лупалова

Такое внимание к книге, есть лучшее свидетельство ее достоинств. С убеждением можно сказать, что это одно из редких сочинений, которое при своей высокой нравственности имеет особенную занимательность для нас русских. Здесь кстати заметить, что Параша Лупалова есть чудное явление в нравственном мире, возвышающее собою душу женщины. Слова наши оправдываются необыкновенным успехом настоящей книги; предлагаемый перевод, с исправлениями и улучшениями издается ныне в третий раз, постоянное требование нашего издания давно уже распроданного, побудило приступить к новому изданию, чтобы тем удовлетворить желания приобрести настоящую книгу.

В заключение должно сказать, что Параша Лупалова, есть книга равно занимательная как для ребенка, так и для взрослого и даже старца. Наше наблюдение над книгой, доставившей многим нашим соотечественникам истинное наслаждение, дает нам право смело подтверждать здесь сказанное.

Август 1865 г.

В конце царствования Императора Павла и, молодая девушка пришла, пешком, из Сибири в Петербург испросить помилование своему отцу. О подвиге ее заговорили тогда все, что и побудило известную писательницу, г-жу Коттень, избрать эту странницу в героини романа. Но все, знавшие молодую сибирячку, сожалели, что сочинительница приписала романические похождения девушке, которая, без покровительства и помощи решилась на такое трудное предприятие, руководимая единственно одною чистою дочернею любовью и незнакомая ни с какой другой страстью.

Конечно, простой рассказ, о ее похождениях не имеет занимательности, которую романист придает вымышленным лицам, но все же, может быть, не без удовольствия прочтется верная повесть ее жизни, занимательная уже по самой истине.

Имя этой девушки: Параша Лупалова. Отец ее принадлежал к одной благородной украинской фамилии, но родился в Венгрии, где некоторое время жили его родители. Он служил сперва в Бессмертных гусарах венгерского войска, был во многих походах против Турок, участвовал в осадах Измаила и Очакова и своею храбростию приобрел уважение сослуживцев. Впоследствии, оставив службу, переселился в Россию, где и женился. За что именно он был осужден и сослан в Сибирь неизвестно; следствие, которое было произведено по его делу осталось тайною. Он не был приговорен к каторжной работе, но был сослан на житье в Ишим, на границу Тобольской губернии, и получал на пропитание, как и другие ссыльные, по десяти копеек ассигнациями в сутки. Уже после четырнадцатилетнего пребывания Лупалова с семейством в Сибири, он согласился отпустить свою дочь в Петербург.

Параша своими трудами помогала родителям: мыла белье, жала рожь и участвовала во всех деревенских работах, которые только были по ее силам, получая за труды вместо денег хлеб или другие жизненные припасы. Она была привезена в Сибирь ребенком и, не зная лучшей участи, охотно занималась этими тяжелыми работами.

Ее мать постоянно была озабочена своим скудным хозяйством и терпеливо сносила горькую долю; но отец, с молодости привыкший к деятельной военной службе и почестям, не мог покориться судьбе, и часто предавался отчаянию, чего конечно нельзя оправдать даже самым жестоким несчастием.

Он тщательно старался скрывать от дочери свою убийственную печаль, но Параша, сквозь щели перегородки, отделявшей ее каморку от комнатки родителей, несколько раз, против воли, видела его слезы, слышала ропот на судьбу и стала понимать горькую участь отца и матери.

Лупалов, неоднократно посылал просьбы к Тобольскому губернатору о облегчении тяжкой участи своего семейства, но все его попытки оставались без ответа. За несколько времени до начала нашего рассказа страдалец послал еще новую просьбу об этом.

Тогда через Ишим проезжал, по делам службы, какой-то чиновник; он взялся доставить бумагу и обещал ходатайствовать у губернатора. Несчастный ссыльный получил снова надежду, но ответа по-прежнему не было. Всякий проезжий, всякий курьер из Тобольска, (что впрочем случалось редко), невольно, самым незнанием о деле Лупалова, увеличивал его страдания и тоску, разрушая надежду, что обратят внимание на бедственное положение его семейства.

Случилось как-то, что Параша пришла домой с поля ранее обыкновенного и застала свою мать в слезах, а отца в сильном расстройстве. Он был необыкновенно бледен и задумчив и, по-видимому, вполне предавался горести; угрюмость его испугала бедную девушку. «Вот, — вскричал Лупалов, увидя ее, — вот мое самое невыносимое несчастие, дочь, данная мне Господом, во гневе Его… Я страдаю как изгнанник, страдаю как отец!.. Я не могу прилично образовать мою единственную дочь и принужден видеть, как она тяжким трудом кормит нас и, может быть, умрет от изнеможения на руках моих!.. Имя отца, радостное для всякого, для одного меня — проклятие неба!..»

Испуганная Параша и мать ее в слезах бросились к нему; они обе старались его успокоить. Этот случай произвел глубокое впечатление на Парашу. В первый раз, родители ее, откровенно, говорили при ней о безнадежном своем положении, и весь ужас несчастия их, с этой минуты стал вполне ей понятен.

В это-то самое время, когда ей еще не было и пятнадцати лет, родилась у нее мысль идти в Петербург, просить помилования отцу. Она сама потом рассказывала, что, однажды по окончании молитвы, мысль эта как молния блеснула в ее уме и произвела какое- то непостижимое беспокойство.

Параша и впоследствии, никогда не сомневалась, что эту мысль внушил ей сам Господь, и такая глубокая вера подкрепляла ее в самых неблагоприятных обстоятельствах жизни.

Так как Параша, до сих пор не понимая горькой участи своего отца, не имела причин помышлять о его освобождении, то это новое чувство ее восхитило.

«Господи! — молилась она, — не оставь меня своею милостию и не лишай невыразимого блаженства, которое наполняет мою душу».

Вскоре потом намерение идти в Петербург, упасть к ногам Монарха и просить помилования отцу, совершенно созрело в уме ее и стало постоянною мечтою.

За долго до этого, Параша любила уединенно молиться в березовом лесу, близ дома родителей; теперь она чаще стала ходить туда, проникнутая своею мыслию и с теплою верою воссылала молитвы к Господу благословить путь ее и дать силы на совершение подвига.

Иногда, предавшись мольбе, она забывала свои ежедневные занятия, чем неоднократно навлекала на себя выговоры родителей, которым долго боялась открыть свое намерение. Бодрость оставляла ее, всякий раз как только она хотела заговорить об этом с отцом, не ожидая вовсе успеха от такого объяснения.

Обдумав, она предположила при первом случае, во чтобы то ни стало, преодолеть робость и высказать свою заветную мечту. Однажды, рано утром, Параша пошла в лес испросить у Отца Небесного твердости и силы слова для убеждения родителей. Возвращаясь оттуда, она решилась открыться тому из них кого увидит первого и, предоставив все воле Провидения желала однако же встретиться прежде с матерью, ожидая от нее более снисхождения. Приближаясь к дому, Параша увидела отца. Он сидел у ворот, на скамейке и курил трубку. Параша твердыми шагами подошла к нему и со слезами сказала: «Батюшка, отпустите меня в Петербург, я пойду туда и буду просить Государя помиловать вас».