Страница 6 из 21
Социально-преобразующая направленность нового учения обусловила внимание идеологов к такому механизму социальной жизни, как привычка. Целенаправленно формируемая привычка может либо усиливать, либо ослаблять индивидуальную способность суждения, память и даже волю. Формируя привычку, мы можем подчинять индивидуальное восприятие общественной норме: так, воспитание воинственных привычек может ослаблять естественное чувство страха. Чувства становятся привычными, если они культивируются с рождения. Конфликт происходит не между чувствами и разумом, а между теми суждениями, которые являются для человека более привычными, и теми суждениями, которые менее привычны. Публичное повторение каких-либо идей облегчает их восприятие индивидуальным сознанием, ибо постоянно повторяющиеся идеи включаются в психологический механизм привычного и выводятся из-под огня сознательной критики. Как только новые идеи проходят череду повторений, они все менее и менее отслеживаются индивидуальным сознанием и становятся содержанием его бессознательных реакций. Трудности осуществления революционной воли проистекают из-за укорененных в обществе привычек, которые мешают изменению индивидуального сознания и поведения.
Философия Просвещения, стимулируемая успехами естественных наук, дала новую интерпретацию «идеям», отличную от той, которую они получили в философии Платона. Древнегреческий философ полагал, что идеи являют нам подлинное, неизменное бытие, отличное от мира становления. Подлинное бытие, согласно Платону, умопостигаемо, т. е. познаваемо разумом, прошедшим трудную школу мыслительной дисциплины и философии. Французский материализм, давший импульс развитию идеологии, термином «идея» обозначал не только универсальные принципы познания и практической жизни, но и все возможные восприятия внешнего мира. И. Кант, критикуя такой уравнительный сенсуализм, призывает «…взять под защиту термин “идея” в его первоначальном значении, чтобы он не смешивался более с другими терминами, которыми, обыкновенно, без всякого разбора обозначают всевозможные виды представлений… Тому, кто привык к этому различению, невыносимо слышать, как представление красного цвета называют идеей. На самом деле это представление не есть даже notio (понятие рассудка)»[38].
Французские идеологи не видели различия между гносеологическими статусами идей и иных форм знания (восприятия, ощущения, представления и т. д.)[39]. Эта редукция духовного содержания познания связана с практической направленностью учения идеологов, провозглашавших равенство восприятий людей, независимо от их происхождения, образования и социального положения. И. Кант, в отличие от французских материалистов, развивавших свое учение как антагонистическую противоположность религии и метафизике, солидаризируется с Платоном и полагает, «что наша способность познания заключает в себе более высокую потребность, чем чтение явлений по складам согласно синтетическому единству в форме опыта»[40].
Идеи в философии Платона не сводятся к рекомбинации чувственных восприятий вещей, отношение идей к чувственному миру выражается прямо противоположным императивом: чувственный мир существует только в силу причастности к идеям. Смысл и содержание чувственных вещей раскрывается в полной мере, когда душа, охваченная идеей, начинает двигаться в занебесную область и приобщается к жизни бессмертных богов.
С точки зрения И. Канта, универсальные идеи выполняют особую роль, отличную от наглядных перцепций, они «служат только для восхождения в ряду условий вплоть до безусловного, т. е. до принципов»[41]. Эти идеи не могут быть непосредственно включены в методологию естественных наук, движение мысли в которых замкнуто между теоретическими формами и эмпирической реальностью. Если использовать всеобщую идею для нисхождения познания от теоретической формы к конкретным условиям, то она превращается в фикцию. Идея, теряющая свою высшую ценность и используемая в качестве средства, неизбежно порождает иллюзию, поскольку вопреки своему высшему предназначению вынуждена направлять человеческое сознание не в область божественного и бесконечного, а в область конечного и преходящего.
Революционная практика, стремящаяся опираться на науку, решительно отбросила традиционные формы осмысления общественной жизни, такие как религия, теология, метафизика. В освободившемся пространстве начала формироваться новая форма духовно-практического освоения действительности, возможности которой разворачивались на волне успехов естествознания и промышленной революции. Последовательно устраняя религиозные представления из сферы познания, французские идеологи отказываются от понятия души как бессмертной субстанции, обеспечивающей единство разнообразных восприятий и личного опыта. Интегрирует многообразие чувственных восприятий индивида его воля, которую французские идеологи рассматривают как осознанное следование желаниям. Социальный мир им представляется как взаимодействие индивидуальных воль, стремящихся к самоутверждению. Это взаимодействие воль в конечном итоге формирует коллективную волю, которая создает государство и движет историю.
Методологические усилия идеологов не смогли вывести идеологию за пределы традиционной метафизической формы, что определило дальнейший распад этого социально-философского течения на множество исследовательских программ, имевших правовую, педагогическую, лингвистическую и политическую направленность. Однако общая установка французских идеологов на научное познание и освоение духовно-практических явлений до сих пор задает горизонт интеллектуальной и социально-политической жизни.
1.3. Иллюзорное сознание и философская рефлексия
Изучая опыт Французской революции, наука и философия XIX века не могли обойти вниманием духовную ситуацию, в которой возник феномен идеологии. Наиболее решительные шаги в этом направлении были сделаны представителями классической немецкой философии. В русле этой философской традиции была развита философия сознания, согласно которой мир не принимается субъектом как данность, а спонтанно возникает из глубин интеллектуальной рефлексии. Субъект, овладевший искусством спекулятивной рефлексии, обретал средство для проникновения в тайну трансцендентального единства самосознания. Это единство уже не зависело от веры в божественное происхождение Христа, но сама априорная природа единства подлежала оправданию средствами спекулятивного метода.
В отличие от французов, сосредоточивших свои усилия в пространстве «восприятие – внешний опыт», немецкие философы обратили внимание на отношение «рефлексия – чувственное восприятие». Чтобы постичь генезис спекулятивного мышления в пространстве чувственного восприятия, была разработана уникальная методологическая дисциплина, получившая название феноменология. Эта дисциплина в дальнейшем развитии философии стала ключевой в познании общественных явлений и их духовного содержания.
Феноменология претендует на философскую квинтэссенцию опыта последовательного прохождения разнообразных форм сознания, чтобы в конечном итоге достичь непосредственного созерцания сущности. Феноменологическая реконструкция являющегося мира формулирует законы освоения мира человеческих представлений, исходя из логики духовного освоения мира и в этом смысле она выполняет работу, которую пытались выполнить французские идеологи, ориентирующиеся на логику естественно-научного постижения мира.
1.3.1. Иллюзорное сознание и знание
Наиболее просто определить знание как сторону отношения сознания и нечто. В понятии знания сознание отличает себя от нечто и в то же время с ним соотносится. Как писал Г. В. Ф. Гегель: «…бытие «нечто» (von Etwas) для некоторого сознания есть знание».[42] Первое, что осознает субъект научного познания, что нечто обладает бытием и вне соотношения со знанием, эта сторона бытия «в-себе» определяется как объективная истина.
38
Кант И. Критика чистого разума. – СПб., 1993. – С. 220–221.
39
Такое смешение познавательных форм не является исключительно прерогативой философии Нового времени, его корни восходят к античному переплетению двух греческих терминов «idea» и «eidos».
40
Кант И. Критика чистого разума. – СПб., 1993. – С. 218.
41
Кант И. Критика чистого разума. – СПб., 1993. – С. 228.
42
Гегель Г. В. Ф. Система наук. Часть первая. Феноменология духа. – СПб., 2002. – С. 47.