Ледяное взморье

– Не порвало же, и вообще, Федор Архипович, давай ступай в госпиталь, забирай Сазонова, Тернова с его людьми и с машинами подъезжай к разрушенному крылу штаба.

Дургин сказал:

– Это не останется без внимания дивизионного комиссара, а Иван Александрович Антохин помешан на бдительности. У него, как и у начальника особого отдела, везде враги или в лучшем случае их пособники. У вас есть что сказать им, если увидят, как мы выезжаем?

– Естественно. Более того, я оставлю за себя Антохина.

– Хороший ход.

– Это не ход, так положено по штату в отсутствие командира и его прямого заместителя. А у нас генерал в штабе фронта, а вместо погибшего генерала Решко еще никого не прислали. Ну, ступай, ступай, время и так поджимает.

Подполковник ушел.

Начальник штаба открыл сейф, достал захваченные из секретной части документы и карты, сложил в портфель, проверил «ТТ». Снял трубку телефона:

– Лейтенант Яковлева.

– Соедините с дивизионным комиссаром.

– Так он только что с начальником особого отдела у нас был. Они пошли к себе. Может, я делаю что-то не так, товарищ полковник, но как соединить с начальством, если его нет в кабинетах?

– Все правильно, лейтенант, я их встречу.

И тут же в его кабинет зашел начальник политотдела корпуса дивизионный комиссар Антохин.

Звание «дивизионный комиссар» соответствовало армейскому званию «генерал-майор». И должность начальника штаба была генеральской. Так что по штату в отсутствие командира корпуса и заместителя командира обязанности командира обычно исполнял НШ.

– Рад видеть вас живым и невредимым, Дмитрий Алексеевич, – улыбнулся кривой ухмылкой политработник.

– Вас так же, Иван Александрович, собирался к вам, а вы сами зашли.

– Причина? – несколько удивленно спросил комиссар.

– Есть причина. Мне надо срочно выехать в расположение N-ской стрелковой дивизии, которая дислоцируется на стыке с дивизией соседнего корпуса.

– Я знаю, что и где у нас расположено. Один вопрос: для чего вы выезжаете в дивизию?

– Я обязан отчитываться перед вами?

– Нет, я просто прошу ответить на мой вопрос.

– Задайте его командиру корпуса, как вернется.

– Хорошо. А что вы нервничаете?

– А то, товарищ дивизионный комиссар, что положение корпуса тяжелое. Если немцы на нашем направлении начнут масштабное наступление, долго мы не продержимся.

Взгляд начальника политотдела стал колким:

– Вот только давайте без паники. Сейчас не 41-й год, чтобы отступать. Немцы бросили все силы на Сталинград. Вот где будет рубка. Уверен, победа наших войск под Сталинградом в корне изменит весь ход войны и сломит хребет фашизму.

Начальник штаба не стал говорить, что произойдет, если не Красная армия, а гитлеровцы одержат эту победу. Это станет катастрофой. Но дивизионный комиссар не из тех людей, которых можно посвящать в свои мысли. Все переиначит, все исказит… себе на пользу. Впрочем, дела на фронте Грунова уже мало интересовали.

– Никакой паники. И вы правы, мы разгромим фашистскую Германию. Не в этом, так в следующем году.

– Вот так-то лучше. А зачем вы хотели видеть меня?

– Чтобы передать командование корпусом до своего или генерала Воронина возвращения.

– Считайте, что передали. Аккуратнее на передовой.

– Конечно. Да, со мной едут ЗНШ и начальник разведки.

– Охрана?

– Четыре человека.

– Не мало?

– Мы же в своем тылу.

– Ну да, ну да. Что ж, удачи.

– Благодарю.

Дивизионный комиссар ушел.

Начальник штаба проводил его тяжелым взглядом. Начальник политотдела спустился по центральной лестнице, Грунов, забрав портфель, вышел на улицу через пожарный выход, дошел до разрушенного крыла. Завалы не разбирались, он специально не отдал команды на это.

Недалеко за поваленным забором стояли «эмка» и «ГАЗ-4», новый советский пикап. У первой машины – заместитель начальника штаба Дургин, начальник разведки Сазонов, водитель, младший сержант Белик. У «ГАЗ-4» – командир взвода штабной роты лейтенант Тернов – старший охраны, водитель ефрейтор Гусько. В кузове сержант Буленко, красноармейцы Каранян и Гурич.

Уже от развалин полковник подал команду:

– Все по местам!

Водитель и офицеры заняли места в автомобилях.

В «эмку» за старшего сел начальник штаба, позади Дургин и Сазонов, в «ГАЗ-4» – Тернов, Гусько и трое бойцов в кузове.

Полковник взглянул на Белика:

– Вперед, Боря, на Ленина, с нее сразу же на Заводскую, мимо госпиталя, на шоссе.

– Извините, товарищ полковник, – проговорил водитель, – а дальше куда?

– В N-скую стрелковую дивизию, в штаб.

– Понял.

– Но, Боря, – попросил начальник штаба, – по шоссе пройдешь не более километра, далее будет грунтовка, уходящая в лес, свернешь на нее.

Младший сержант удивился:

– Так мы на этой грунтовке подвеску оставим, товарищ полковник.

– Ничего. Лучше оставить подвеску, чем попасть под «юнкерсы», а у немецкой авиации сегодня, похоже, загруженный день. Скоро вновь налетят на Ломов, ну и, естественно, не пропустят автомобили на шоссе.

Младший сержант вздохнул:

– И чего они так взялись за этот городок? Или у них других целей нет для бомбардировок? Та же передовая, областной центр.

– Немцам, Боря, возможно, стало известно, что в Ломове находится штаб корпуса, а это цель серьезная. Передовую же и областной центр они тоже не забудут.

– Понятно. Заявились, суки, на нашу голову. И чего люди воюют, товарищ полковник? Жили бы в свое удовольствие, кто в Союзе, кто в Германии. Ведь и у них революция была.

– Что, хорошо жил, Боря, в своем колхозе?

– Неплохо. У нас колхоз большой… был. Под пять тысяч народу, клуб двухэтажный, прямо перед войной поставили, своя школа начальная, когда меня призывали, начинали строить семилетку. Больница хоть и небольшая, а все есть где подлечиться. Особенно хорошо летом, как сейчас. Как стемнеет, после клуба возьмешь девчонку и к реке. Там голыми в воду, потом… ну, сами понимаете. Нет, хоть и прижимали с работой, но жили хорошо, в достатке, в город особо никто не рвался.

Полковник спросил:

– Ты ведь женатый у нас?

– Не-е, это Гусько женатый. Мы с ним с одного села. Вместе призывались.

– А ты, значит, девок портил?

Младший сержант утер нос.

– Не без этого, но с их согласия. Не насильничал. Были у меня…

Начальник штаба прервал младшего сержанта:

– Потом, Боря, расскажешь, смотри вперед, за подъемом поворот на грунтовку.

– Понял.

Колонна свернула в лес, пошла по извилистой грунтовке.

Лейтенант Тернов, старший группы охранения, удивился маневру «эмки»:

– И чего они на грунтовку ушли? Это же крюк какой до штаба дивизии!

Гусько спокойно ответил:

– Начальству виднее, товарищ лейтенант. Думаю, начальник штаба боится налета авиации. Ведь в лесу нас не видно с воздуха, а шоссе – как на ладони. Немцы же большие любители поохотиться за командирскими машинами.

– Наверное, ты прав.

– Вот только впереди разрушенная деревня Стеренька вдоль берега реки Стерны, через реку мост. Если он тоже разрушен, как и деревня, то придется возвращаться. Стерна хоть и неширокая река, а глубокая.

– Ты откуда знаешь?

– Ездили туда с командиром роты.

– Да? – удивился лейтенант. – И зачем, если не секрет?

– Вы ротному не скажете?

– Нет, слово офицера.

– Медсестра у него там в госпитале. С ней и выезжали в Стереньку. «ГАЗ-4» удобная машина. В кузове места для любовных утех более чем достаточно, и из-за бортов не видно. А пока они миловались, я пошел искупаться. Как раз у моста. Он тогда целый был. Сунулся – от берега сразу глубина, прошел вдоль всей деревни, спешить-то некуда, в одном месте только мелко, но на середине с головой.

– Ну, капитан, молодец. И что за медсестра?

– Извините, товарищ лейтенант, этого не скажу. Не мое это дело.

– И правильно. Ну что ж, будем надеяться, что мост сохранился и не придется возвращаться. А Грунов верно поступил, что свернул в лес. Утренней бомбардировкой сегодня дело не кончится. Налетят «крестовые» еще пару раз, если уж взялись за Ломов. Ты, Леша, не жмись к «эмке», соблюдай дистанцию, а то резко затормозит, и сомнешь ей зад.