Страница 13 из 17
– Нет, это лечебница, но только формально.
– А сумасшедшие здесь есть? – спросил Джоэнис.
– Послушай, старина, – сказал Лам, – сюда мечтают попасть люди искусства со всего Восточного побережья. Конечно, у нас найдется парочка психов – надо же чем-то занять докторов. Да к тому же мы потеряем правительственную дотацию и освобождение от налогов, если у нас не будет ни одного чокнутого.
Джоэнис быстро огляделся, поскольку никогда в жизни не видел сумасшедшего. Но Лам покачал головой и сказал:
– В Комнате отдыха ты их не найдёшь. Сумасшедших, как правило, приковывают цепями в подвале.
К их разговору прислушивался высокий бородатый врач.
– Да, мы пришли к выводу, что подвал – самое подходящее для больных место, – сказал врач Джоэнису. – Он сырой и тёмный, а это успокаивающе действует на буйных.
– А почему вы держите их на цепи? – поинтересовался Джоэнис.
– Так у бедолаг создаётся ощущение востребованности, – ответил врач. – Кроме того, не следует недооценивать воспитательного значения цепей. Воскресенье у нас день посещений, и, когда люди проходят мимо ревущих, покрытых нечистотами безумцев, это производит на них неизгладимое впечатление. Психиатрия занимается предупреждением заболеваний не в меньшей степени, чем их лечением. Выборочные статистические данные показывают, что посетители, видевшие наши подземные камеры, гораздо реже сходят с ума, чем остальные американцы.
– Очень интересно, – заметил Джоэнис. – И что, вы так же обращаетесь со всеми сумасшедшими?
– Боже упаси! – с улыбкой воскликнул врач. – Мы, работники сферы психиатрии, не имеем права допустить косность в подходе к душевным расстройствам. Каждая конкретная форма сумасшествия требует своего собственного, особого лечения. Так, в отношении меланхоликов мы установили, что желаемый результат в плане поднятия общего тонуса приносит удар по лицу платком, пропитанным луком. Что касается паранойи, то мы считаем, что лучше всего как бы войти в манию больного. Собственно, мы устанавливаем за ними слежку, приставляем шпиков, используем подслушивающую аппаратуру и прочие подобные устройства. Пациент перестаёт быть сумасшедшим, ибо мы преобразуем окружающий его мир таким образом, что бывшие необоснованные страхи становятся вполне реальными. Этот метод лечения – одно из наших лучших достижений.
– Что происходит потом? – спросил Джоэнис.
– Войдя в мир параноика и превратив его из иллюзии в реальность, мы затем стремимся изменить картину действительности так, чтобы больной вернулся в норму. Пока мы не добились положительных результатов, но теория обещает многое.
– Как видишь, – заметил Лам, – наш док – настоящий мудрец.
– Ну что вы, – скромно улыбнулся врач. – Я лишь стараюсь не закоснеть. Мой ум готов принять любое предположение. Уж такой я есть, и тут совершенно нечем восхищаться.
– А, бросьте, док, – сказал Лам.
– Нет-нет, в самом деле. Я всего лишь из тех, кого называют «пытливым умом». В отличие от некоторых моих коллег, я задаю вопросы. Например, при виде мужчины, свернувшегося калачиком с закрытыми глазами, подобно зародышу в утробе, я не тороплюсь лечить его массированной шоковой радиотерапией. Скорее я спрошу себя: «А что, если создать большую искусственную матку и поместить его внутрь?» Кстати, такой случай действительно имел место.
– И что произошло? – поинтересовался Джоэнис.
– Парень задохнулся, – со смехом ответил Лам.
– Я никогда не утверждал, что хорошо разбираюсь в технике, – надменно проговорил врач. – Метод проб и ошибок сопряжён с риском. Однако я рассматриваю данный случай как успех.
– Почему? – спросил Джоэнис.
– Потому что перед кончиной пациент выпрямился. До сих пор не знаю, что явилось причиной исцеления – искусственная матка, смерть или сочетание обоих факторов; эксперимент в любом случае имеет важное теоретическое значение.
– Я просто пошутил, док, – извинился Лам. – Я знаю, что вы отличный специалист.
– Благодарю вас, Лам, – произнес врач. – А теперь прошу прощения, мне надо навестить одного пациента. Любопытная мания. Он верит, что является физическим воплощением Бога. Причем вера его столь сильна, что он каким-то непонятным образом заставляет чёрных мух образовывать нимб вокруг его головы; крысы падают пред ним ниц, а птицы лесов и полей слетаются со всех сторон петь у решетки его камеры. Этим феноменом заинтересовался один из моих коллег, так как он предполагает неизвестный канал общения человека с животными.
– Как вы его лечите? – спросил Джоэнис.
– У меня контекстный подход, – ответил врач. – Я вхожу в манию пациента, притворяюсь его поклонником и учеником. Каждый день в течение пятидесяти минут я сижу у его ног. Когда ему кланяются звери, я тоже кланяюсь. По четвергам я отвожу его в лазарет и позволяю лечить больных, потому что это доставляет ему удовольствие.
– Он в самом деле исцеляет больных?
– Пока неудач у него не было, – ответил доктор. – Но, разумеется, ни для религии, ни для медицины эти так называемые чудеса не являются чем-то новым. Мы ведь не претендуем на всеведение.
– Можно мне увидеть этого пациента? – попросил Джоэнис.
– Конечно. Он очень любит посетителей. Я устрою вам встречу сегодня днем.
И с бодрой улыбкой доктор заспешил прочь.
Джоэнис разглядывал светлую, хорошо обставленную Комнату отдыха, прислушиваясь к бурлящим вокруг интеллектуальным спорам, и «Дом “Холлис” для невменяемых преступников» уже не казался ему неприятным. А через минуту он стал и того лучше, ибо навстречу Джоэнису шла Дейрдра Фейнстейн.
Прелестная девушка кинулась ему на шею, и аромат её волос был подобен меду.
– Джоэнис, – произнесла она дрожащим голосом. – Я думаю о тебе с того момента нашей преждевременной разлуки в Сан-Франциско, когда ты так отважно и любяще встал между мной и полицейскими. Ты являлся мне во сне и наяву, и я перестала различать, где сон, а где явь. Мы с отцом, Шоном, искали тебя по всей Америке. Отчаявшись увидеть тебя, я приехала сюда, чтобы успокоить нервы. О Джоэнис, как ты думаешь, судьба или случайность свела нас сейчас снова вместе?
– Ну, – молвил Джоэнис, – мне кажется…
– Я так и знала! – воскликнула Дейрдра, прижимая его к себе ещё крепче. – Мы поженимся через два дня, четвертого июля, так как за время твоего отсутствия я стала патриоткой. Тебя устраивает эта дата?
– Э-э… – начал Джоэнис, – я полагаю, нам следует принять во внимание…
– Я не сомневаюсь, – сказала Дейрдра. – Знаю, я была не из самых примерных, если вспомнить бурное прошлое: как мы ширялись на вечеринках, как месяц я пряталась в мужском общежитии в Гарварде, то время, когда я была королевой вестсайдской шпаны и убила прежнюю королеву велосипедной цепью, и другие детские шалости. Я не горжусь этим, любимый, но и не стыжусь своей естественной неукротимой юности. Вот почему я призналась тебе в этих вещах и буду признаваться по мере того, как буду вспоминать. Ведь между нами не должно быть секретов. Ты согласен со мной?
– Ну, – произнес Джоэнис, – я думаю…
– Я была уверена, что ты того же мнения. К счастью для нас, всё это в прошлом. Я повзрослела и посерьёзнела, вступила в Лигу молодых консерваторов, в Совет Против Антиамериканизма В Любой Форме, в Общество друзей Салазара и в Крестовый Поход Женщин Против Иностранных Веяний. И это не поверхностные изменения. Я чувствую глубокое отвращение ко многим моим бывшим занятиям и, в частности, к искусству, которое часто не что иное, как порнография. Ты видишь, я выросла, перемены внутри меня самые настоящие, и я буду тебе хорошей и верной женой.
Джоэнис представил на миг жизнь с Дейрдрой, в которой отвратительные признания будут чередоваться с невыносимой скукой. Дейрдра долго ещё лепетала о приготовлениях к свадьбе, а потом побежала звонить отцу.
– Как можно отсюда выбраться? – спросил Джоэнис.
– Послушай, дружище, – сказал Лам, – ты ведь только что сюда попал.
– Знаю. Но как мне смыться? Можно просто выйти?