Страница 5 из 6
Но река была не единственным местом, где мы были беззащитны.
На пятый день, двигаясь вниз по течению, мы наблюдали за грозой, бушевавшей довольно далеко от нас. Казалось, гроза пройдет стороной, но только мы вышли из суводи, как небо начало темнеть. Буря настигла и быстро окружила нас. Река почернела, и дождь налетал будто волнами – то льет сплошным потоком, то вдруг ни капли с неба, и тут же следующий вал. Неожиданно с треском сверкнула молния совсем близко от нас. Мы лихорадочно гребли к берегу, и тут перед нашим каноэ появилась пара выдр: они покачивались на волнах, лежа на спинках, и с любопытством глядели на нас. Казалось, они улыбались, словно уговаривали нас остаться. Мы проигнорировали их и сильнее заработали веслами, торопясь выйти на берег, так как удары грома и вспышки молний разделяли уже лишь несколько секунд.
Выбравшись на сушу, мы вытащили лодки, все еще полностью нагруженные, как можно дальше на камни, а затем разошлись по неглубокой лощинке, поросшей коренастыми кустами сумаха, и присели на корточки. За лощиной грациозно поднимался невысокий эскер, образуя изогнутый защитный выступ. Вспышки молний и раскаты грома происходили одновременно и со всех сторон. Скорчившись, как нас учили, в позе для грозы и сидя на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы молния не могла поразить несколько человек одновременно, я вздрогнул, когда небо расколола ветвистая молния – так близко, что воздух задрожал. Некоторые из нашей группы с интересом наблюдали, а другие предпочли пониже спрятать головы в капюшоны. Безжалостный ливень не прекращался, и каждый из нас почувствовал на себе его ярость.
Молния была одним из моих основных страхов в походе. Когда я был еще младенцем, наш дом чуть не загорелся после того, как в него попала молния, и тушили это возгорание, заливая огонь из ведра, где были замочены мои пеленки. В моего прадеда в Кливленде, штат Огайо, когда-то попала молния, и рассказ о том, что на его длинных белых кальсонах остались прожженные контуры вен, передавались из поколения в поколение. В научного руководителя моего отца в аспирантуре попала молния на вершине Эль-Кастильо в Чичен-Ице, и он умер, пока мой отец безуспешно пытался спасти его с помощью искусственного дыхания и непрямого массажа сердца. Молния – мощная сила, и бьет она без разбору. На воде молния делала меня пугливым, торопливым, почти обезумевшим. Теперь, на суше, я пытался успокоиться – я твердил себе, что только это и могу сделать, а уж остальное мне неподвластно. Можете считать это пассивным отношением, но когда мы выбрались на берег и скорчились в позе для грозы, больше ничего и сделать-то было нельзя. Мы ждали, дождь хлестал по нашим скрюченным фигурам, а небо освещали вспарывавшие его острые когти электричества.
Я подумал о своем талисмане, хранящемся в круглой жестянке из-под Altoids[11] в драйбеге[12]. Мне его подарил иссохший старый монах в Таиланде. Я так и вижу его худую руку, вытянутую из-под оранжевого одеяния. Пальцы с выступающими костяшками сжимали показавшийся тяжелым по сравнению с ними маленький пурпурный амулет. Мне вспомнилось подходящее случаю поучение о беспокойстве и ненужных страданиях, которые оно вызывает. Мы в своей жизни тревожимся о множестве разных вещей, и в большинстве случаев для этого нет никаких причин. Если что-то, с чем мы имеем дело, вызывает беспокойство, лучше превратить это беспокойство в действие и противостоять обстоятельствам или подготовиться к ним. Если же причина беспокойства полностью лежит вне нашего контроля, мы никак не можем повлиять на результат, как бы сильно он нас ни занимал – а потому мы не должны позволять ему занимать наши умы.
И все же, сделав все возможное, чтобы остаться в живых, я не чувствовал никакого умиротворения. Я еще раз убедился, что рядом со мной нет никаких природных громоотводов, что я не сижу на выступающем из земли корне дерева, и снова пристроился на корточках, стараясь стать как можно меньше и не касаться почвы больше, чем необходимо. Когда мир вокруг меня словно взорвался, я попытался сделать глубокий вдох и медленно выдохнуть. Я сделал все возможное, чтобы защититься.
Наконец шум грозы стих почти так же быстро, как и начался, и вскоре он уже был едва слышен вдалеке, как эхо. Небо посветлело. Мы с трудом поднялись на ноги, все наши дождевики насквозь пробило дождем. Я чувствовал облегчение и неуверенность, меня потряхивало от адреналинового отката.
В ту ночь из нашего лагеря на высоком гравийном холме с одной из сторон горизонта все еще видна была гроза, а туманные лучи солнца просачивались сквозь облака с другой. Повсюду виднелись большие и маленькие лужи и бесконечные холмы с черно-розовыми выступами материковой породы, проглядывающими сквозь зеленый бархат, что устилал их склоны. Карликовые сосны одним своим видом меняли масштаб, и все казалось больше, чем на самом деле. Создавалось впечатление, будто рассматриваешь бесконечную диораму, где все было идеально, бережно расставлено так, чтобы подменить один пейзаж другим. Вздымающиеся холмы то открывали, то скрывали далекую темную воду, а бледно-желтые лучи солнечного света медленно переползали с одного места на другое.
Грозы редко бывают в тайге, говорили нам.
На следующий день мы настороженно следили за небом. Оно казалось одновременно близким и широким, как будто мы рассматривали его в широкоугольный объектив «рыбий глаз». Непогода, застигшая нас накануне, была до сих пор видна на горизонте: она медленно смещалась к востоку, а на западе уже закипала новая гроза. Все утро над нами проплывали темные тучи. Затем по ним разбежались темные вены теней, похожие на трещины на замерзшем озере. Темная завеса дождя хлынула, ушла, и вокруг засияли радуги. На этот раз мы с безопасного расстояния наблюдали, как эффектные молнии бесшумно расчерчивают небо вдали.
Позже в тот же день мы подошли к множеству порогов и вытащили каноэ на берег, чтобы просмотреть препятствия с суши. Мы прошли метров четыреста вдоль реки и поднялись на гранитный валун. Когда-то давно, целые геологические эпохи тому назад, ледник приволок этот валун и бросил тут. Он был почти пять метров в высоту и весь порос бурым лишайником. С вершины нам было видно с полкилометра бурлящей и кипящей белой воды с разнообразными препятствиями до того самого места, где река поворачивала под прямым углом у очередного валуна, ставшего для нее точкой вращения. Пройти этот поворот будет непросто.
Вернувшись в лодку, мы с Дэрином встали на колени на коврики и пошли по течению. На полпути к повороту мы попытались «подтянуться» к спокойной суводи и промахнулись. Вместо того, чтобы задержаться для спокойной перегруппировки в медленной суводи, мы вдруг поняли, что изо всех сил гребем против течения, никакой спокойной воды поблизости и в помине нет, а нас кормой вперед выносит в поворот. Если мы так и будем плыть задом наперед между острых каменных зубцов и круто нависших над водой скал, крутой поворот у валуна-«точки вращения реки» приведет к тому, что лодка наберет воды. Мы лихорадочно огляделись и обнаружили еще одну крошечную суводь ниже по течению. Мы подтянулись и скользнули в нее. В тот момент, когда мы пересекли ее границу и попали в спокойную воду, реальность будто переключилась в режим замедленной съемки: мы спокойно дрейфовали, а река бешено неслась совсем рядом с нами. Мы выровняли дыхание, считывая воду на следующем участке сплава.
Покружив минуту в суводи, мы стали быстро и энергично выгребать из нее. «Подтягиваясь» к течению, я глубоко погрузил весло в воду, и мы развернулись, сильно накренив лодку, когда вошли в основную струю. Тут же мы снова оказались на белой воде, уворачиваясь от брызг. Мы приближались к последнему и самому сложному этапу, который включал узкие V-образные сливы, высокие стоячие волны и крутой поворот на девяносто градусов, где нам предстояло проскользнуть между валуном-«точкой вращения реки» и кипящим, ревущим пенным «котлом». Слив был узкий, с обеих сторон были препятствия, а ниже него опять камни. Обогнув последний валун перед «точкой вращения», мы синхронно заработали веслами, чтобы повернуть каноэ. Течение влекло нас к глубокому сливу. Мы с Дэрином наклонились к повороту, когда сильные боковые струи чуть не вышвырнули нас вместе со всем снаряжением из лодки в реку. В одно мгновение мы втянули руки, с целью обойти валун, и снова глубоко погрузили весла в воду, чтобы продолжать грести, держать курс и уйди подальше. В следующее мгновение мы скользнули по сливу в более спокойные воды внизу. Кровь стучала у меня в голове, каждый удар пульса отдавался в ушах. Мы миновали препятствие последними – итак, все три каноэ вышли из поворота четко и слаженно. Мы кричали и поздравляли друг друга с удачным поворотом. Какая самонадеянность! Впереди нас ждал один из самых сложных участков, что мне доводилось проходить. Открытая полоса безопасной воды была не более двух метров шириной, чуть шире, чем наши лодки в длину. С обеих сторон были готовые уничтожить нас препятствия. Сплав напоминал бег по узкому горному хребту – ни влево не свернуть, ни вправо. Только вперед, и только ветер свистит в ушах.
11
Altoids — марка мятных леденцов, известная с 1780 года.
12
Драйбег — (турист.) герметичный рюкзак (образовано от англ. dry bag – «сухая сумка»).