Страница 1 из 13

Девушка в красном

Генри Кристина

Кристина Генри

Девушка в красном

Christina Henry

THE GIRL IN RED

Глава первая

Вкус испуга[1]

Чужак окинул Краш беглым взглядом поверх пламени костра – растрепанные кудряшки, торчащие из-под красного капюшона, небольшой топорик с темной, словно тень, полоской засохшей крови, лежащий на земле возле рюкзака с припасами – и уставился ей в лицо, на котором она старательно изобразила тупое смирение, совершенное без эмоций.

Она прекрасно понимала мысли парня и его намерения. Такие, как он, встречались повсюду и до и после того, как все полетело к чертям, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы растолковать его взгляд. После начала Кризиса (даже мысленно она всегда называла его именно так, с большой буквы) этот тип наверняка многих насиловал, убивал и грабил, нападал на тех, кого считал слабее, или заставал врасплох, и только поэтому выжил.

Девчонку с протезом вместо ноги многие считали легкой добычей – неповоротливой, убогой калекой, но скоро понимали свою роковую ошибку. О недавнем случае напоминал окровавленный топор, как магнитом притягивающий взгляд незваного гостя, что забрел на огонек.

Лезвие не мешало бы протереть, конечно, не ради того, чтобы никого не напугать. Просто, кроме мозгов, топорик был ее единственным оружием, и за ним нужно ухаживать.

Этот тип заявился из чащи с видом заправского бабника: «Эй, красотка, составить тебе компанию?» и начал заливать про уютненький костерок среди промозглой тьмы. На голове совсем короткий ежик, будто недавно побрился наголо и еще не оброс. Может, военный, потому и побрился? Тогда, похоже, дезертир, костлявый, жилистый, чем-то напоминающий койота. Голодного койота.

Главное, на больного не похож. Хотя все подцепившие эту заразу сперва кажутся здоровыми. Это потом бьет кашель, глаза наливаются кровью, и буквально через несколько дней… в общем, сначала этот Кашель коварно слабый, немного першит в горле, но никак не проходит, все усиливается и вдруг становится гораздо хуже, словно мелкая стычка исподволь перерастает в мировую войну.

Краш заметила, как оттопыривается поношенная камуфляжная куртка незнакомца. Даже интересно стало, умеет он пользоваться оружием или просто любит размахивать стволом, прикидываясь настоящим мужиком.

Она выжидала, не собираясь любезничать с хищником, который наметил ее очередной жертвой. Даже не удосужился представиться, а уже тянется к костерку, который она так старательно разводила.

– Так ты?.. – начал он, снова окинув ее беглым взглядом и на мгновение задержавшись на левой лодыжке, блеснувшей металлом из-под штанины.

– Что я? – переспросила она тоном, не располагающим к продолжению беседы.

Он замялся, похоже, передумал и взмахнул рукой возле лица.

– Глаза у тебя светлые, а сама смуглая. Полукровка что ли?

Она всё еще безразлично смотрела на него как на пустое место.

– Полу… Что? – повторила она, словно не понимая.

Внешность у нее и впрямь была необычная, обманчивая, и белые часто терялись в догадках, за кого ее принимать. Она могла оказаться с примесью африканских или ближневосточных кровей, латиноамериканкой или просто смуглой итальянкой. Всех сбивали с толку зеленовато-голубые глаза, унаследованные от отца.

В поисках разгадки люди невольно переводили взгляд выше, к волосам, но у нее были такие крупные густые завитки, которые могли принадлежать любому роду-племени. За свою жизнь она привыкла к оценивающим взглядам и дурацким вопросам, но одно ее всегда удивляло (хотя, казалось, не должно бы): сколько людей обращало внимание на подобную чепуху, несмотря на неумолимо приближающийся конец света.

– Просто интересно стало, что… – снова начал он.

– У меня на родине приставать к незнакомым с расспросами о происхождении не принято.

– Понятно, – сник незнакомец, слегка подрастеряв ту дерзость, с которой заявился на поляну.

– Что же ты делаешь одна в лесу? Вроде всех распределили по ближайшим карантинным зонам, – наконец нашелся он, игнорируя намек на то, что не мешало бы представиться.

Ну что ж, значит, подружиться не получится. Да и не очень-то хотелось.

– А сам-то чего в одиночку по лесам бродишь? – ответила она вопросом на вопрос.

– Так получилось, – смешался он, переминаясь с ноги на ногу, взгляд стал беспокойным – сейчас соврет, как пить дать. – Отстал от своих в темноте. На военных наткнулись, вот и разбежались кто куда.

– Военных? – не смогла она скрыть беспокойства. – Пеший патруль?

– Точно.

– И сколько их?

Он пожал плечами.

– Не знаю. Несколько человек. Темно было, и в карантин совсем не хотелось. Как и тебе.

«Нечего тут примазываться, нет у нас ничего общего».

– Вы шли от шоссе? А они куда направлялись? Они за вами гнались?

– За мной хвоста нет. Позади никого слышно не было.

Похоже, сплошные выдумки, чтобы объяснить, как он оказался в лесу с пустыми руками, без спутников, и зачем ошивается у ее костерка, словно в надежде чем-то поживиться.

Хотелось верить, что он и в самом деле такое трепло, каким кажется, ведь встреча с солдатами была бы совсем ни к чему.

Власти стремились держать людей в загоне на карантине, «чтобы пресечь дальнейшее распространение болезни». Услышав это заявление, она только фыркнула – в толпе людей, скученных на ограниченном пространстве, зараза распространяется быстрее всего, неужели врачи такие идиоты? В общем, торчать в карантине ей некогда. Надо добраться до бабушки, а путь не близкий.

В тот день Краш с опаской проходила недалеко от шоссе, а там гораздо чаще можно встретить военных, да и просто людей, ведь они обычно держатся вблизи городов и магистралей. На патруль, к счастью, не нарвалась, но уже в лесу, в паре-тройке миль от шоссе, столкнулась… с тремя гражданскими. С тех пор она спешила обходить людные места стороной. Попутчики ей ни к чему.

Не получив приглашения присесть за компанию, «койот» явно стушевался, не зная, что делать дальше, и все его обманутые надежды четко читались на лице. Он рассчитывал, что девушка из вежливости пригласит его к костру, доверится ему, ведь они оба остались в одиночестве, а стадный инстинкт побуждает людей тянуться к себе подобным. А потом он застанет ее врасплох или улучит момент, когда она заснет, получит от нее всё, что захочет, и скроется. Но девчонка разрушила его планы, а быстро менять тактику он не умел.

Только она у мамы выросла не такой дурочкой, чтобы приваживать всяких шакалов. Она помешала похлёбку в котелке над костром и решила, что еда готова.

– Вкусно пахнет, – с надеждой намекнул «койот».

– Еще бы, – отозвалась Краш, сняла котелок с огня и положила часть варева в миску.

– У меня со вчерашнего дня во рту маковой росинки не было, – пожаловался парень.

Краш поставила миску на колени, зачерпнула чуть-чуть самым кончиком ложки и поднесла к губам. Есть было еще рано, горячая похлёбка не остыла, и девушка обожгла язык. Теперь онемеет на несколько часов, но она не подала виду. Просто смотрела на незнакомца, выжидая, что тот еще придумает.

Он прищурился, и под овечьей личиной мелькнула волчья суть.

– У меня на родине с голодными принято делиться, – съязвил он.

– Надо же.

Не отрывая от него глаз, она зачерпнула еще похлёбки. Как только он кинется на нее, придется пожертвовать остатками в котелке, жалко, конечно, очень хотелось есть и таскать за собой эти консервы нелегко.

И тут незнакомец выхватил пистолет, который всё это время тайком ощупывал, оскалился и рявкнул:

– А ну, сучка, гони сюда всё, что в мешке!

Краш спокойно отодвинула миску в сторону.

Здесь и далее цитаты из «Макбета» У. Шекспира в переводе М. Лозинского. «Макбет», акт 5, сцена 5 (Здесь и далее, если не указано иное – прим. пер.)