Страница 4 из 8
Шли дни. Вик постепенно начал поправляться и уже не испытывал жесточайших приступов тошноты всякий раз, когда судно начинало качать. Правда, на все мои уговоры покинуть каюту и выйти подышать чистым свежим воздухом, он отвечал отказом, ссылаясь на слабость и головокружение.
* * *
Он стоял на капитанском мостике, и, делая вид, что невероятно увлечён той морской нудятиной, что ему рассказывал пожилой капитан, внимательно следил за хрупкой фигуркой, которая ухватившись за довольно увесистый мешок, упорно тянула его в сторону заграждений.
"Интересно, кто она?"– Он уже не первый день наблюдал за ней. Предпочитая уединение каюты, она трижды в день появлялась на нижней палубе, волоча за собой мешки. Зачем они ей?
Отсюда, с высоты, было трудно разглядеть её лицо, однако, та порывистость, которая скользила в каждом её движении, могла принадлежать лишь очень юной особе.
– Готов побиться об заклад, что ей нет ещё и двадцати, – пробормотал он, не замечая того, что говорит вслух.
– Простите, вы что-то сказали? – капитан прервал свой "увлекательный" монолог, и воззрился на собеседника.
Он понял, что сглупил, однако, не желая давать повод капитану думать, что его болтовня не интересна, тут же ответил:
– Да вот, пытаюсь представить масштабы услышанного, но честно говоря… – он, словно от избытка эмоций, лишь развёл руками.
– Вы правы, мой друг, представить довольно сложно. И, тем не менее, вы почти угадали возраст – пятнадцать! Да-да, я уже пятнадцать лет плаваю на этой посудине, и, поверьте, каждый раз взойдя на борт, радуюсь, как мальчишка, – восторгу капитана не было предела.
Он, продолжая кивать на болтовню капитана, попытался отыскать глазами белокурую головку, но незнакомка уже ушла.
Жаль. Он хотел бы узнать её поближе.
* * *
Вечерние сумерки – моё любимое время суток. Все заняты лишь собственными делами – кто-то ужинает с капитаном, иные проводят время в музыкальном салоне, прочие – играют в карты, и, возможно, кому-то сегодня повезёт и он унесёт в свою каюту весьма солидный куш.
Ну, а я, позаботившись обо всех нуждах Вика, могла, наконец, уделить время своему любимцу. Напоив как следует, а затем дав ему заранее заготовленного сена и ссыпав в кормушку овса, я, по обыкновению, принялась расчёсывать его гриву и "петушиный" хвост. Вы спросите: почему петушиный? Дело в том, что хвост является одной из главных отличительных черт арабского скакуна. Во время быстрого бега "арабы" высоко поднимают его так, что он действительно напоминает петушка. Но не только это отличает "арабов" от других пород. Ещё одним признаком является уникальный вогнутый профиль, строение которого определяется особенностями скелета. По своему виду он напоминает щуку.
Закончив расчёсывать, я отложила в сторону щётку, и, усевшись на небольшой подстилке, принялась рассказывать коню о том, как прошёл мой день. Я делилась с ним своими переживаниями о самочувствии Вика, о том, как важно нам победить в забеге, а также о том, в чём никогда не призналась бы ни единой человеческой душе – я мечтала о любви. Настоящей, всепоглощающей. Когда не ешь, не спишь, а лишь живёшь минутами, проведёнными рядом с любимым. С Виком, к сожалению, такого не было. Я любила его всем сердцем, но только как друга.
Я продолжала свои излияния, как вдруг какой-то шорох в глубине заграждения дал мне понять, что мы не одни. Не помня себя от ужаса, я, позабыв обо всём на свете, рванула прочь.
Лишь заперев дверь каюты и дав сердцу немного успокоиться, я поняла, что забыла на полу лёгкую шаль, которую обычно накидывала на плечи прохладными вечерами.
Но, когда я с рассветом проскользнула к коню, шали нигде не обнаружила.
Странно всё это…
ГЛАВА 5
Поглаживая мягкую шелковистую ткань, пахнущую едва уловимым ароматом жасмина, он застыл в ожидании. Ежедневно, в это самое время, незнакомка появлялась на палубе. Вчера, проследив за ней, он, наконец, узнал, что она навещает коня, а услышав обрывок речи, понял, что девушка отчаянно нуждается в любви. Он готов был ей её предложить. По крайней мере, физическую её часть. Однако стоило ему сделать к ней пару шагов из своего укрытия, как незнакомку словно ветром сдуло. Единственное, что напоминало о её недавнем присутствии, это шаль, которую она в спешке обронила.
Повинуясь внезапному порыву, он поднёс ткань к носу. Нежный женский аромат окутал его словно вуалью, рождая весьма чувственные желания. Он думал о ней. Всю ночь. И вот теперь, после полудня, когда она вновь должна была отправиться к коню, он словно мальчишка, сжимал в руке кусок ткани, как пропуск, благодаря которому, собирался проникнуть в тайны, окружающие незнакомку.
Скорее инстинктивно, он почувствовал её появление, и резко обернулся в ту сторону. Но, каково же было его разочарование, когда он понял, что она была не одна. Она опиралась на руку довольно приятного, но несколько измождённого на вид молодого человека. Он выглядел, как и половина экипажа, большую часть пути страдающая морской болезнью.
Она не одна! Он понял это по тому взгляду, каким мужчина смотрел на неё. Ту нежность в его взгляде, нельзя было спутать ни с чем. Он любил её.
Находясь довольно близко от проходящей мимо, но совершенно не замечающей его пары, он, наконец, смог её разглядеть. Да, она была именно такой, какой он её себе представлял – нежное личико в форме сердечка, обрамлённое роскошными, белокурыми, слегка вьющимися локонами, выбившимися из несколько небрежной причёски. Маленький аккуратный носик, пухлые губки, зовущие к поцелуям. Но главным, на его взгляд, её достоинством, помимо, разумеется, тоненькой фигурки, были глаза. Огромные, ясные, голубые, они, казалось, были отражением её души, светлой и прозрачной.
Судорожно сжимая в руках шаль, он никак не мог решиться сделать шаг навстречу тем двоим. Но вот, она, смеясь какой-то шутке своего спутника, как-то совершенно естественно чмокнула его в губы. Это решило всё. Они связаны. Ни одна девушка, не стала бы целовать в губы мужчину, который не был бы ей мужем или женихом.
Он опоздал. Разочарование накрыло его с головой. Сам не понимая причины своего следующего поступка, он резким движением сунул ткань в карман льняного пиджака, и резко повернувшись, широким шагом покинул нижнюю палубу. Хорошо, что плавание уже подходит к концу. Он сойдёт на берег, и вернётся к той жизни, что вёл прежде.
Так, он скорее забудет и о незнакомке, и том, какие чувства она в нём вызвала.
* * *
Всё было просто замечательно! Мне удалось уговорить Виктора покинуть душную каюту, и отправиться вместе со мной к Мухибу. Прогулка благотворно сказалась на нём. Бледные, впалые щёки порозовели, а глаза, приобрели блеск. Я поняла, как мне сильно не хватало его такого. Радуясь, словно дитя, я, совершенно позабыв о том, что мы, возможно не одни, поцеловала его прямо в губы. От смущения, он зарделся ещё сильнее, а я счастливо рассмеялась. Жизнь прекрасна! Очень скоро наше плавание подойдёт к концу, и мы, пересев на верблюдов, которых местные жители поэтично называют "кораблями пустыни", продолжим путешествие уже верхом, останавливаясь на ночлег в местных караван-сараях. Правда, теперь, мне нужно будет стать крайне осторожной, и, переодевшись в мужской костюм, стоически терпеть местную жару, чтобы ни единая душа не догадалась о том, что я женщина.
Ну, а пока, можно было расслабиться, и мы, словно дети, провели полдня на палубе, подбрасывая кусочки хлеба вверх, и глядя как чайки подхватывают их на лету.
* * *
В порту Аннабы стояло столпотворение. Пассажиры, радуясь тому, что живыми и невредимыми добрались до суши, не дожидаясь особого приглашения от капитана, стремительно покидали судно. Военный оркестр, любезно предоставленный расположенным здесь французским гарнизоном, наигрывал веселый мотив, давая понять прибывшим, что гостеприимный африканский оазис рад их прибытию. Чернокожие носильщики сновали туда и сюда, неся поклажу вдвое, а иногда и втрое, тяжелее собственного веса, а всевидящие надзиратели, будучи всегда начеку, плётками заставляли их поторапливаться.