Страница 13 из 19
В 1870 году на Андреевском спуске поближе к Андреевской церкви, поселился академик Петербургской академии наук Андрей Муравьёв. Благочестивый старичок искал тишины на пути к Богу, по этой причине он и купил особняк на Андреевском спуске. Но какой может быть покой в окружении публичных домов?!
Воспользовавшись своим личным знакомством с императором Александром II, академик добился, чтобы публичные дома убрали с Андреевского спуска. Бордели перевели поближе к студентам в Латинский квартал62. Теперь жалоб на бордели ни от кого не поступало. Однако в 1876 коду там случился казус: киевский губернатор Гудим-Левкович умер в трудах на ненасытной жрице любви Сонечке Головко. Разгорелся сильнейший скандал и бордели решили убрать за город.
Вот тут случился второй казус: мещане, живущие в Ямской слободе в открытом письме, опубликованном в газете «Киевлянин», просили губернские власти разместить бордели у них в слободе. Мотивировали они свою просьбу тем, что Ямская слобода нуждается в доходах. Власти пошли навстречу общественности, так и появился знаменитый киевский квартал «красных фонарей» под названием: «Яма». Весьма любил его посещать писатель Александр Куприн, написавший знаменитую повесть: «Яма».
В девяностых годах Киев становится индустриальным городом. В 1892 году здесь пустили первый в Российской империи электрический трамвай. В город, надеясь найти работу, хлынул народ со всех уголков Российской империи, естественно перебрались сюда и девицы лёгкого поведения из Одессы, Николаева и из соседних деревень. Вот тогда-то и исчезла та атмосфера флирта, которой славился Киев, осталась одна продажная и циничная любовь.
Однако не перевелись пикантные места в Киеве. Одним из таких был салон мамаши Гинди. История мамаши Гинди печальна и поучительна для некоторых мужчин: жил в Киеве богатый купец Мендель, имевший красавицу жену. Не раз местные ловеласы пытались завести интрижку с Анной Мендель, но никто не добился успеха, ибо красавица-купчиха была верна своему мужу.
Всё изменилось в один миг: Анна Мендель узнаёт, что её муж частый гость борделей. Она решается на месть и поступает на работу в публичный дом, став самой популярной куртизанкой Киева. От такого позора её муж бежал из Киева, но на чужбине не смог пережить горя и умер. Анна Мендель став богатой вдовой, бросать своего занятия не захотела. Она основала публичный дом, в котором клиентов обслуживали не безграмотные крестьянки, а образованные дворянки и жёны чиновников. Девицы у мадам Гинди работали не за кусок хлеба, а от любви к своей профессии. Салон мамаши Гинди славился «любовным искусством» тамошних девиц по всей Российской империи. Сама мамаша Гинди имела бешеный успех среди высшего мужского общества, и открыла множество филиалов своего салона. Нет не зря писатель Куприн, звал Киев той поры: «Сплошной бордель».
Всё же, как не критично был настроен к Киеву Петруша Сорокин, его двоюродный брат Константин Павлович Пустошкин любил приезжать в этот город.
– Я, конечно, понимаю, ты живёшь в просвещённой Европе, – говорил Петруша Сорокин, когда они вышли из дома и шагали по Прозоровской улице63, – но и у нас, кое-что имеется. Сегодня в «Шато де Флер»64 играет свои цыганские напевы Пабло де Сарсате65.
– Я большей частью живу в Румынии, а это самое захолустье Европы, – улыбнулся Пустошкин.
– Ну вот и славно, следовательно ты не пожалеешь о потерянном времени. Мы пообедаем в ресторане, а затем насладимся скрипкой великого испанца. А вот, кстати, и извозчик.
Сорокин с Пустошкиным подошли к извозчичьей коляске, на козлах которой сидел здоровенный детина с окладистой бородой.
– Милейший, довези-ка нас до «Шато де Флер», – сказал Петруша, усаживаясь в коляску.
– Не могу барин, уже заказан, – ответил извозчик.
– Полтинник даю, поехали, – настаивал Сорокин.
– Рад бы барин за такие деньги услужить вам, да человека подвести никак не могу, – вздохнул детинушка, – он на меня надеется. Мамзель у него тут. Пока значит, мужа её нет, голубки милуются. Случай чего выйдет, а меня на месте нет. Нехорошо барин.
– Шерше ля фам, – рассмеялся Петруша, вылезая из коляски, – пойдём Костя, поищем другого извозчика.
Пустошкин и Сорокин пошли дальше по тротуару, а спустя минуту, в коляску детины, уселся Евстратий Медников.
– Ну что Павлуша? – спросил он.
– Пока сидит там Евстратий Павлович, – ответил извозчик, – больше часу он там, а я примелькался здесь, уже трём клиентам отказал.
– Вон как раз Осип подошёл, а ты Павлуша езжай потихоньку, – похлопал Медников по спине извозчика.
Служба наружного наблюдения Российской империи в то время была лучшей в мире. Сделал её таковой Евстратий Павлович Медников. Из самых опытных агентов он создал особый «летучий» отряд, с которым ездил по городам России, выезжая порою и заграницу. Агенты в «летучем отряде» были асами своего дела, способные даже на пустынной улице, вести наблюдение за объектом так, что ему даже и в голову не придёт, что за ним следят.
Получив от Зубатова указание найти и задержать руководителя боевой организации эсеров Гершуни, Медников со своим «летучим отрядом» выехал в Киев. Здесь агенты Медникова раздобыли несколько извозчичьих экипажей, и установили наблюдение за всеми известными Охранному отделению Киева членами партии эсеров. Однако ничего пока о приезде Гершуни установить не смогли.
10 мая ротмистр Спиридович, совсем недавно назначенный начальником Киевского Охранного отделения полиции, встретился на конспиративной квартире, находящейся на Прорезной улице, с Медниковым.
– Евстратий Павлович, агентурным путём установлено, что в Киеве живёт некая англичанка Алиса Ллойд, – сообщил ротмистр, – она даёт уроки английского языка. На адрес госпожи Ллойд из Женевы поступают письма от эсеров, та передаёт их одной из своих учениц, по фамилии Рейнбот. Мамаша у этой барышни состоит в нелегальном «Красном кресте», помогает политическим заключённым.
– Благое дело, – кивнул Евстратий Медников.
– Сама мадам Рейнбот, будучи женой члена Петербургского окружного суда, в меру сил пособляет революции.
– Чем только Александр Иванович, люди от скуки и безделья не занимаются, – вздохнул Медников.
– Далее эти письма мадам Рейнбот передаёт в лечебницу на Бессарабском базаре, фельдшерице Рабинович.
– Эко Александр Иванович, как длинно вы рассказываете, – рассмеялся Медников, – вы бы ещё с сотворения мира начали.
– Я лишь Евстратий Павлович, хотел одного, – поморщился Спиридович, – что бы от вас не ускользнула цепь моих рассуждений.
– Хорошо, я вас понял. Так что же эта фельдшерица Рабинович?
– Да не в фельдшерице дело, – махнул рукой ротмистр, – я хотел пояснить, каким путём мы выследили комитет эсеров.
– Простите великодушно Александр Иванович, за мои глупые насмешки, – вздохнув, сказал Медников.
– Мы внедрили туда нашего агента, по кличке «Конёк», – кивнул головой Спиридович, давая понять, что извинения приняты, – вчера этот самый Конёк, сообщил, что получена телеграмма, которая всех взволновала. Но содержания её Конёк не знает.
– Тогда пустой номер, – махнул рукой Медников, – сейчас на телеграфах стоят аппараты Юза, там лента телеграммы наклеивается на бланк и передаётся адресату. Никаких копий от неё не остаётся.
– Евстратий Павлович, нельзя же к делу так казённо подходить! – рассмеялся Спиридович. Он похлопал Медникова по руке и продолжил: – Для нас это не преграда.
Спиридович открыл свою папку и сказал:
– Поехал я на телеграф, начальником там милый старичок, и он обещал мне помочь. Затребовал служебное повторение этой телеграммы. Вот оно, – ротмистр протянул бланк телеграммы Медникову, тот прочитал:
62
Латинский квартал в Киеве – район современных улиц: Шота Руставели, Жилянского, Эспланадная.
63
Прозоровская улица – современная Эспланадная улица в Киеве.
64
«Шато де Флер» – нижняя часть Царского сада в Киеве. Там находились: летняя концертная площадка, ресторан, пивная, танцевальный зал. Ныне на этом месте расположен стадион «Динамо».
65
Пабло де Сарсате – (1844-1908), испанский скрипач и композитор.