Страница 12 из 14
Когда Любовь Андреевна пришла после педсовета из школы, только закопченный чайник, черная полоса на стене да загубленное одеяло могли поведать о том, что случилось. Мы думали, нам попадет, но она сказала:
– Вы молодцы! Погубили одеяло – не велика цена – зато дом спасли! Дом-то деревянный, такой мог быть пожар! Сколько бы народу пострадало!
Правда, и чайник, и керогаз пришлось отнести на помойку: один не под силу оказалось отчистить никому, даже Таньке (хотя сыпь с рук у ней уже сошла), второй упрямец не поддавался ремонту (завхоз так и сказал: ремонту не поддается!). Зато испорченное одеяло Таня унесла соседской собаке – его свернули и положили в будку, наверняка Найда, полеживая на мягком, была нам благодарна.
Библиотека Центральной усадьбы находилась рядом с клубом, в том же длиннющем здании, только огорожена отдельной галереей: видимо, предполагалось, что тут будут стоять кресла, а в них рассядутся читатели, – но пуста была галерейка. Библиотекарь Елена Петровна с книжной фамилией Бухман, которая давно уже разрешила мне заглядывать во все закутки (тогда как моих одноклассников отправляла к трем детским полкам), выдала мне целую башню книг, в том числе из серии «Всемирная литература», к которой других ребят даже на три шага не подпускала, не то чтобы в руки дать подержать. Как-то Елена Петровна решила спросить меня о содержании сдаваемой книги (это был «Следопыт») и никак не могла остановить мой пересказ – с тех пор мне безропотно выдавались любые тома и томики. Я получила возможность прикоснуться к запретным для прочих знаниям: о нибелунгах, Старшей Эдде, Брюнхильде, Зигфриде. Со всё возраставшим подозрением поглядывала я на горы: вдруг где-то там, в тайной пещере, спит дракон, с которым мне предстоит сразиться.
На переменке мы с Таней бродили по гипсовому макету гор, выполненному невесть когда школьными умельцами. Наверно, соседние вершины пытались разглядеть, как тут, за бетонным забором, их изобразили – реалистично или так себе. Но никаких пещер на этом макете не наблюдалось: значит… не вполне реалистично.
А на уроке военрук Николай Петрович принялся разбирать на учительском столе АКМ. После кто-то из вызванных к доске ребят должен был собрать автомат Калашникова, следующий ученик – опять разобрать, и так – по кругу. Конечно, мальчишки старались вовсю – даже Генка Загумённый, но и мы с Наткой Фокиной, которую братья воспитывали в воинском, а не только футбольном духе, не отставали.
На прошлом уроке у нас была стрельба в цель из малокалиберной винтовки, из положений лежа, с колена и стоя; стреляли мы в спортзале, мишени военрук укрепил на дальней стене, а у ближней мальчишки бросили маты. И ко всеобщему удивлению я со своей близорукостью (без очков не видела ни Ш, ни Б), умудрилась попасть в «яблочко»! Генка был так потрясен, что выбежал на линию огня и сделал три круга по залу с воздетыми кверху большими пальцами, крича «Ой, держите меня все! Лилька в цель попала!». Я, по правде говоря, и сама была удивлена (одно дело после многочисленных тренировок попасть с пяти шагов ножом в ствол дерева, другое – с тридцати метров из винтовки в мишень размером с радиоприемник), но, держа марку, скривила губы:
– А ты как думал: пираты и апачи промахов не допускают!
Последним уроком была биология, и Полина Михайловна, географичка, заменявшая заболевшую учительницу, повела нас за шоссе – на школьный опытный участок (попросту огород), где мы должны были сажать различные субтропические растения, например, колючую юкку (Генка тащил ее в отставленной руке и ругался, что он теперь дырявый, как решето), и канны с широченными листьями, ну, и картошку тоже, в обязательном порядке.
Сева Ясинский с Витькой Шпилевым несли саженцы чайных роз, тоже довольно колючие, Полина Михайловна сказала, что это сорт «Графиня Воронцова», и мы с Таней переглянулись: не каждый день сажаешь графские розы. – А, может, нашу Центральную усадьбу назвать так: чайный совхоз имени графини Воронцовой, – предложила я.
Витька Шпилевой сказал, что за Калиновым озером, по ту сторону хребта, есть Воронцовские пещеры, небось названы в честь мужа этой цветочной графини…
Спустившись в обрыв и поднявшись по склону к огороженному покосившимся штакетником полю (на склоне вокруг него уже по-весеннему зеленели деревья), мы принялись вскапывать землю, продолжая начатую кем-то до нас копку, сажать субтропические культуры в ямы или обычную картошку в лунки. Пока суть да дело, и урок кончился. Все отправились в класс за портфелями, но прежде завернули к ручью отскоблить обувь от грязи и помыть руки. Когда вернулись в школу, вдруг выяснилось, что кто-то забыл на опытном поле казенные тяпки, а идти за ними, по распоряжению Полины Михайловны, пришлось нам с Таней.
У самого обрыва стояла школьная котельная, возле нее возвышались горы угля: мелкого, который надо просеивать через ржавую сетку старой кровати (она лежала тут же), крупного блестящего антрацита и пористого шлака, уже вытащенного из топки.
– Вот не знала, что за Калиновым, всего лишь за горой, есть пещеры! – воскликнула я и сказала, что мы обязательно должны сходить в эти Воронцовские пещеры:
– А вдруг там, на глубине…
– … живут морлоки, – докончила Таня, хотя я, разумеется, хотела сказать если уж не о драконе, то о сокровищах…
И вдруг из котельной вышел человек, его лицо было черным от вьевшейся в кожу угольной пыли. Мы, не обращая на него внимания, спустились в обрыв, но не успели по противоположному склону подняться к школьному участку, как услыхали за спиной шум торопливых шагов: это был кочегар. Мы совсем и не испугались: мало ли зачем ему надо на опытное поле… Да и школа – вот она, за обрывом и тройным рядом деревьев, совсем близко. Мы даже слышали про этого нового кочегара, которого звали, точно индейца, Татиангукуа. Только я хотела спросить, не приплыл ли он сюда из Северной Америки… как кочегар рявкнул:
– Эй, пионерочки, ну-ка, остановились! Мы с Таней переглянулись: вроде ничего не натворили, может, без сопровождения учителя нельзя ходить на опытный участок…
И тут кочегар, который был в сапожищах и длинном черном пальто, распахнул его: и мы увидели… Он был совершенно голый под этим пальто, даже без трусов… И сказал:
– Эй, пионерочки, а это вы видели?! Что естественно, то не безобразно – учили вас этому?..
Ни я, ни Таня не могли проронить ни слова, мы понимали, что надо бежать: но ноги вросли в землю, будто нас, как «Графиню Воронцову», закопали по самые колена.
И вдруг, откуда ни возьмись, как будто гора его выплюнула, появился Мирон-дурачок, выглядел он в точности так же, как в прошлый раз, только теперь в руках у него была винтовка… И Пугало нацелило свое оружие не на нас с Таней, а на кочегара… Тот быстро запахнулся, даже застегнулся на две пуговицы, и руки поднял:
– Я просто пошутил, Мирончик, я никого не трону, пожалуйста, не стреляй… Ты больной человек, я больной человек… Что с нас взять-то…
– Я просто человек, – сказало наше Пугало, – а ты… ты… – он не находил слов, а потом нашел: – Я не выстрелю на этот раз, но если еще когда-нибудь ты, сучий потрох, подойдешь к детям… я… я тебе башку размозжу.
Кочегар обхватил голову руками и полез по склону обратно в свою тьму. Наше Пугало, Мирон Васильич, просто человек, дождался, пока кочегар исчезнет с глаз, повернул к нам заросшее щетиной лицо и кивнул:
– А я вас узнал, девчонки, хоть вы сегодня без перьев и без лопат…
И тут у меня прорезался голос:
– А мы за лопатами… вернее, за тяпками и пришли. Вы, вы герой просто, Мирон Васильич… Вы… вы нас спасли!
И тут Пугало так же неожиданно, как появился, пропал: он просто растаял в воздухе.
Мы все же сходили за тяпками и отнесли их на место, в сарай за школой, молча отдав завхозу. И мы с Таней Буравлёвой очень долго не говорили про то, что случилось по дороге на опытный участок, как будто этого совсем никогда не было.
Глава 7
…о себе бы радел
и радовал ворона;
волка узнаешь
по волчьим ушам.