Страница 6 из 10
Я рассказал реальному Ларри Бернсу, что мы создали персонажа с его именем и внешностью. Он не особо впечатлился: в Бристоле всем плевать на шоу-бизнес. Но после того, как он умер, я узнал, что настоящий Ларри Бернс скупил всех игрушечных Ларри Бернсов в Америке. Возможно, он создавал армию клонов.
Как многие комики, в юном возрасте я вдохновлялся «Шоу Дика ван Дайка». Но я не хотел стать Диком, симпатичным телевизионным сценаристом, женатым на еще более симпатичной Мэри Тайлер Мур. Я хотел стать Моури Амстердамом, забавным шкетом из сериала, женатым на полной блондинке и постоянном шутившим шутки, но особо не занятым ничем другим.
Всех своих детских целей я успешно достиг.
Кино я тоже любил, особенно фильмы братьев Маркс. То есть ничего необычного. Еще я был фанатом одного из их сценаристов, Эла Босберга, знаменитого «сценарного доктора». Считалось, что Босберг был неспособен написать отличный сценарий, зато гениально доводил до ума чужую работу. Почему-то я сразу знал, кем мне суждено стать: не писателем, а переписывателем. Когда друзья моих родителей спросили, кем я хочу стать, когда вырасту, я так и сказал – сценарным доктором.
«Ой, как это мило, – ответили они. – Он хочет быть доктором, как папочка!»
«Не доктором, дебилы вы сельские. Сценарным доктором!» – буркнул я.
Моя писательская карьера началась в третьем классе. Наша учительница мисс Борверк вдохновила меня на первое стихотворение:
Ладно, это не Эмили Диккинсон, но мне было восемь лет, чего вы хотите вообще!
Каждый раз, когда я приходил из школы, мама спрашивала, что интересного проходили на уроке. Я говорил: «Ничего». Пока она не ответила: «Вы каждый день проходите ничего! Ну-ка, чтобы завтра мне все подробно рассказал!»
Но на следующий день ничего интересного не проходили. Когда мама спросила, как школа, я запаниковал и в отчаянии сказал: «Сегодня в класс зашла собака, а мисс Борверк выкинула ее в окно».
Такой ответ ее удовлетворил. Поэтому на следующий день, когда ничего интересного опять не проходили, я сказал: «Сегодня мисс Борверк кидалась в детей шариками из промокашки».
А на следующий день: «Мисс Борверк перед всем классом сняла трусы».
Я не отдавал себе отчета в том, что мама всему этому верила! Она позвонила директору и сказала: «Ваша учительница мисс Борверк – сумасшедшая».
Когда директор сделал мисс Борверк выговор за трусы, она огрызнулась: «Я не ношу трусов!» В итоге мисс Борверк наорала на директора, директор наорал на мою маму, мама должна была бы наорать на меня. Вместо этого она купила мне коробку карандашей и пачку бумаги и сказала: «Раз уж ты выдумываешь истории, то хотя бы их записывай».
С тех пор я выдумываю истории…
Включая всю эту сагу про мисс Борверк. Такого никогда не было.
Попались!
Следующие три истории про учителей – абсолютная правда, но, видит Бог, лучше бы была неправда.
Один учитель, которому нравилась моя писанина, говорил: «Следуй своей мечте». Через год его арестовали за следование его мечте.
Другой учитель сказал мне: «Будь тем, кем всегда хотел быть». Через шесть лет я встретил его в бостонском салат-баре. Он был моим официантом. Может, именно им он «всегда хотел быть». Но это поднимает интересный философский вопрос: сколько чаевых оставлять человеку, изменившему твою жизнь?
Ответ: 17 процентов.
Наконец, в колледже была такая миссис Дефео, консультант моего факультета, которая кромсала мои студенческие публикации и переписывала все шутки. Это отлично подготовило меня к карьере на телевидении.
Однажды я написал пародию на нашу рубрику «Студент месяца» – героем был очевидно поехавший парень, предлагавший изменить школьные цвета на «черный и темночерный».
Миссис Дефео исправила на «черный и синий». «Не понимаю, как ты упустил такую очевидную шутку!» – сказала она.
«Потому и упустил! – взвыл я. – Потому что это очевидная шутка!» «С таким подходом тебя в юмористы не возьмут».
Каждую ночь я молился Богу, чтобы он наказал миссис Дефео за преступления против юмора.
Через год она выиграла миллион долларов в лотерею.
Бог всегда слышит мои молитвы, но делает прямо противоположное.
Это была обычная районная средняя школа, и я был единственным евреем из полутора тысяч учеников. Тем не менее моя мама говорила: «Ты должен встречаться только с еврейками».
Я ответил: «Мам, под определение подходишь только ты».
Так мы и встречались. Все было неплохо, но ее дети меня ненавидели.
В 1990 году, когда я получил за «Симпсонов» первую «Эмми», я попросил жену сделать фотографию, которую потом отправил в городскую газету Бристоля. Через три дня на ее первой полосе появился мой портрет в смокинге в обнимку с «Эмми». Подпись гласила: «Местный мужчина уверяет, что получил награду».
Вперед, в Гарвард!
Если бы Гарвардский университет вдруг провалился в огромную дыру в земле, я бы подумал: «Бедная огромная дыра в земле!» Я провел в Гарварде четыре года и возненавидел это заведение. И не один я: в 2006 году газета Boston Globe опубликовала рейтинг университетов по параметрам «общественная жизнь» и «интересные занятия». Гарвард занял пятое место… с конца. Потрясающе.
Я с трудом мог представить четыре более скучных института, чем Гарвард. Но потом я увидел рейтинг. Вот эти четыре института:
– Гуантанамский технологический;
– Чернобыльское ПТУ;
– Калифорнийский университет в Алеппо;
– Корнелл.
Преподаватели Гарварда были отстраненными, а предметы – эзотерическими (хотя они и научили меня словам «отстраненный» и «эзотерический»). За четыре года студенчества я научился трем вещам:
1. Как открыть бутылку шампанского.
2. Как сделать бульбулятор из яблока.
3. Как есть все с майонезом (оказывается, он очень вкусный, а у нас в доме его никогда не было).
Поступая в колледж, я знал латынь и арифметику. Через четыре года я забыл и то и другое. Благодаря яблочному бульбулятору.
В Гарварде я старался как-то развлекаться. На первом курсе я стендапил в институтском конкурсе талантов. После шоу судья сказала: «А ты смешной». Так что я на ней женился. Это был последний раз, когда я выступал со стендапом.
Кроме меня в конкурсе талантов был только один комик, парень по имени Пол, который шутил вот так:
ПОЛ: А сейчас выжившие в техасской резне бензопилой сложатся в пирамиду!
ЗРИТЕЛИ: Фу-у-у-у!
После мероприятия я ему сказал: «Пол, комедия – это реально не твое». Он послушал моего совета, занялся драмой и создал популярнейший сериал «Доктор Хаус». Пол с тех пор заработал миллион долларов, а я нет-нет да и стащу пакетик кетчупа из KFC.
Короче говоря, из Гарварда я вынес только две по-настоящему ценные вещи: мою прекрасную жену Дениз и пачку библиотечных книг. И то, и то хранится в спальне.
ЗРИТЕЛИ: Фу-у-у-у!
«Гарвардский пасквилянт»
Почему я вообще поступил в Гарвард? Когда я подал документы, я знал об этом университете две вещи:
1. Там учился Терстон Хауэлл III, бестолковый миллионер из «Острова Гиллигана». (Моим соседом по общаге был Терстон Хауэлл IV.)
2. Там выпускался юмористический журнал «Гарвардский пасквилянт», к которому я хотел иметь отношение.
Тогда, в семидесятые, «Пасквилянт» не был известен как инкубатор талантливых комиков. На самом деле за первые сто лет существования у журнала было всего четыре знаменитых сотрудника: Роберт Бенчли, Джордж Плимптон, Джон Апдайк и Фред Гуинн – чувак, игравший Германа Мюнстра (да, правда!). То есть после «Пасквилянта» прославились забавный парень, скучноватый парень, серьезный парень и Франкенштейн.