Страница 11 из 12
Амирель склонила голову и принялась разглаживать складки на платье, скрывая испуг. Потом неосознанно горделиво вскинула голову и сказала:
— Ваш брат говорил мне о Торрене. Но мне принц показался нехорошим, вернее, недобрым человеком. Хотя я могу и ошибаться.
Граф был в этом с ней солидарен, но постарался донести до нее суровые реалии здешнего мира:
— Среди представителей королевской династии вы добрых людей не найдете, можете и не искать. У них жизнь такая. Им приходится не жить, а выживать. Интриги, покушения, попытки узурпировать власть. Недаром в стране был создан тайный королевский сыск больше трехсот лет назад. Не от хорошей жизни его создал король Леран Второй. На него самого покушались десять раз, и это только по официально зафиксированным в летописях сведениям. А сколько было покушений на самом деле, никто не ведает.
Амирель шокировано вздрогнула и бессильно уронила руки.
— Тогда я тем более не хочу быть королевой. Знать, что в любой момент могут убить или твоего мужа, или твоих детей, или тебя саму — да этого никому не пожелаешь! А почему вы сказали, что меня должен найти именно принц? Какая ему от этого радость? И как это — вернуть меня в семью, да еще королевскую? Кто из них захочет взять жены простолюдинку?
Уставший граф усадил Амирель на стул, и сам сел напротив. Вытянув гудевшие ноги, принялся объяснять:
— Милая Амирель, вы совершенно не понимаете, насколько вы ценная добыча для любого, не только для члена королевской семьи. С вашей помощью самый обычный дворянин, да даже простолюдин, может претендовать на престол.
— Да, я знаю, — уныло кивнула девушка. — По вердикту королевы Лусии я могу попросить камень королевы, и если он меня примет…
Граф решительно ее прервал:
— Да нету этого камня, выдумки все это! А если и был этот загадочный амулет, то он давно утрачен. Или спрятан так, что его никто не найдет, даже сами члены королевской семьи. То, что выдают за амулет королевы, явная подделка. Он вам и не нужен. Вы без всяких там камней управляете животными, лечите смертельные раны и, думаю, можете руководить толпой. Вот если бы на площади вы вместо того, чтобы прятаться от народа за спинами стражников, приказали всем разойтись, вас бы послушались. Разве не так?
— Я не знаю, — растерялась Амирель, припомнив собственные сомнения. — И пробовать не хочу. Толпа безумна, ей невозможно управлять. С одним человеком я еще управлюсь, возможно, и с двумя, но толпы я боюсь.
— И в этом ваша ошибка, — граф с силой шлепнул себя по коленям. — Страх разрушает любое усилие, разве мой брат вам об этом не говорил?
Амирель нехотя кивнула.
— Говорил. Много раз. Но я все равно боюсь. И ничего не могу с собой поделать. Я слишком слабая…
Не выдержав, граф вскочил и раздраженно забегал по маленькой комнатке. Потом остановился перед ней и горячо произнес:
— Хорошо, пусть так. Но, если вы снова попадете в отчаянное положение, вспомните, все в ваших силах. И не бойтесь! Ничего не бойтесь! Твердо помните, вы — законная королева Северстана! Вы, а не кто-то другой! И принцу Торрену очень повезет, если он сумеет привлечь вас на свою сторону. А если не привлечет, ему же хуже.
Амирель не стала возражать, хотя помогать наследному принцу она категорически не хотела. Но граф был слишком взволнован, чтобы рассуждать здраво.
Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Холлт сказал:
— Завтра я поеду в вашу деревню, разузнаю, что смогу, о брате. Надеюсь все-таки, что он жив. Что-то нужно передать вашим родным? Они ведь наверняка о вас беспокоятся?
— Их там уже нет. Они уехали в ночь вместе со мной, куда, не знаю. — Она вспомнила Власта, так подло предавшего и ее, и Томса, считавшего его своим лучшим другом, и всех тех, кто жил рядом. — Обо мне там никому ничего говорить нельзя. Там есть доносчик тайного сыска, он тут же все донесет эмиссару.
— И где их только нет, этих мерзких ищеек! Даже в маленьких глухих деревеньках расплодились! — с досадой выговорил граф и принялся размышлять вслух: — Тогда и мое там появление не останется незамеченным. Это плохо. В тайном королевском сыске не дураки сидят. Если им станет известно, что я приехал за телом брата, сразу возникнет вопрос, откуда я об этом узнал. Они начнут копать и наверняка чего-нибудь да раскопают. Мне лучше ехать инкогнито и взять с собой только пару проверенных людей. И быть крайне осторожным, чтоб не привести за собой соглядатая. — Озабочено добавил уже для Амирель: — После приезда я займусь вашим делом, а пока сидите тихо, не высовывая носа. Надеюсь, вы выполните мое пожелание?
Девушка удивилась подобному вопросу. Разве у нее есть выбор?
— Конечно. Это единственное, что я делаю всю свою жизнь, и надеюсь, это у меня неплохо получается, — это прозвучало с излишней ироничностью, и она смущенно потупилась.
Не обративший внимания на ее интонацию граф, торопливо попрощавшись, ушел, а она пожалела, что не расспросила его поподробнее, как он намеревается заниматься ее делом? Рассказать о ней принцу? И отдать ее ему? Но этого она не хочет! Она хочет быть свободной! Просто никому не подчиняться и ни от кого не зависеть! Почему каждый решает за нее, что для нее лучше?
Или она, как заметила Мелисси, вовсе не знает жизни? И для нее свобода что-то недостижимое? Если придется выбирать между свободой и жизнью, что она выберет? Хотя знает ли она, что такое свобода, ведь она всю свою жизнь прожила в клетке? Может быть, есть что-то еще более ужасное этой несвободы? Но что?
От переживаний заболела голова, жутко испортилось настроение, и она приказала себе не мандражить понапрасну. Умереть она всегда успеет, это дело нехитрое. Нужно жить и наслаждаться жизнью, пока жива.
Вскипятила чайник, налила себе чашку горячего чаю, откусила кусочек воздушного, тающего на языке пирожного, и зажмурилась от восторга. Какая вкуснота! Настроение сразу улучшилось. Вот так она и хочет жить — одна, в тихом уютном домике. И пусть к ней по вечерам приходит хороший добрый друг, рассказывает, что творится вокруг, приносит пирожное, а больше ей ничего не нужно. Только так она будет счастлива.
Глава третья
Граф вернулся из родной деревни Амирель через неделю, поздней ночью. Уставший, печальный и даже немного похудевший. И привез с собой тело своего брата. Холлта-старшего положили в зал для прощаний родового склепа и принялись готовить достойные его высокого статуса похороны.
Граф мучился, виня себя за то, что не успел встретиться с братом при его жизни. Он то и дело приходил в склеп, подолгу смотрел на спокойное лицо мертвеца, что-то настойчиво у него спрашивал, будто тот мог что-то сказать, и уходил, так и не дождавшись ответа.
Амирель тоже тосковала. Она хоть и почувствовала смерть учителя, но не верила в нее до конца. Пока не знала точно, что дроттин умер, надежда в ее сердце жила. Теперь умерла и она. Осознавать, что больше она никогда его не увидит, не услышит из его уст ни хвалу, ни укор, было невероятно больно.
Вечером следующего после приезда дня граф пришел в домик младшего садовника в глубоком трауре. Даже аграф на его поясе был черным. Амирель уже узнала печальную новость от камердинера и ждала его, плача и тоскуя. Она хотела проститься с наставником, но без графа это было невозможно.
Измученный Холлт с печальным видом встал перед ней.
— Вы были правы, Амирель. Брат был мертв. Я нашел его сидящим в кресле в дальней комнате. Сколько времени он там пробыл, я не знаю. К нему никто не заходил, хотя службы в храме не проводились. Почему?
Амирель неуверенно предположила:
— К нему по вечерам приходила служанка, она наверняка видела, что он умер. Но трогать его не решилась. Почему, не знаю. Но ведь это и к лучшему? Если бы его похоронили на деревенском кладбище, вы бы не стали тревожить могилу?
Граф задумался и ответил не сразу.
— Не стал бы, конечно. Это кощунство. И всю жизнь потом сомневался, он это или нет. Так что все к лучшему, вы правы, Амирель. Хотя я надеялся, что он окажется жив. Но не сбылось.