Дурная кровь

– А кому поручили следствие после Тэлбота? – спросил Страйк.

– Был там один, Лоусон. Кен Лоусон, но он полгода потерял, следы остыли – досталось ему не дело, а натуральный бардак… Да и момент она неудачно выбрала, эта Марго Бамборо, – добавил Лэйборн. – Знаешь, что случилось месяц спустя после ее исчезновения?

– Что?

– Исчез лорд Лукан, – ответил Лэйборн. – Попробуй-ка удержать на первых полосах пропавшую докторшу, когда нянюшку члена палаты лордов нашли забитой насмерть, а сам он пустился в бега. Тогда как раз всплыли фотки из клуба «Плейбой» – тебе известно, что Бамборо снималась в костюме зайчика?

– Ну да, – подтвердил Страйк.

– Ей надо было за учебу платить, – продолжал Лэйборн, – но, если верить моему старику, родня ее не хотела полоскать грязное белье. Уперлись рогом, хотя эти фотки определенно могли помочь следствию. Ну, против родни не попрешь, так ведь?

– А как считает твой отец: что на самом деле с ней произошло? – спросил Страйк.

– Ну, если честно, – вздохнул Лэйборн, – он считает, что Тэлбот, скорее всего, был прав: Крид ее похитил. Ничто не предвещало ее бегства: паспорт дома оставила, ни чемодана, ни сумки с собой не взяла, ни даже смены одежды. Работа стабильная, деньги капали, опять же дитя малое.

– В голове не укладывается, – заговорил Страйк. – Здоровая женщина двадцати девяти лет как сквозь землю провалилась на людной улице – и никто ничего не заметил.

– Это верно, – кивнул Лэйборн. – Крид обычно хмельных подбирал. Но с другой-то стороны: вечер был темный, дождливый. Этим он тоже раньше пользовался. Ловко девиц убалтывал, сочувствие к себе вызывал. Две-три сами к нему на квартиру пришли.

– В том районе видели такой же фургон, как у Крида, верно?

– Ага, – подтвердил Лэйборн, – и, если верить моему папаше, никто этот фургон толком не проверил. Тэлбот слышать не желал, что водила мог спешить к себе домой чай пить. Уж казалось бы, чего проще, но нет, не стали заморачиваться. А я вот, к примеру, слышал, что прежний хахаль этой Бамборо поблизости ошивался. Не хочу сказать, что он ее и убил, но, по отцовским рассказам, Тэлбот, когда с этого перца показания снимал, половину времени допытывался, где тот был в ночь нападения на Хелен Уордроп.

– Кого-кого?

– Да проститутки. Которую Крид пытался похитить в семьдесят третьем. Ты же знаешь, он пару раз обломался. Взять хотя бы Пегги Хискетт – эта от него еще в семьдесят первом сбежала, в полицию пришла, словесный портрет составила, да только это не помогло. Крид ей запомнился как чернявый, плотного сложения, но это лишь потому, что он парик носил и в подбитое ватой бабье пальто кутался. А взяли его в конце концов благодаря Мелоди Бауэр. Певичка из ночного клуба, вылитая Дайана Росс. Крид подвалил к ней на автобусной остановке, предложил подвезти, стал в фургон подсаживать, а она ни в какую. Сбежала, примчалась в полицию, дала его точное описание и еще вспомнила, что у него жилье вроде бы в районе Парадиз-парка. Он с годами утратил нюх. Слишком много о себе возомнил.

– Ты, я вижу, в полном курсе, Джордж.

– Видишь ли, какая штука: после ареста Крида отец мой в числе первых к нему в подвал зашел. Так вот, он даже говорить не мог о том, что там творилось, хотя за годы службы всякое повидал: и заказуху, и бандитские разборки… Крид так и не признался в убийстве Бамборо, хотя само по себе это ничего не значит. Этот сучонок много загадок нам подбросил – до самой его смерти не разгадать. Кровопийца, ублюдок. Годами играл в кошки-мышки с родственниками убитых. Намекает, что еще многих женщин прикончил, но подробностей не раскрывает. В начале восьмидесятых какой-то щелкопер брал у него интервью, но с той поры никого больше к нему не допускают. Министерство юстиции запретило. А Криду огласка нужна, чтобы семьи жертв еще помучились. Только эта власть у него и осталась. – Лэйборн допил пиво и посмотрел на часы. – Все силы положу, чтоб помочь тебе это досье раздобыть. Старик мой будет доволен. Это расследование ему всю душу вымотало.

Когда Страйк поднялся к себе в мансарду, ветер уже бушевал вовсю; в оконных рамах дребезжали залитые дождем, плохо подогнанные стекла. Первым делом он тщательно рассортировал чеки, которые для отчетности складывал в отдельный бумажник.

В девять часов, разогрев на одноконфорочной плитке ужин, он вытянулся на кровати и взял с тумбочки подержанную биографию Денниса Крида «Демон Райского парка», которую заказал месяц назад и до сих пор не удосужился открыть. Расстегнув пояс брюк, который перетягивал набитый макаронами живот, Страйк громко и свободно рыгнул, закурил сигарету, откинулся на подушки и открыл книгу на первой странице, где в хронологической последовательности сухо перечислялись этапы долгого пути насильника и убийцы.

1937 Родился в Гринуэлл-Террас, Майл-Энд.

1954 Апрель: поступление на военную службу.

Ноябрь: изнасилование школьницы Викки Хорнчерч, 15 лет.

Приговорен к 2 годам колонии для несовершеннолетних.

1955–1961 Выполнял временные неквалифицированные работы на стройках и в учреждениях. Часто пользовался услугами проституток.

1961 Июль: изнасилование и истязание продавщицы Шейлы Гаскинс, 22 года.

Приговорен к 5 годам лишения свободы с отбыванием срока в тюрьме Пентонвиль.

1968 Апрель: похищение, изнасилование, истязание, убийство школьницы Джеральдины Кристи, 16 лет.

1969 Сентябрь: похищение, изнасилование, истязание, убийство секретарши, матери 1 ребенка Джеки Эйлетт, 29 лет.

В прессе впервые появляется прозвище убийцы: Эссекский Мясник.

1970 Январь: аренда у Вайолет Купер подвала на Ливерпуль-роуд, близ Парадиз-парка.

Принят на работу по доставке заказов из химчистки.

Февраль: похищение буфетчицы, матери 3 детей Веры Кенни, 31 год. Удерживалась в подвале 3 недели. Изнасилование, истязание, убийство.

Ноябрь: похищение агента по недвижимости Норин Стэррок, 28 лет. Удерживалась в подвале 4 недели. Изнасилование, истязание, убийство.

1971 Август: попытка похищения провизора Пегги Хискетт, 34 года.

1972 Сентябрь: похищение безработной Гейл Райтмен, 30 лет. Удерживалась в подвале. Изнасилование, истязание.

1973 Январь: убийство Райтмен.

Декабрь: попытка похищения проститутки, матери 1 ребенка Хелен Уордроп, 32 года.

1974 Сентябрь: похищение парикмахера Сьюзен Майер, 27 лет. Изнасилование, пытки.

1975 Февраль: похищение аспирантки Андреа Хутон, 23 года. Хутон и Майер одновременно удерживались в подвале 4 недели.

Март: убийство Сьюзен.

Апрель: убийство Андреа.

1976 25 января: попытка похищения певицы ночного клуба Мелоди Боуэр, 26 лет.

31 января: арендодательница Вай Хупер опознает Крида по словесному портрету и фотороботу.

2 февраля: арест Крида.

Перелистнув страницу, он пробежал глазами предисловие, где основное место отводилось единственному интервью с матерью Крида Агнес Уэйт.

…В первую очередь она сообщила, что в метрике Крида указана неверная дата рождения. «Там сказано: 20 декабря, так? – уточнила она. – Это неверно. Роды были в ночь на 19 ноября. При регистрации младенца он намеренно исказил дату, так как мы пропустили установленный срок».

«Он» относилось к отчиму Агнес Уильяму Одри, известному всей округе своим буйным нравом…

«Как только я родила, он вырвал младенца у меня из рук и сказал, что сейчас его убьет. Утопит в выгребной яме. Я умоляла этого не делать. Просила сохранить ребенку жизнь. Пока не родила, я сама не знала, чего ему хочу, жизни или смерти, но когда малыша увидишь, к себе прижмешь… а он, Деннис, крепеньким родился, он жить хотел, это заметно было.

Так продолжалось неделю за неделей, сплошные угрозы: Одри грозился его убить. Но соседи уже слышали детский плач и, наверно, слышали, чем грозился [Одри], тоже. Он понял, что уже ничего не скрыть – слишком долго тянул. Вот он и сходил зарегистрировать рождение, но приврал насчет даты, чтобы к нему не докопались, почему так поздно. А кто докажет, что роды были раньше? Да никто из приличных людей. Мне ж ни акушерку не вызывали, ни медсестру – никого».

Крид часто присылал мне более подробные ответы, чем те, для которых у нас оставалось время в ходе личных бесед. Через несколько месяцев я получил от него письмо с ранними подозрениями насчет отцовства; там говорилось следующее.

«Я стал замечать, что из зеркала на меня смотрит мой так называемый дед. Со временем наше сходство делалось все более разительным. У меня были такие же глаза, точно такой же формы уши, землистый цвет лица, длинная шея. У него, конечно, был мощный костяк, более мужественный вид, и отчасти его сильнейшая неприязнь ко мне объяснялась, видимо, тем, что у него вызывали гадливость собственные черты в слабом, девчоночьем воплощении. Он презирал беззащитность».

«Ясное дело, Деннис – от него, – призналась мне Агнес. – Он [Одри] меня оприходовал в тринадцать лет. Из дому меня не выпускали, с мальчиками я не знакомилась. Когда до матери дошло, что я в положении, Одри ей сказал: где-то тишком нагуляла. А что еще он мог сказать? Но мама ему поверила. Или сделала вид».

В шестнадцать с половиной лет Агнес сбежала из многолюдного дома отчима; Деннису не исполнилось и двух лет.

«Хотела я забрать с собой Денниса, но уйти можно было только среди ночи, без лишнего шума. Податься некуда, ни денег, ни работы. Только дружок был, который обещал обо мне позаботиться. Вот я и сбежала».

Своего первенца ей суждено было увидеть еще дважды. Когда до нее дошел слух, что Уильям Одри отбывает девятимесячный срок за умышленное нанесение телесных повреждений, она вернулась к матери в надежде забрать Денниса.

«Я собиралась сказать Берту [первому мужу], что это мой племянник, потому как о моих передрягах он не ведал. Но Деннис меня даже не узнал – так мне показалось, а мама сказала, что уже поздно дергаться: мол, если он мне так нужен, чего ж я его бросила? В общем, ушла я ни с чем».

Последняя личная встреча Агнес с сыном состоялась в тот день, когда она приехала к его школе, дождалась, чтобы на прогулку вывели приготовительный класс, и окликнула Денниса из-за ограды. Хотя тогда ему было всего пять лет, он заверил меня во время нашей второй беседы, что хорошо помнит тот случай.

«Явилась тощая, некрасивая коротышка, расфуфыренная, как шлюха, – рассказывал он. – Она ничем не походила на матерей других ребят. На ней лежала печать вульгарности. Я не хотел, чтобы одноклассники видели меня рядом с нею. Она назвалась моей матерью, а я сказал, что это ложь, хотя в глубине души знал обратное. И убежал».

«Он от меня шарахался, – посетовала Агнес. – После того случая у меня прямо руки опустились. В дом Одри мне путь был заказан. Ну, хотя бы удостоверилась, что Деннис в школу ходит. Что форменный костюмчик на нем опрятный…»

«Я часто гадала: как он, что он? – рассказывала дальше Агнес. – Своя кровинка все же. Детки-то из материнской утробы появляются. Мужику этого не понять. В общем, гадать-то я гадала, но когда Берт получил место в почтовом ведомстве, уехала за ним на север и в Лондон больше не возвращалась, даже на мамины похороны, потому как Одри всем раструбил, что вышвырнет меня пинками».

Когда я сообщил Агнес, что буквально за неделю до приезда к ней в Ромфорд виделся с ее сыном, она задала мне только один вопрос:

«А правду говорят, что он очень умным вырос?»

Я подтвердил, что ума ему, безусловно, не занимать. Это был единственный пункт, по которому сошлись все психиатры. От тюремной администрации я узнал, что он увлекается чтением, особенно трудами по психологии.

«Откуда это у него? Всяко не от меня… Я из газет про него знаю. В новостях его видела, слышала обо всем, что он натворил. Вот ужас-то, просто ужас. Что человека толкает на такое? После суда я опять стала его вспоминать: как лежал он голышом, в сгустках крови, прямо на линолеуме, где я его родила, а отчим мой, стоя над нами, грозился его утопить, и теперь я вам так скажу, – заключила Агнес Уэйт, – напрасно я за него просила».