Страница 7 из 12
– Да, я понимаю… Понимаю, что вам с подругой пришлось пережить…
– Ее зовут Марго, Таечка. Она любит, чтобы ее так называли. Мы с ней теперь видимся в этот день обязательно. Пятнадцатое февраля – это такая традиция незыблемая… Что бы ни произошло, мы должны в этот день увидеться. Это особенный день… Понимаешь?
– Да, Влад, я понимаю. Я все понимаю…
– Вот и хорошо, что понимаешь. Тогда у меня к тебе будет большая просьба… Пятнадцатого я не могу быть дома, слишком много дел на работе, и потому ты уж как-нибудь сама… Сможешь накрыть стол для гостей к вечеру? Марго обычно с мужем приходит, с Филиппом… Может, и детей с собой возьмут, не знаю…
– Да, конечно, я смогу, о чем ты! Не беспокойся, я все сделаю по высшему разряду!
– А высшего разряда как раз и не надо, Таечка. Надо пельмени сделать. Марго любит домашние пельмени… И это тоже что-то вроде традиции, понимаешь?
– Да. Я все поняла, Влад. Я все сделаю.
– Ну вот и умница… Давай, не подведи.
Как она тогда мимо ушей пропустила этот момент про пельмени! Влад же сказал – домашние… Вот она и купила в супермаркете два больших пакета «Домашних»… Ей в голову не пришло, что их надо руками лепить!
В общем, опозорилась и Влада подвела. Откуда она могла тогда знать, что Марго посредством домашних пельменей так самоутверждается? То есть таким образом Влад демонстрирует ей свою память о том дне, свою вечную благодарность…
Если на посторонний взгляд – бред какой-то, на самом деле. Зигмунд Фрейд на пару с Густавом Юнгом курят в сторонке. Подумаешь, пельмени какие-то!
Но это их дело, в конце концов. Дело Маргоши и Влада. Но было еще что-то в тех посиделках пятнадцатого февраля… Слишком уж неуютно она себя чувствовала. Казалось, Маргоша не столько магазинными пельменями недовольна, сколько ей, молодой женой Влада. Хорошо, Влад постарался сгладить неприятную атмосферу веселым непринужденным голосом:
– Маргоша, прости! Будь снисходительна! Это я Таечке неправильно все объяснил! Она исправится, честное слово!
– Да я не сомневаюсь, что ты… Конечно, исправится. Я надеюсь. У нее целый год впереди…
Тая даже глаз поднимать на эту Марго не стала. Сидела, злилась тихо – вот ведь какая фифа, посмотрите-ка на нее! Дались ей эти пельмени, ну глупо же так явно внимания к себе требовать! Вон, и без того стол от деликатесов ломится… Чего капризничать-то? И что это за символ принципиальности – пельмени дурацкие? Изволь, мол, дорогой Влад, сидеть полдня и пельмени для меня лепить ручками? Я так хочу, и все тут? Я твоя подруга-спасительница?
А еще ей было жалко немного Влада. Показалось, будто он перед этой Марго заискивает. Впервые видела его таким… В себе неуверенным. И не знала тогда, что это еще цветочки, что все ягодки, то есть отголоски той давней трагедии, ждут ее впереди…
И вот уже третий февраль ее замужней жизни идет. Сегодня пятнадцатое, сегодня опять нервные посиделки. И опять эти пельмени, черт бы их побрал…
– Ну, что ты задумалась так? – тихо спросил Влад, глянув на нее осторожно. – Не нравится тебе все это, да?
– Что не нравится?
– Да вечер этот с Маргошей… И пельмени лепить не нравится. Я же все вижу, Таечка, не думай, что я такой дундук бесчувственный.
– Нет, ты не дундук. Просто мне иногда кажется, что ты мне что-то не договариваешь, Влад. Не все рассказываешь.
– Что ты имеешь в виду, не понял?
– Ну, про ваши отношения с Маргошей не все рассказываешь…
– С ума сошла! Ревнуешь, что ли?
– Нет, не в том дело. Просто я чувствую в тебе еще какую-то неизжитую боль, о которой ты молчишь. Да, есть чувство вины, есть благодарность, похожая на тяжкий крест оттого, что Маргоша не дает возможности ее отблагодарить, это я все понимаю… Но есть еще что-то, Влад.
– Что?
– Не знаю… Не могу объяснить. Я ж говорю – боль какая-то неизжитая.
– Может, и есть… Но тебе об этом знать не надо. Не потому, что я тебе не доверяю, а просто не надо, и все. Не бери в голову, Таечка. Тебя это никак не касается, поверь.
– Это твоя тайная территория, на которую ты меня пускать не хочешь?
Влад хмыкнул, замолчал, но ненадолго. Вздохнув, проговорил чуть насмешливо:
– А тебе так уж необходимо, чтобы никакой тайной территории не было, да?
– Конечно. У меня же нет от тебя никаких тайн. Вот она я, вся перед тобой как на ладони.
– Это просто свойство твоего возраста, моя милая, только и всего. Когда перешагнешь сорокалетний рубеж, и у тебя появится своя тайная территория, на которую ты никого пускать не захочешь. Это природа человеческая так устроена, понимаешь? Все приходит с возрастом, хочешь ты этого или нет. А вообще… Неправильный у нас какой-то разговор начался, не нравится он мне. Еще надумаешь себе бог знает чего про какие-то там тайны! Нет у меня никаких тайн, и территорий никаких нет, успокойся!
– Да не собираюсь я ничего надумывать… У нас и так все хорошо, правда?
– Конечно, Таечка. Ты чудесная жена, о которой любой мужик может только мечтать. Вот если бы ты еще…
– Ну? Что ты замолчал? Говори. Хотя я знаю, кажется, что ты мне хочешь сказать… Вернее, спросить… Это про ребенка, да?
– Да. Ты знаешь, я очень хочу ребенка.
– Но мы же договаривались, что не будем торопиться… Ты и сам так говорил… Помнишь?
– Да, говорил. А теперь очень хочу.
– Правда?
– Ну конечно! Чего ты на меня смотришь так испуганно?
– Ой, Влад… Я так счастлива сейчас, если б ты знал!
– А раньше что, не была счастлива, да?
– Нет, почему… И раньше тоже… Просто я раньше как-то не до конца верила всему, что со мной произошло… Мне все время казалось, что все может кончиться в одночасье. Что ты придешь однажды домой и скажешь – все, я тебя разлюбил…
– Ничего себе новости! Это что же такое получается? Ты во мне совсем не уверена, да?
– Нет, нет, я уверена! Просто сейчас эта уверенность какую-то силу обрела… Я ведь давно хотела с тобой поговорить… Сказать тебе, как я хочу ребенка…
– Так отчего ж не поговорила?
– Не знаю… Наверное, потому, что эта тема была закрытой… Вернее, не закрытой, а… Необсуждаемой, скорее. То есть ты со мной эту тему не обсуждал, а я боялась даже начать ее обсуждать. Ой, я все не то сейчас говорю, наверное…
– Да все то, Таечка. Все то. Да, моя первая жена была беременной, когда погибла. Ребенок, мой сын, должен был родиться через три месяца. И мне было очень тяжело с этим жить… Знаешь, я очень тебе благодарен, что ты никогда не касалась в разговорах этой темы. Ты очень деликатная, Таечка. Еще мама моя наверняка тебя об этом просила, ведь так?
Тая улыбнулась, пожала плечами. Не знала, что ему ответить. Потому что Нина Аркадьевна действительно провела с ней беседу на эту тему, еще давно… Она до сих пор помнит ее, эту беседу. Почти дословно.
– …Ты прости меня, Таечка, за то, что я тебе сейчас скажу. Надеюсь, ты поймешь меня правильно. А главное – постарайся не обижаться, договорились?
– Хорошо, Нина Аркадьевна… Я постараюсь.
– Вот и умница, девочка. И сразу оговорюсь – ты мне очень нравишься, я ужасно довольна выбором сына. Он любит тебя. Мне кажется, и ты его тоже любишь… Ведь так?
– Да, Нина Аркадьевна, очень люблю! Уже давно люблю… Но я бы никогда ему в этом не призналась, если бы он сам не…
– Да, да, я все понимаю. Думаю, что из вас получится крепкая супружеская пара. Только есть одно маленькое «но», совсем маленькое, если посмотреть на него с пониманием…
– Какое «но», Нина Аркадьевна? Я чего-то про Влада не знаю, да?
– Ну, не смотри на меня так испуганно, не надо! Все вполне решаемо, это вопрос времени всего лишь. Я имею в виду ребенка, Тая. Не надо с этим торопиться, надо выждать какое-то время. Как бы это тебе объяснить правильно, не знаю… Просто Владу надо успокоиться, он еще не пришел в себя, хотя четыре года с тех пор прошло… Четыре года назад жена Влада погибла, будучи беременной. Попала под машину на пешеходном переходе. Видимо, какой-то ненормальный сидел за рулем, не остановился на красный свет. Такое чувство, будто он специально это сделал, а потом скрылся… Его так и не нашли. Хотя какое это уже имеет значение – нашли, не нашли… Две жизни уже не вернешь. Хотя мне и сейчас больно об этом говорить, я так внука ждала, надеялась… И к Танечке, жене Влада, я очень хорошо относилась. У меня все еще сердце болит, когда вспоминаю тот трагический день… Понимаешь меня, Таечка?