Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 13

Шепот восхищения пронесся над залом, как нежнейшая музыка.

Едва Рафаэль и Эмиль сели на мягкий диван, к ним подошла высокая девушка с горделивой осанкой, с чертами лица, волнующими и полными страсти. Глаза с длинными ресницами метали смелое пламя, искры любви. Алый рот призывал к поцелую. Стан у этой девушки был гибкий, будто созданный для восторга. Грудь и плечи пышно развитые, как у красавиц Караччи. Ее сильное тело заставляло предполагать в ней подвижность пантеры, а изящество форм сулило жгучую радость ласки.

Одетая в платье из красного бархата, она небрежно ступала по цветам, уже оброненным ее подругами с их украшенных голов. Гордая своей красотой, гордая, может быть, своими пороками, она выставляла напоказ белую руку, ярко сияющую на алом бархате. Она была королевой.

– Как тебя зовут? – спросил Рафаэль.

– Акелина. У меня было другое имя, – проговорила она после недолгого молчания. – Как Папа Римский берет себе новое имя, так и я, превзойдя всех женщин, взяла и назвалась по-другому. Меня любил благородный человек, – сказала она, и лицо ее помрачнело. – Но гильотина стала моей соперницей. Поэтому я всегда отделываю свой наряд чем-нибудь красным.

– Молчи, Акелина, – воскликнул Эмиль, – у каждой женщины найдется любовник, о котором можно поплакать.

– Ах, гораздо лучше знать, – проговорила другая женщина нежным и мелодичным голосом, – что мой любовник лежит в могиле, чем в постели соперницы.

– Бог с тобой, Ефразия, опомнись, что ты говоришь!

Эта женщина была само очарование, создание прелестное, которое когда-либо палочка феи могла извлечь из волшебного мира. Она подошла неслышными шагами, и друзья увидели изящное личико, тонкую талию, голубые глаза, свежий чистый лоб. Стыдливая наяда, вышедшая из ручья, не так бела и невинна, как была эта молоденькая, на вид шестнадцатилетняя девочка, которой, казалось, неведома любовь. Только в Париже встречаются эти создания с целомудренным взором, но скрывающие в душе глубочайшую развращенность, утонченную порочность.

– Желал бы я знать, думаешь ли ты когда-нибудь о будущем? – сказал Эмиль этому прелестному созданию.

– О будущем? – повторила она, смеясь. – Я не заглядываю вперед, не оборачиваюсь назад. Не достаточно ли большой труд думать о нынешнем дне? А впрочем – мы наше будущее знаем. Это больница.

– Как можешь ты предвидеть больницу и не стараться ее избежать? – воскликнул Рафаэль.

– А что в ней такого страшного? – спросила, нахмурившись, Акелина. – Ведь мы не матери, не жены, старость подарит нам черные чулки, а морщины украсят наши лица. От всех наших прелестей останется только застарелая грязь. И она будет ходить на двух лапах холодная, сырая, гниющая. Какая разница – возиться со своими собачками в огромном доме или разбирать тряпье в богадельне? Подумаешь, велика разница!

– Моя Акелина, – подхватила Ефразия, – я более, чем когда-либо, разделяю твой взгляд на эти вещи. Кашемир, духи, золото, роскошь – все это пристало только молодости. Но я полагаю лучше умереть от наслаждений, чем от болезни. Я не испытываю ни жажды вечности, ни долгой жизни. Дайте мне миллионы, я их растранжирю, ни сантима не отложу на будущий год. Жить, чтобы нравиться и царить, – вот что подсказывает мне каждое биение моего сердца.

– А твои подруги? Как они думают? – спросил Эмиль.

– Мои подруги? Ну это их дело. По-моему, лучше смеяться над их горестями, чем плакать над своими собственными. Пусть попробует мужчина причинить мне малейшую муку!

– Верно, ты много выстрадала, если у тебя такие мысли! – воскликнул Рафаэль.

– Я не буду говорить об этом, – сказала Ефразия, приняв позу, подчеркивавшую всю соблазнительность ее тела, – никто не обманет меня больше ни улыбкой, ни обещаниями. Я хочу, чтобы жизнь моя была сплошным праздником.

– Я хочу, чтобы мной восхищались, я хочу торжествовать над всеми женщинами, даже самыми добродетельными, затмевая их красотой и богатством! – подхватила Акелина.





– Разве не отвратительна женщина, лишенная добродетели? – обратился Эмиль к Рафаэлю.

Ефразия бросила на них насмешливый взор и ответила с неподражаемой иронией:

– Добродетель? Предоставим ее уродам и горбуньям – что им бедняжкам без нее делать?

– А ты не боишься, что когда-нибудь за все это поплатишься? – спросил Эмиль.

– Что ж, – отвечала она, – я поделю мою жизнь на две части: первая – молодость, несомненно, веселая, а вторая – старость, думаю, что печальная – тогда настрадаюсь вволю.

– Страдать? – повторила Акелина, улыбаясь беспомощной растерянной улыбкой. – Ах, вы не знаете, что значит заставлять себя наслаждаться со смертью в душе….

Взглянуть в этот миг на гостиную – значило заранее увидеть нечто невероятное. Голубоватое пламя пунша окрасило лица тех, кто еще мог пить, в адские тона. Бешеные танцы, в которых находила себе выход первобытная сила, вызывали хохот и крики, раздававшиеся как треск ракет. Атмосфера была накалена вином и наслаждением. Любовь, бред, самозабвение были в сердцах и на лицах. Воздух казался насыщен опьяняющими парами.

Там и сям группы влюбленных, сплетенных в объятиях, сливались с белыми мраморными статуями, с благородными шедеврами скульптуры. Оба друга еще сохраняли в мыслях своих и чувствах некую обманчивую ясность, но уже не могли различить, было ли что-то реальное в тех странных фантазиях, которые беспрерывно проходили перед их утомленными глазами.

– А вот, смотрите, пришел Растиньяк! Да, я слышал его имя. Так вот он каков – Растиньяк: красавец, гуляка и богач!

Растиньяк взял Рафаэля под руку, стал расспрашивать о его положении с участием, по-панибратски.

– Тебе надо бывать в свете, – сказал Растиньяк. – Надо, чтобы твое имя стало известным среди этих миллионеров и знаменитостей. Если они одобрят какую-нибудь книгу, она становится модной, они выдают ей патент на гениальность. Если ты не лишен ума, – продолжал Растиньяк, – дитя мое, то фортуна твоей «теории» в твоих руках. Нужно, чтобы она стала известной в свете. Завтра вечером ты увидишь прекрасную графиню Феодору – самую модную женщину.

– Итак, до завтра!

Имя Феодоры звучало в сознании Рафаэля, подобно далекому отголоску. Ночью он не спал. За несколько часов он пережил целую жизнь, полную любви. К счастью, у него сохранился вполне приличный черный фрак и белый жилет. Он купил перчатки, нанял фиакр, – они съели его хлеб за целый месяц.

И вот, наконец, он увидел Феодору. Это была женщина лет двадцати двух. Среднего роста, одетая в белое, с веером из перьев в руке, окруженная мужчинами. Заметив Растиньяка, она приветливо улыбнулась, голос ее был нежен и вместе с тем звучен. Растиньяк принялся рассказывать ей о талантах Рафаэля. Его ловкость и самоуверенность обеспечили его другу теплый прием. Рафаэль встретил в этом салоне ученых, литераторов, министров в отставке, пэров Франции.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.